Душеприказчик

А эта девушка смотрела прямо на нас, улыбаясь во весь рот, а потом сказала:

– Здравствуйте. Меня зовут Аня.

У нее милый акцент. Она не тянет слова, а произносит их разом, быстро и не очень отчетливо. Да, она не наша. У нее даже волосы уложены не так, как это делают аррантки. Мои землячки очень любят изощряться над прической, и все это от избытка свободного времени и изобилия технологий в области парикмахерского искусства. До чего только не дошли наши стригали! В ход идут броши со встроенными генераторами силовых полей, чтобы закреплять прическу получше всяких гелей; программируемые коллоидные газы с перестроенной молекулярной структурой, чтобы прическа сама могла меняться в зависимости от времени суток и погоды; хитрые аллювиально-хроматические красители, меняющие цвет… да мало ли чего еще!

А у этой девушки светло-пепельные волосы были свободно распущены по плечам, волнистая прядь небрежно и так мило падала на лоб, раскручиваясь, как пружинка. Светло-голубое платье оставляло открытыми плечи, и по смуглой золотистой коже гуляли мягкие отблески от ламп под потолком. Глаза словно подсвечены изнутри лукавым зеленоватым огоньком, как воды прохладной лагуны в щедрый жаркий полдень. Большой влажный рот, капризные утолки губ… платье приталено и узко в бедрах, и когда она подалась вперед, у меня перехватило дыхание. Ух ты!.. Решительно, это путешествие может оказаться не таким уж и мерзким, как я себе мыслил изначально. Если у них на Зиймалле все девчонки такие, то, быть может, не так уж и ужасно будет отлучение от Аррантидо и Плывущих?.. А я-то представил себе загаженную дикую планету, населенную тупыми и злобными дикарями, которые давно бы уничтожили друг друга своими дурацкими ядерными бомбами, не разверни мы миссию Избавления.

– Аня, – повторила девушка и улыбнулась. Кажется, мне.

– Аннья? – переспросил Эрккин. Даже этот горелый и травленный кислотой каторжный пень расшевелился при виде такой прелести. – У вас какое-то такое имя… не местное. Вы что… оттуда?

– То есть? – Она улыбнулась и присела на диван. – Откуда – оттуда?

– Ну… с Зиймалля?

– А вам что, приходилось уже у нас бывать?

– «У нас»? – вмешался я. – Значит, вы с Зиймалля. Понятно. Летите домой? А как же с декретами о запрещении посещения Аррантидо тамошними жителями? Я думал, что Аррантило-дес-Лини закрыт для аборигенов с территорий Избавления…

– Так нет же, – вмешался тип в странном одеянии, который появился в каюте перед Аней. – Два года назад была принята поправка к декрету, который вы только что упомянули. Земляне, которые получили регистрацию второго уровня в ОАЗИСах Избавленных территорий, могут пользоваться услугами пассажирских гипертоннелей. Эта поправка к декрету. – важно продолжал человек в дурацкой одежде, – была принята по личной инициативе самого главы Совета Эмиссаров. Предвечного ллерда Вейтарволда! (Я вздрогнул, когда он упомянул моего родителя, и надо же – едва ли не в самой первой своей фразе!) Правда, на военные звездолеты Звездного флота по-прежнему допускаются только арранты и те из гвеллей. что прошли регистрацию в одном из Плывущих городов Аррантидо. Вот вас пустили бы на корабль Звездного флота. – кивнул он Гендалю Эрккину, быстро касаясь взглядом правого уха Пса, где значились отметины о трех отбытых наказаниях. – Правда, не в легитимном качестве. Ладно, я вижу, этот поворот разговора вам не очень приятен. Меня зовут Рэмом Класус. Будем знакомы.

– Эрккин, гвелль, – буркнул Пес, и по его лбу прокатились тяжелые кожные складки, в которых нашел бы свою гибель самый крупный и свирепый буррит.

У Класуса едва заметно дрогнули губы, а я сказал:

– Мы с вами тезки. Меня зовут Рэмон Ррай, и я…

Тьфу! С языка чуть было не сорвалось то, о чем мне строго-настрого запретил говорить отец. Я опять едва не назвал его имя и оборвал себя на полуслове. Наверное, у меня стало чрезвычайно смущенное лицо, потому что по лицу Класуса промелькнула тень, а Эрккин откровенно покосился и, дернув своей щекой, подтолкнул меня локтем в бок.

