Страница 18 из 19
Потом мы сидели, пили чай с маленькими печеньями и болтали.
— Пожрать люблю — ты не представляешь как, — жаловалась Лючия. — А пожрать не могу толком, — она похлопала себя по провалившемуся животу. — Видишь, да? Я седьмая подряд дочь в семье. Папаша поглядел и сказал — пусть таблетки жрет, потом в арт-сопровождение. Хоть бабла зашибет. В арт-сопровождение я даже не совалась. С четырнадцати лет в Церкви, ну, к счастью, у меня от таблеток только кишечник атрофировался, не мозги. Так что благодаря папе у меня почти нет кишок, желудок с наперсток, женские органы — у лягушки и то больше и теплее, — но бабла я таки зашибла. Своих детей у меня нет и не будет, но это не проблема — вон, сестры постарались, аж девять штук племянников и племянниц, один жаднее другого. Я их вижу, только когда им деньги нужны.
Она весело смеялась и курила.
— Церковь так выгодна?
Лючия пожала тонкими плечами:
— За любой сектой стоит бизнес. Всегда. Если секта солидная, со статусом Церкви и легальным положением, — то бизнес идет лучше. Мне на Эвересте один конкурент — лорд Джимми Рассел. Но я себя ловко поставила: он остальных конкурентов выживает. Меня сильно не любит. Знаешь, меня всегда смешили люди, которые серьезно относятся к религии. Нет, не к своей — это их дело, я никому не запрещаю веровать как им надо. К моей. Всем кажется, что я прямо-таки демон, из ада восставший, и младенцев по ночам ем. Да я до сих пор даже ни одного из своих племянников не укусила, хотя достали уже до печенки. Бизнес есть бизнес, я никогда не скрывала, что Церковь — это только прикрытие. Вот этого Джимми понять и не может. Он вообще со странностями. Не, чисто по-женски он мне нравится. И даже эта его эльфийская беспощадность импонирует… Знаешь, что эльфы напрочь лишены жалости, сострадания и совести? Вот так. У них это привнесенное. Они изображают, потому что так положено в обществе.
— Строго говоря, три четверти людей такие же.
— Три четверти, скажешь тоже… девяносто процентов! Эльф знает только задачу. Ноль рефлексии, ноль эмоций. Но при этом Джимми не размажет женщину. Потому что в обществе не поймут. Он сам, наверное, верит, что жалеет меня. А я издеваюсь. Как встречаемся, я его демонстративно соблазнить пытаюсь. Ну то есть не пытаюсь, изображаю. Он теряется. Я неправильная с его точки зрения, но инстинкты-то никуда не делись! Так и живем… Слушай, открой секрет: чем ты купила Сержа Чекконе? Потому что он, между нами, непробиваемый. Мы, главы больших сатанинских церквей, друг дружку все знаем, конечно, встречаемся регулярно, у нас свои конвенты есть… сначала кто-то пытался обозвать их шабашами, обставить по традиции. Толку, как обычно, — все перепились еще до начала и на представление не пришли. Так вот, к чему это я, — Серж не пьет. Вообще. Он единственный из наших, кто не пьет и не курит. Парень замечательный, умный, если на конвенте надерешься, то достаточно уснуть у него под мышкой, чтобы не было эксцессов. И с посторонними Серж не откровенничает. Тут он мне звонит и говорит — приедет Делла Берг, я дал ей твой контакт. И все. Первый раз за ним такое. Я не против, мне вообще эта секретность по барабану, но интересно — чем расколола?
Я налила себе еще чаю. Вспомнила, что у меня в отеле в номере был такой же. Уж не чайный ли у Лючии бизнес?
— А я пригрозила ему, что тогда с ним будет разговаривать Маккинби.
— О! — Лючия распахнула глаза и расхохоталась. — Маккинби — это сильно! А ты откуда его знаешь?
— Я у него работаю.
— Погоди. То есть ты монашка? А чего в цивильном?
— Почему я должна быть монашкой?
— Ну потому что Скотт Маккинби-младший вообще-то монах.
Настала моя очередь смеяться. До меня дошло, чего на самом деле испугался Сержио.
— Да не он. Я на его старшего брата работаю.
— У него еще и брат есть? — искренне удивилась Лючия. — Не, я знаю, что он из серьезной семьи, но… Или брат не родной?
— Родной. И сестра есть.
— Фантастика. Кто бы мог подумать.
