Страница 2 из 75
Коснувшись вялой рукой плеча, Анжи нащупала оставленные колдовским вороном царапины. Значит, все было на самом деле.
Из ближайшего дома вышел незнакомец и удивленно посмотрел на лежавшую под порогом гостью. Присев рядом, поинтересовался, что с ней произошло и чем он может помочь. Анжи отвернулась и заплакала. Как ей объяснить, что с ней случилось? Чем он может ей помочь? Никому не понять, что значит потерять целый мир! Оказаться легкомысленно сломанным цветком, оставившим свои корни в родной земле. Ее снова примут за сумасшедшую, будут уверять, что такого царства не существует!
Парень помог ей встать и завел в маленький дом. Напротив двери стояла кровать, и Анжи на непослушных ногах с трудом до нее добралась. Как же хотелось хоть на время забыться!
…Проснулась она на рассвете и обвела взглядом украшенные полотнами стены. В окно сквозь мозаику сочился свет, ласкающий спящего на полу хозяина. Подложив под голову книгу и укрывшись тюками материи, он что-то бормотал во сне.
Анжи села и коснулась пальцами холодных плит. Такое знакомое чувство опустошения! Невыносимая тяжесть смирения…
Проснувшийся хозяин, потягиваясь, столкнул со стола книги, бумаги и стакан с водой. Перепугавшись, подскочил и бросился спасать шелка и чертежи. Вспомнив, что вынудило его спать на полу, резко оглянулся.
— Как ты? – осторожно спросил он.
Анжи ничего не ответила. Что она могла сказать? Что уже мертва?
— Может, ты голодна? – снова поинтересовался хозяин.
Ответа он так и не дождался и больше не решался ее разговорить. Занялся повседневными делами: шил, кроил, порол. Иногда делал наброски, наполняя комнату специфическим запахом красок. Все это время Анжи сидела на краешке жесткого ложа и неустанно думала о царстве короля Фаэтона. Ее не волновало, в какой из миров она угодила. Не все ли равно?
Ее заставила очнуться судорога, пронзившая затекшую ногу. Анжи поспешно поднялась, выждала, пока боль утихнет, и медленно подошла к столу. На нем лежал ее портрет, написанный сангиной. Хм, неприветливый взгляд… девушки? девочки? подростка? Большие, винного цвета глаза, похожие на ромашки зрачки. Темные волосы, отливающие кармином, неровными прядями спадающие на лицо.
А на шее – цепочка с золотой монеткой.
Она дотронулась до ключицы, сжала в кулаке медальон и сорвала его с шеи. Задержавшись у окна, долго смотрела на подернутые осенней ржавчиной деревья. По белым аллеям прогуливались люди; по воздуху плыли качели, носимые четырехкрылыми птицами; по дорогам ездили ажурные повозки-шары, запряженные огромными кошками.
Напротив дома собрались соседи и ели ягоды, собранные с ближних кустов, словно горящих в пламене бордовых листьев. Юноши самодовольно хвастали, девушки – заливисто хохотали.
Анжи сжала кулаки. Почему она не одна из них? Почему не с теми, с кем должна быть сейчас? Почему снова влачит кандалы одиночества?
Она взяла со стола нож, которым хозяин распарывал полотна, и приложила лезвие к руке. Сама не заметила, как из кривых порезов сложилось слово «Плата». Анжи застонала и зажала саднящее запястье. Попытка самоубийства не увенчалась успехом. Она струсила и не смогла прекратить эти муки. А ведь вены были так близко, стоило нарисовать крест и ее бы уже не спасли…
Вернувшийся хозяин, взяв ее за руку, осторожно перевязал порезы. Позже оставил напротив стеклянную розетку с едой. Анжи не притронулась к ней, продолжая пребывать не там и не здесь, а где-то между прошлым и настоящим.
Росток жизни увядал.
Да, она не хотела жить, но молодой хозяин не сдавался. Он хотел ненавязчиво окружить ее заботой и привить любовь к своему миру. Рассказывал о красотах города, старался заинтересовать сказаниями о таинственных местах и необычных обитателях Алмазных гор. Изо дня в день Анжи видела, как он готовит, рисует, шьет при помощи крылатых, лупоглазых ножниц и жужжащих мошек-игл. Но…
Это не твой мир – насмешливо шептало все вокруг.
