Клинок судьбы

Оно влезло по столбику и замерло над спящим человеком, и тут только Кейн бросился вперед, громко крича, чтобы предупредить Редли. Тот сейчас же проснулся и посмотрел вверх. Глаза его выкатились от ужаса, изо рта вырвался отчаянный вопль. В тот же миг паукообразная тварь шлепнулась вниз, прямехонько ему на шею. Кейн уже подлетел к постели, но толстые лапки успели сомкнуться, и он услышал, как хрустнули у Редли шейные позвонки. Мужчина обмяк и остался лежать неподвижно, с головой, неестественно повернутой на сломанной шее. Паук расплел лапки, свалился на простыню и тоже безжизненно замер.

Кейн склонился над жуткими останками… Он не мог поверить тому, что видели его собственные глаза. Ибо существо, сумевшее разомкнуть ставни, проползти по полу и убить Джона Редли прямо в постели, было не чем иным, как… человеческой рукой!

Теперь она валялась безжизненная, обмякшая. Очень осторожно Кейн насадил ее на кончик рапиры и поднял, чтобы рассмотреть поближе. Рука, несомненно, принадлежала порядочному здоровяку: широкая, мясистая, с толстыми пальцами и почти сплошь заросшая волосами, точно обезьянья лапа. Она была отрублена у запястья и вся перемазана запекшейся кровью. На указательном пальце виднелось узкое серебряное колечко. Форма украшения показалась Кейну достаточно необычной: колечко было сделано в виде свернувшейся змеи.

Кейн все еще рассматривал свою устрашающую находку, когда вбежал кабатчик, облаченный в ночную рубаху. В одной руке он держал свечу, в другой — короткоствольную фузею с раструбом.

— Это еще что такое?.. — ахнул он, увидев труп на кровати. Потом он заметил то, что Кейн держал на кончике рапиры, и вся краска сползла с его лица.

Он приблизился, словно бы влекомый необоримой тягой, и глаза у него вышли из орбит. Наконец он подался назад — и буквально рухнул на стул. Он был до того бледен, что Кейн решил уже — сейчас потеряет сознание.

— Во имя Бога живого, сударь!.. — прошептал кабатчик, еле дыша. — Нельзя допустить, чтобы эта штука опять как-нибудь ожила!.. Там внизу, в пивной, сэр, в камине горит огонь…

Было еще утро, когда Кейн явился в Торкертаун. Уже на окраине городка ему попался словоохотливый юнец, окликнувший его:

— Добрый день, сэр! Без сомнения, вы, как и все добрые люди, рады будете услышать, что Роджер Симеон, черный колдун, был повешен нынче на рассвете. Только-только солнце взошло, а его — хлоп! — и повесили.

Кейн хмуро спросил:

— Надеюсь, он принял смерть мужественно?

— О да, сэр! Нисколечко не дрогнул! Только все равно странное вышло дело. Видите ли, сэр, он пропутешествовал к виселице всего с одной рукой вместо двух!

— Каким образом? — спросил пуританин.

— Да вот прошлой ночью, когда он сидел в кутузке — ну до чего, говорят, был похож на большущего черного паука!.. — так вот, когда он там сидел, он подозвал стражников и попросил исполнить свое последнее желание. И знаете какое? Представляете — попросил отсечь себе правую руку! Солдат, ясное дело, поначалу не захотел ее отсекать, но потом забоялся, как бы Роджер его не проклял, ну и оттяпал ему правую руку возле запястья. И что вы думаете? Симеон, не колеблясь, хватает ее левой рукой да ка-ак запулит отрубленную кисть через зарешеченное окошко наружу, притом бормоча всякую безбожную волшебную ахинею! У стражников, сударь мой, от страха кишки узлом завязались, только Роджер им сказал: не бойтесь, ребята, вас не трону, у меня, мол, дельце осталось только с Джоном Редли, который предал меня.

Сказав так, добрый сэр, он перетянул обрубок руки, чтобы не текла кровь, и остаток ночи просидел точно в трансе. Только бормотал что-то время от времени, ну, знаете, как бывает, когда человек забудется и сам с собой разговаривает. Сидит, понимаете ли, и все бубнит: «Вправо, вправо!» А потом шепчет: «Левее, левее!» И еще: «Вперед, скорее вперед!..»

