Страница 21 из 257
Он внезапно распрямился, ощущая в груди болезненный жар. Солнце потускнело, небо сделалось черным. Он шатаясь пошел через дорожку, рот его открывался и закрывался. Он добрел до другой стороны дорожки и упал коленями на сухую землю.
Пополз по мертвой траве, завалился на спину, в животе все переворачивалось, вода стекала по подбородку.
Он лежал в траве, солнце светило ему прямо в лицо, а он смотрел на него, не моргая. Затем он поднял руки и закрыл ладонями глаза.
Муравей пробежал по запястью. Он посмотрел на него непонимающим взглядом. После взял другой рукой и растер между пальцев.
Он сел. Нельзя здесь оставаться. Они уже, возможно, обшаривают парк, их ледяные взгляды обследуют холмы, они затопляют, словно кошмарный прилив, его последний оплот, где старикам позволяется думать, если они еще способны на это.
Он поднялся, неловко заковылял на затекших ногах, направляясь к тропинке, высматривая озеро.
Он повернул вместе с тропинкой и, шатаясь, пошел дальше. Он услышал свистки. Далекий окрик. Они действительно высматривают его. Даже здесь, в общественном парке, где, как ему казалось, можно укрыться. И спокойно отыскать озеро.
Он прошел мимо старой заколоченной карусели. Увидел маленьких деревянных лошадок, застывших в радостном прыжке, замерших в полете, зафиксированных во времени. Зеленые и оранжевые, с тяжелыми плюмажами, все покрыты толстым слоем пыли.
Он добрался до уходящей вниз дорожки и пошел по ней. По обеим сторонам поднимались серые каменные стены. Со всех сторон несся звук сирен. Они узнали, что он не в себе, и вот теперь пришли за ним. Человек не может сбежать. Это против правил.
Он перешел через широкую дорогу и снова пошел по дорожке. Обернувшись, увидел вдалеке бегущих людей. Все они были в черной форме, махали ему на бегу. Он заторопился, ноги его все шаркали и шаркали по бетону.
Он сбежал с дорожки, кинулся вверх по холму, путаясь в траве. Заполз в покрытые багровыми листьями кусты, наблюдая между приступами головокружения, как мимо проносятся люди в униформе полиции контроля.
Потом он поднялся и похромал дальше, глядя прямо перед собой.
Вот наконец переливающееся, приглушенное мерцание озера. Теперь он заторопился, спотыкаясь и оступаясь. Осталось совсем немного. Он ковылял через поле. Воздух казался густым от запаха гниющей травы. Он прорвался через заросли кустов, послышались крики, кто-то выстрелил. Он одеревенело обернулся и увидел, что к нему бегут люди.
Он кинулся в воду, с громким плеском упал на нее грудью. С трудом двинулся вперед, шагая по дну, пока вода не поднялась по грудь, по плечи, по шею. Он все шел, когда она уже заливалась в рот, наполняя горло, давила на тело, увлекая его вниз.
Глаза его были неподвижны и широко раскрыты, когда он мягко уткнулся лицом в озерное дно. Пальцы погрузились в ил, и он замер.
После полиция контроля вытащила его из воды, швырнула в черный грузовик и увезла.
Еще позже механик стянул с него простыню, качая головой при виде спутанных проводов и залитой водой схемы.
— Они портятся, — бормотал он, орудуя щипцами и шилом. — Стареют, начинают считать себя людьми и слоняются по улицам. Жаль, что они не так же надежны, как люди.
Е…
Автомобили остановились, взвизгнув тормозами. Приглушенные проклятия забились в лобовые стекла. Прохожие шарахнулись в стороны — глаза широко распахнуты, рты удивленно растянуты заглавными буквами «О».
Громадная металлическая сфера появилась из ниоткуда прямо посреди перекрестка.
— Что? Что такое? — пробурчал регулировщик, покидая пределы своего бетонного островка.
— Святые небеса! — воскликнула секретарша, с разинутым ртом застывшая у окна третьего этажа. — Что это может быть?
— Выскочил прямо из воздуха! — выкрикнул вдруг какой-то старик. — Прямо из воздуха, клянусь!
Удивленные ахи. Все с колотящимися сердцами подались вперед.