* * *
Была поздняя осень, когда Анжи начала приходить в себя. Если, неведомо как очутившись в царстве короля, она долго не могла оставить надежду отыскать дорогу домой, то сейчас безропотно приняла неизбежность. Как много изменилось с того злополучного дня! Словно минули годы. Она уже не та спесивая, но наивная девчонка, что зло притопывала каблучком и, уперев кулаки в бока, требовала справедливости. С судьбой не поспоришь. Давно пора это уяснить.
Анжи разложила по полкам книги и собрала в стопки рисунки. На подоконнике нашла свой брелок с починенной хозяином цепочкой. Осторожно взяла дремавшие, одухотворенные ножницы и, собрав волосы, решительно принялась их отрезать. Потом, увидев в руке длинный хвост, растерялась.
— Ты чего опять удумала? – грозно спросил вошедший в дом парень. – Снова решила себя порезать?
— Нет. Хотела отсечь свое прошлое, – пробормотала Анжи, впервые ответив на заданный вопрос. – Говорят, на косах виснут бесы и не дают сгинуть былому. А я должна забыть, стереть все из памяти. Иначе просто не смогу жить в вашем мире.
— А тебе шли длинные волосы. Давай, я подровняю. Кстати, я – Блик.
Анжи опустилась на стул. Блик начал состригать неровные пряди, и вскоре у нее был коротко подстриженный затылок и длинная, хаотичная челка. Парень положил в ларец вырывающиеся, машущие крыльями ножницы и развернул зеркальце, но Анжи даже не взглянула на себя.
* * *
Она несколько раз выходила из дома, почти заинтересованно провожая взглядом путешествующих по воздуху людей, надменных красавиц, разъезжающих в шарах, и горящих в ночное время бабочек. По вечерам по-прежнему собирались люди, разводили костер, пили вино и завораживали округу пением. Анжи в эти часы было особенно тяжело: стальным обручем душила ностальгия. Неосуществимое желание раздирало изнутри. Здесь все было чужим. Она снова одна. А ведь ей с таким трудом досталось то, чем она жила в царстве короля Фаэтона! А может, и нет никакого царства? И не было никогда? Она его выдумала, оно ей приснилось. Как и то, из которого она однажды шагнула в безжизненный край Двух Закатов. Хоть бы это было так!
В один из вечеров, когда во дворе был разгар веселья, к стоявшей на крыльце Анжи подошла невысокая темноволосая девушка.
— Здравствуй, соседка. Как поживаешь?
Анжи в ответ пожала плечами. Как? Да никак. Она по-прежнему мертва.
— Пойдем к нам! Я угощу тебя зернами. Меня зовут Леа, а тебя?
Анжи помотала головой, не желая никуда идти, и опустилась на ступеньку. Леа убежала к остальным, но позже вернулась с чашами, полными белой крупы, посыпанной приправами. Одну чашу она протянула Анжи и, не дожидаясь, пока та ее отвергнет, положила ей на колени. Ходившая за ней по пятам странная птица с массивным клювом, облепленным десятком часто моргающих глаз, устроилась рядом. Вытянув длинный раздвоенный язык, лизнула хозяйку в щеку. За что получила ложкой по плоской голове.
Женщины, кутаясь в наброшенные на плечи платки, запели. Почему же от этого становится так больно? Что за странный отголосок внутри?
— Они всегда поют осенью, чтобы отогнать от урожая злых духов, – пояснила Леа, заметив, что Анжи смотрит в сторону костра. – Почему не ешь?
Эти грустные песни и голоса, давно забытые звуки музыки… были в ее прошлой жизни, которую она никак не могла вспомнить!
— Ты метишь в невесты нашему швецу? – не сладила с любопытством Леа и стукнула ложкой лизнувшую ее в щеку птицу. – Я о Блике! Как зовут-то тебя?
— Анжи.
— Что? – подалась вперед Леа, не расслышав ее из-за хора голосов.
— Меня зовут Анжи, – повторила она и укутала накидкой колени.
— Анжи… – нахмурилась Леа и, заметив тянущийся к ней язык, отогнала от себя назойливую птицу. – Я уже слышала это имя. А-а, ну точно! Так звали волшебную птичку из старого сказания. А я думала, что ты чужеземка.
Анжи разглядывала освещенные солнцем улыбающиеся лица и ненавидела бурлящую в них радость, окрыляющую надежду. Ничего этого в ней самой не осталось. Она и правда умерла, но разве могла представить, что быть мертвой так тяжело?