Да, сударь, жуть слушать его было, говорят. И смотреть, как он там сидит, скорчившись и прижимая окровавленный обрубок руки! А когда стало светать, за ним пришли и повели его вешать. И когда ему уже надевали петлю на шею, он вдруг весь страшно напрягся, а мускулы на правой руке, ну на той, где не хватало кисти, прямо вздулись, как будто он кому-то шею ломал!

Стражники, конечно, бросились к нему, но тут он и сам успокоился. И начал хохотать, да так громко и страшно! Только петля оборвала его смех, и он замолчал и повис, черный и неподвижный, и рассветное солнце смотрело на него своим красным глазом! Вот так, добрый сэр!

Соломон Кейн молча слушал его, вспоминая нечеловеческий ужас, исказивший черты Джона Редли в миг пробуждения, оказавшийся для него последним мгновением жизни. Рок настиг его. Туманная картина поднялась перед умственным оком пуританина: отрубленная волосатая кисть, цепляясь пальцами, ползет, точно слепой черный паук, по ночному темному лесу, потом вверх по стене. Возится с оконными ставнями, влезает на подоконник… Дальше кончалось нарисованное воображением и начинались доподлинные воспоминания, и вспоминать то мрачное и кровавое, что случилось потом, у Кейна не было ни малейшей охоты. Какое пламя ненависти, должно быть, пылало в сердце обреченного колдуна! И какой недоброй силой он обладал, если уж сумел отправить в дорогу собственную отсеченную руку и заставил ее исполнить задуманное! Какая воля, помноженная на магию пылающего рассудка, вела ее к цели!..

И все-таки, желая окончательно удостовериться, Соломон поинтересовался:

— А что, его отсеченную руку так и не отыскали?

— Нет, добрый сэр. Люди нашли место, куда она свалилась, когда вылетела из тюремного окошка. Только там ее уже не было, а в сторону леса тянулся кровавый след. Волк, конечно. Унюхал, цап! — и унес.

— Да, — сказал Соломон Кейн. — Конечно. И руки у этого Роджера Симеона, верно, были большущие и волосатые? И небось, колечко на указательном пальце носил?..

— Точно, сэр! Как есть носил, на правой руке. Серебряное такое колечко в виде свернувшейся змейки…

Багровые тени

Глава 1

ПРИХОД СОЛОМОНА

Лунный свет мерцал и переливался, и между окутанными тьмою деревьями плавал обманчивый серебристый туман. В воздухе попахивало дымом. Слабый ветерок еле слышно шептал, гуляя по долине. Он словно бы нес с собой некую тень, только эта тень происходила вовсе не от причудливой игры лунного света.

Человек шел широким, размашистым шагом. Он особо не спешил, но и угнаться за ним было бы нелегко. Много миль отшагал он, отправившись в путь еще на рассвете… Неожиданно человек остановился. Слабое шевеление между деревьями бросилось ему в глаза. Он беззвучно отступил в темноту, между тем как рука его опустилась на рукоять длинной, гибкой рапиры.

Настороженно двинулся он в ту сторону, где заметил движение. Он напрягал зрение, всматриваясь в темноту под деревьями. Край здесь был диковатый и небезопасный; то, что таилось впереди, вполне могло нести для неосторожного путешественника смерть. Однако потом человек убрал ладонь с эфеса и наклонился, всматриваясь. Перед ним действительно была смерть. Но не в том облике, который мог бы его напугать.

— Пламя Гадеса!.. — пробормотал он. — Девушка!.. Кто это тебя так, дитя мое? Не бойся, я не причиню тебе зла.

Девушка смотрела на него снизу вверх. Бледное личико в темноте напоминало вянущую белую розу.

— Кто… ты… такой? — с трудом выдохнула она.

— Безземельный скиталец, — прозвучало в ответ. — Друг всем попавшим в беду.

Странно было слышать, как мягко и ласково разговаривает грозный с виду мужчина. Девушка попыталась приподняться на локте. Мужчина немедленно опустился рядом с ней на колени, бережно приподнял беспомощное тело, устроил голову девушки у себя на плече. Он коснулся рукой ее груди, и на ладони остался кровавый след.

— Скажи, кто?..

Он говорил с ней тихо и нежно, точно с испуганным ребенком.

— Ле Лу… Волк! — быстро слабеющим голосом прошептала она. — Он… и его люди… ворвались в нашу деревню… там, в долине, в миле отсюда… Они грабили… убивали и жгли…