Круглая дверь сферы открылась изнутри.
Наружу выпрыгнул человек. Он с интересом огляделся по сторонам. Внимательно посмотрел на людей. Люди внимательно посмотрели на него.
— В чем дело? — громогласно вступил регулировщик, вынимая бланки протокола. — Нарываетесь на неприятности?
Человек улыбнулся. Люди, стоявшие поближе к нему, услышали, как он сказал:
— Я профессор Роберт Уэйд. Прибыл к вам из тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года.
— Может быть, может быть, — пробормотал полицейский. — Но прежде всего уберите отсюда эту штуковину.
— Но это невозможно, — ответил человек. — Во всяком случае, прямо сейчас.
Полицейский закусил нижнюю губу.
— Невозможно, как же, — с вызовом произнес он и подошел к металлическому шару. Толкнул его. Тот не шелохнулся. Пнул его. И взвыл от боли.
— Прошу вас, — произнес чужак, — Ничего хорошего из этого все равно не получится.
Рассерженный полицейский отодвинул дверь. Заглянул внутрь сферы.
И отшатнулся назад, вопль ужаса слетел с его побледневших губ.
— Что? Что это такое? — выкрикнул он, не веря своим глазам.
— А что случилось? — поинтересовался профессор.
На лице полицейского смешались потрясение и праведный гнев. У него стучали зубы. Он был вне себя.
— Если вы… — начал пришелец.
— Молчать, грязная скотина! — проревел полицейский.
Профессор с испугом отступил на шаг, лицо его вытянулось от изумления.
Полицейский сунул руки внутрь сферы и достал некие предметы.
Началось всеобщее смятение.
Женщины отворачивались с испуганным криком. Взрослые мужчины ахали и смотрели, замерев. Маленькие дети подглядывали исподтишка. Юные девицы падали в обморок.
Полицейский быстро спрятал предметы, завернув в китель. Поднял сверток дрожащей рукой. Потом с силой ударил профессора по плечу.
— Негодяй! — прорычал он. — Свинья!
— Вздернуть его! Вздернуть! — принялась скандировать группа выведенных из себя пожилых дам, колотя по мостовой своими тростями.
— Как не стыдно! — пробормотал священник, заливаясь багровым румянцем.
Профессора потащили по улице. Он возмущался и пытался вырываться. Крики толпы заглушали его голос. Ему грозили зонтиками, тростями, костылями и свернутыми в трубочку журналами.
— Скотина! — орали они, взмахивая жаждущими мести руками. — Наглый развратник!
— Какая мерзость!
Но в дальних закоулках, в венозных барах и бильярдных многие скрывали за злобными масками дикие фантазии. И новость распространилась повсеместно. Сдавленные смешки, гортанные и в высшей степени неприличные, слышались на городских улицах.
Профессора отправили в тюрьму.
Двое из полиции контроля были приставлены сторожить металлический шар. Они отгоняли от него всех любопытных. И кидали горящие взгляды внутрь сферы.
— Лежит прямо перед нами! — снова и снова повторял один из полицейских, взволнованно облизывая губы. — Надо же!
Верховный комиссар Каслмоулд рассматривал неприличные открытки, когда зажужжал видеотелефон.
Его цыплячьи плечики судорожно дернулись, вставные челюсти испуганно щелкнули друг о друга. Он спешно смел открытки в кучку и скинул их в ящик письменного стола.
Бросив последний жадный взгляд на картинки, он задвинул ящик, напустил выражение официальной сосредоточенности на худосочное лицо и передвинул рычажок.
На экране телесвязи появился капитан Рэнкер из полиции контроля, его жирная шея расплывалась над тугим воротничком.
— Господин верховный комиссар, — пропел капитан, все его черты просто сочились подобострастием. — Простите, что беспокою вас, отрывая от размышлений.
— Ладно, ладно, что там у вас? — резко спросил Каслмоулд, нетерпеливо ударяя ладонью по сверкающей поверхности письменного стола.
— У нас заключенный, — сказал капитан. — Утверждает, что путешествует во времени и прибыл из тысяча девятьсот пятьдесят четвертого года.
Капитан виновато скосил на что-то глаза.