Уф, как бревном пихнули! Локоть у него просто каменный.

– Ну вот и познакомились, – сказала Аня. – Очень рада. Все-таки нам с вами трое суток вместе лететь.

– Двое, а то и чуть меньше, – поправил я.

Класус живо вскинул голову и проговорил:

– Вы, значит, на Землю в первый раз? Там сутки меньше наших, и Аня пересчитывает время так, как это принято у них. А вы долго были у нас на Аррантидо?

Он держится с ней очень по-свойски, запросто. Обычно мои милейшие соотечественники говорят с жителями и о жителях территорий Избавления, и об обитателях Зиймалля в том числе, в эдаких снисходительных тонах, с модной ноткой сочувствующего презрения. А этот занимательный Рэмон Класус… У него другой подход. И вообще. Насколько я понимаю, он одет именно так, как принято в подобный сезон одеваться у жителей Зиймалля. Приготовился заранее. И с аборигенкой… гм… то есть с представительницей тамошнего коренного населения, говорит весьма уважительно. Может, просто понравилась? Конечно, как может не нравиться девушка с такой непривычной, свежей внешностью, с такими доверчивыми глазами, которые сами по себе, даже без этой точеной фигуры, способны вызвать взрыв первородных инстинктов?.. Ох, Рэмон, Рэмон, наделаешь ты дел, подумал я и тотчас же поймал себя на ощущении, что говорю и думаю вовсе не о Класусе, а о себе. Да, пожалуй, все-таки о себе.

Я поймал ее быстрый взгляд и вдруг почувствовал подспудную неловкость перед ней, что путешествую в обществе такой образины, как Гендаль Эрккин. С особенной отчетливостью, до болезненности чувствительно воспринимались его квадратные плечи, напоминающие утес, его тяжелая физиономия, изуродованная кислотным ожогом, и черные бусины глаз, глубоко засевшие в темных глазницах. И ведь он приставлен ко мне, чтобы блюсти мою мораль и не допускать, чтобы я безобразничал в пути и там, на далекой родине вот этой чудной девушки. Папаша нашел достойного наставника!..

Между тем мой тезка, Рэмон Класус, любезно улыбался и, чуть склонившись к Ане, говорил ей спокойным, солидным, этаким упитанным голосом:

– Вы знаете, я неоднократно бывал на вашей родине и, честно говоря, не могу понять, почему иные мои соотечественники позволяют себе уничижительно высказываться о вашей планете. Мне приходилось видеть планеты куда более отвратительные… Населенные непонятно кем… мыслящее желе, мокрицы какие-то, разные вонючки… Лично я нахожу, что Зиймалль – чрезвычайно своеобразная и очень уютная, красивая планета. И жители ее удивительно похожи на аррантов…

Меня, кажется, перекосило, утлы рта пошли книзу.

– …а еще больше на гвеллей! – закончил фразу Класус, заметив мою гримасу. – Вот милая зиймалльская девушка не даст соврать. Правда, ее соотечественники иногда позволяют себе небрежное отношение к родной природе…

– Иногда? – отозвалась Аня. – Ничего себе иногда! У нас ни Земле свинячат везде, где только можно! А где нельзя – тем более! Правда, в последнее время стало получше, но это только тех областей касается, которые близко к вашим ОАЗИСам расположены. А на остальных творится черт знает что!

Где-то далеко, за пределами звездолета, раздался протяжный звук, похожий на шипение газированного напитка. Я проговорил:

– Скоро взлет. Запускают стартеры вспомогательной системы… э-э-э… кажется, так. Насколько я помню.

– Да, скоро, – согласился Рэмон Класус и окинул меня спокойным снисходительным взглядом, как будто сделал одолжение. – Через десять минут, если применяться ко времени с земными единицами измерения.

И весь он был такой важный, неторопливо-снисходительный, с бархатными глазами и роскошной, чисто аррантской жестикуляцией, что мне – неизвестно отчего – захотелось немедленно ему врезать. Желательно ногой. Или подручным средством, это еще лучше. И – чтоб оно было потяжелее, что ли. Инстинктивная неприязнь проросла во мне, прежде, чем я успел как следует разглядеть своего тезку и соседа и уяснить, кто он, собственно, такой и зачем так вырядился (верно, с зиймалльским колоритом). Я открыл рот, чтобы высказаться, но у негo оказалась звериная интуиция: Класус тотчас же улыбнулся, демонстрируя все зубы, и отозвался: