Крестник Арамиса

Людовик слушал с каменным лицом. Когда господин д’Аламеда умолк, король обратился к господину де ла Рейни:

— Вы всё слышали. Дело это, кажется, в вашем ведении. И мы удивлены, что эта женщина свободно вершит свои подлые дела под носом у французского правосудия.

— Сир, — пробормотал генерал-лейтенант, — злодейка давно была бы в тюрьме, если бы не высокое покровительство…

Людовик сурово прервал его:

— Сударь, любое покровительство ничто перед законом… Мы не хотим знать ее доброжелателей, потому что иначе должны будем выразить им свое весьма немалое недовольство… Мадам де Мовуазен нужно задержать и начать расследование безотлагательно.

Мадам де Ментенон с тревогой смотрела на господина дю Мэна. Он подошел к ней.

— Успокойтесь, — ответил он на немой вопрос, — она ничего не скажет.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В доме на улице Деревянной Шпаги Арманда де Сент-Круа, съежившись, сидела в кресле, погруженная в глубокие думы. С тех пор как она узнала, что герцогиня Бургундская скончалась вместо той, которая должна была погибнуть, тень не сходила с ее лица.

Наступила ночь. Темнота мало-помалу поглотила большую комнату, эту лабораторию смертельных снадобий, и только в слабом лунном свете, едва пробивавшемся сквозь тяжелые портьеры, блестели глаза дочери де Бренвилье.

Вошел Зоппи и поставил лампу на стол.

— Распорядится ли мадам принести ужин? — спросил он.

— Нет-нет, я совсем не хочу есть. У меня, должно быть, лихорадка… Принеси только мой обычный оранжад…

— Сию минуту, мадам.

Маленький человечек вышел. Арманда вскочила.

— Ну, — пробормотала, проведя дрожащей рукой по черным волосам, — ну, начинается…

Итальянец вернулся и поставил около лампы поднос с графином и стаканом. Женщина на три четверти наполнила стакан прохладным напитком, а Зоппи украдкой смотрел на нее и чувствовал, как холодеет его спина. Но Арманда его не замечала, ей было не до Зоппи. В тот момент, когда она поднесла напиток к губам, дверь распахнулась и в комнату вошел человек.

Арманда вскрикнула и поставила стакан на поднос. Пошатнувшись, дрожащими пальцами она ухватилась за стол. В неожиданном посетителе она узнала Элиона де Жюссака.

— Зачем вы пришли сюда, сударь? — спросила Арманда.

— Увы, мадам, — произнес дворянин печально, — должен объявить, что вы обречены. — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Ваше положение безнадежно.

Мертвенно-бледная, со сведенными от ужаса губами, она не отрывала от него глаз. Так Макбет смотрел на призрак Банко, так осужденный ловит каждое движение палача…

— Король все знает, — продолжал крестник Арамиса. — Он знает, с кого нужно спросить за смерть любимой невестки. Приказ отдан. Люди де ла Рейни будут здесь с минуты на минуту, а завтра вы предстанете перед судьями, не ведающими жалости.

— О нет! Ошибаетесь, — сказала Арманда. — Друзья защитят меня…

Барон отрицательно покачал головой.

— Сильно сомневаюсь в этом… Друзья вас покинут из страха скомпрометировать себя… Уверяю, они способны бросить на произвол судьбы человека, в котором больше не нуждаются. И пусть на его голову падут гнев короля и суровость правосудия — те и пальцем не шевельнут.

Арманда молчала. Элион был прав. Она чувствовала, что брошена. Брошена теми, кто, в сущности, довольно туманно говорил о своей поддержке. Она хотела насмешливо улыбнуться, но не смогла. Она только смотрела на Элиона мрачным взглядом побежденного злодея.

Однако, овладев собой, дочь де Бренвилье зашипела, как змея:

— Ну что ж… Понятно… Думаете отомстить?

— Я? Думаю отомстить?!

— Конечно. По крайней мере за ту, которую я хотела, но не смогла погубить… Разве вы не орудие гнева Людовика, не один из членов его полиции, правая рука этого Рейни?.. Дьявольщина! Для меня большая честь: знатный дворянин, дворянин шпаги, и вдруг стал шпиком и явился меня арестовать. Ведь вы пришли меня арестовать, не правда ли?

— Мадам, — сказал барон просто. — Я пришел, чтобы попытаться вас спасти.

— Спасти?

— Выслушайте же! Минуты сочтены. Переоденьтесь мужчиной, как тогда в кабачке «Кувшин и Наковальня». Лошади уже оседланы, для вас и для слуги. Скачите до ближайшей границы!.. И постарайтесь жить честно, если можете…

— Вы не презираете меня? — воскликнула она радостно.

— Я вас жалею.

— И не питаете ко мне ненависти?

— Я слишком часто вспоминаю нашу первую встречу.

— Тогда бежим вместе! — Арманда бросилась ему на шею.

Крестник Арамиса, ошарашенный, резко освободился из ее объятий.

— Отправиться с вами! Силы небесные!.. Как можно мне это предлагать…

— Да-да, едемте вместе!.. Не теряя ни минуты!

— Следовать за вами! Бросить жену!.. Черт возьми! Да вы с ума сошли!

— Но я люблю вас! — воскликнула она в отчаянии.

— Знаю… Вы мне уже говорили… И, наверное, сами в это верите, — мягко ответил барон.

— А вы, вы не верите?

— Положим, верю… Но я полюбил другую… Люблю и буду любить ее всегда.

— Но она, — процедила Арманда сквозь зубы, — не любит, как я. Не любит настолько, чтобы ради вас совершить преступление.

Она снова приблизилась к нему и, умоляюще глядя в его добрые глаза, горячо заговорила:

— Да, признаюсь, я готова была убить… Голова моя полна зловещих планов, как эта комната — смертельных ядов… Но капля нежности может превратить демона в ангела… Элион, ты сотворен не из грязи и желчи, как мы, все остальные; ты великодушный, добрый, мужественный. Будь же и милосердным! Немного любви — прошу как милостыни!.. О, я стану достойна тебя, я откажусь от преступлений, я избегу правосудия, Господь пощадит меня!.. Хочешь, для тебя я преступлю клятву, откажусь от мести, забуду мать и ее палача. Примири меня с Небом, прошу тебя!

Она плакала, и на этот раз слезы ее были искренними. Элион отвернулся, чтобы не видеть их, и молчал, как Эней, неумолимый перед стонами Дидоны.

— Ты согласен, скажи, ты согласен? — твердила она.

— Это невозможно, — ответил барон.

Наконец Арманда совладала с собой.

— Подумайте! — холодно произнесла она. Столько угрозы послышалось в этом слове, что крестник Арамиса, приняв вызов, почувствовал необходимость дать отпор.

— Подумайте тоже, — сказал он сурово, — люди господина де ла Рейни вот-вот будут здесь, и вас выведут из этого дома, чтобы препроводить в Шатле и отдать под трибунал, а затем…

— Затем на Гревской площади, без сомнения, вы с женой посмотрите, как я буду держаться перед эшафотом… — И бросила яростно: — О, если бы эта Вивиана могла меня ненавидеть так, как я ее!

— Вивиана ничего не имеет против вас, мадам, — произнес господин де Жюссак твердо и в то же время нежно. — Это она послала меня сюда, чтобы вырвать заблудшее создание из когтей рока… Мне ведь все известно про букет…

Элион вызывал восхищение своим спокойствием, силой и красотой.

— Вивиана вас простила, — отчетливо произнес он.

Женщина бросилась вперед, пригнув голову, как будто ее хлестнули по лицу.

— Жалость!.. Я вызываю у нее жалость, у этой женщины!.. Черт меня возьми! Дальше уже некуда!

Арманда металась по комнате, как хищник в клетке, она скрежетала зубами и царапала себе ладони. Она задыхалась от ненависти и гнева. Подойдя к столу, Арманда жадно схватила недопитый стакан оранжада и осушила его одним глотком.

Вдруг снаружи послышался шум. Барон подбежал к окну, боясь, что это стрелки де ла Рейни.

Когда барон обернулся, он увидел, что женщина держится за стол, чтобы не упасть. Тревожный взгляд ее замер. Она прислушивалась, но отнюдь не к происходящему за стенами дома, а к тому, что вершилось в ней самой. Вдруг резкая боль пронзила ей сердце. Арманда зашаталась, на висках и щеках ее выступил холодный пот, волосы стали дыбом…

Стакан выскользнул из непослушных пальцев и разбился.

— Ко мне, Зоппи! — позвала она.

Маленький человечек просунул в дверь свою лисью морду. Сморщенный, жалкий, дрожа всем телом, он остановился на пороге комнаты, и Арманде не составило труда разгадать причину его нерешительности и страха.