— А ты откуда Скотта знаешь?
— Пф. Как откуда я знаю человека, который официально контролирует мою религиозную, блин, деятельность? Хотя его и так все знали бы. Самый молодой доминиканский приор за всю историю ордена. Ну и, как водится, инквизитор. У меня с ним разговор феноменальный состоялся, при знакомстве. Я: Скотт, нет у меня никакой религиозной деятельности, мне крыша для бизнеса нужна была. Скотт: вижу. Интересно, как это он разглядел при первой встрече? Я его еще спросила: Скотт, а ты девственник? Он мне точно так же, бесстрастно — да, конечно. И все. Потом, с год назад, приезжал с проверкой. Прошел по храму, на картину одну показал, говорит — это уберите с глаз долой, призыв к экстремизму. И уехал. Причем, ты знаешь, никто не помнит случая, чтобы Скотт реально применил власть, но все его на каком-то поджилочном уровне боятся.
— И ты?
— А я особенная, что ли? Из наших с ним только Серж бодался. Наверное, с перепугу. Скотт его походя размазал, Серж до сих пор вздрагивает. Причем там ничего серьезного, диспут, кажется, был. Серж с тех пор уверен, что все мелкие неприятности — это происки католиков. Но это он так с воображаемым Скоттом спорит. А брат его кто?
— Тоже инквизитор, только светский.
— Понятно. Это семейное, — обреченно сказала Лючия. — Тоже девственник?
— Да нет, с чего бы.
— Ладно, — Лючия отодвинула чашку и притянула поближе пепельницу. — Так что тебе из-под меня надо?
— Твой прихожанин. Луис Алонсо Нуньес де Вега.
— А! Луисик. Знаю, конечно. Совершенно очаровательный раздолбай. Из богатой семьи, к жизни относится правильно. Знаешь, у нас вообще-то поощряется жажда удовольствий, и Луисик себе ни в чем не отказывает. Но обычно такими людьми брезгуют, а Луисика любят. Он безобидный. С женщинами чертовски галантен. По-моему, перетрахал в Церкви уже всех, кроме меня. Парней тоже. А он такой, ему важны эмоции, а пол — второстепенен. По большому счету, молодой дурак, дураком и останется. Вот его брат — тот башковитый, а Луисик никогда не поумнеет. Притом я что хочу сказать: по-человечески я его где-то даже люблю. Добрый, не жадный, не завистливый. Деньжат подкинуть может.
— Он с кем-то особенно дружит?
— У, — Лючия помрачнела. — Дружит. Меня от этой его дружбы корежит. Нашел себе ханжу с высокими идеалами. Я, в принципе, никого не контролирую — пришел, ушел, снова пришел. Мы свободная организация. Взносы плати — и можешь не появляться. Перестал платить — исключаем. Можем снова включить. Все просто. Никто не делает мировой трагедии из-за такой чепухи, как членство. Да и ритуалы. Кто-то магией увлекается, как Луисик. Кто-то Ницше читает. Кто-то на черную свечу медитирует. В общем, юношеское баловство. Недовольны трое: Джимми Рассел, Серж — ему хочется серьезной философии — и этот новый приятель Луисика. Причем он же вообще атеист, ну какое ему дело до нас? Нет, взялся наставлять Луисика на путь истинный. А меня заело. С чего это я буду терять прихожанина, верно? Ну, навела я справки про этого парнишу. Роберт Зелинский, второй курс математического, профессиональный игрок в карты. Нет, не шулер, по крайней мере, доказательств нет. Но практически не проигрывает. Луисик ему в рот смотрит и каждое слово буквально с языка склевывает. Нет, это нелюбовь. Ну, в сексуальном смысле. Так-то любовь, конечно, самая настоящая. Но без секса. Роберт у нас жутко правильный. На самом деле, как мне шепнули, у него маленький член, поэтому он вообще ни с кем не спит. Короче говоря, одно сплошное уязвленное самолюбие, помноженное на самолюбование. А что случилось-то?
— Луис Алонсо убит.
Лючия побелела.
— Не может быть!
— Посмотри танирские новости.
— Но на Танире-то он что забыл?!
— Это я и хочу спросить у его приятеля.
— Так, — Лючия вскочила, быстренько сбегала в подсобку, стуча деревянными подошвами сабо, вернулась и протянула мне карточку: — Держи. Все, что я собрала на Зелинского. Показания оформлять надо?
— Нет, ты же не свидетель убийства.