Страница 130 из 134
Но популяризаторский рассказ о науке — не путь научной фантастики, которая должна оставаться художественной литературой, как бы близко ни подходила она к научно-популярным произведениям и какими бы фантастичными ни казались смелые предположения ученых, вроде высказывания астрофизика И. С. Шкловского о природе спутников Марса. Подобные высказывания «фантазирующих ученых» всегда будут увлекать миллионы людей, возбуждать самый горячий интерес и питать научную фантастику.
Успех научной популяризации лишь подчеркивает, что прошло время, когда для пропаганды научных знаний приходилось снабжать их путешественнической, приключенческой или детективной декорацией. Теперь в сумме накопленных знаний и своей действенности наука интересна сама по себе. Роль научной фантастики для популяризации почти сошла на нет, а сочетания авантюрного рассказа с популяризацией науки, что прежде называлось научно-приключенческой литературой (и в которой я тоже пробовал писать прежде), — уже отжило, не успев расцвести. Не популяризация, а социально-психологическая действенность науки в жизни и психике людей — вот сущность научной фантастики настоящего времени.
По мере все большего распространения знаний и вторжения науки в жизнь общества все сильнее будет становиться их роль в любом виде литературы. Тогда научная фантастика действительно умрет, возродясь в едином потоке большой литературы, как одна из ее разновидностей (даже не слишком четко отграничиваемая), но не как особый жанр.
НАУКА И ФАНТАСТИКА
В мире становится все больше людей, так или иначе связанных с наукой, поскольку научные исследования теперь стали частью производительных сил общества, и это их значение увеличивается буквально с каждым днем.
Именно это последнее обстоятельство обусловливает успех научной фантастики у читателей. Гигантский спрос на произведения этого жанра усиливается в нашей стране еще тем, что советские люди не представляют себе будущего, построенного не на научной основе. Появление сильных в художественном и социально-философском отношении фантастических книг — это новый вид беллетристики, властно вторгающийся в ее главный поток.
Между тем когда заходит разговор о научной фантастике вообще, включая вопрос о границах фантазии и ее научной достоверности, выявляется, на мой взгляд, отсутствие глубокого понимания жанра.
Иное дело, как отмечалось в недавних выступлениях ученых на страницах «Литературной газеты», когда писатель А. Казанцев в своем произведении «Внуки Марса» решается доказывать свою несостоятельную «гипотезу» якобы научными доводами. Здесь его фиаско было закономерно. Нет никакой научной почвы для постановки такого «вопроса», и для ученых так называемая «гипотеза» Казанцева даже не подлежит обсуждению.
Вместе с тем скажем заранее, что «научный контроль» над этим жанром иногда практически невозможен. Бурное развитие науки открывает все новые, казалось бы, невозможные и невероятные явления. В частности, это нам доказывает современная физика. Время непререкаемых суждений XIX века для многих естественных наук, тем более техники, прошло, а ведь именно эти отрасли знания составляют базу большинства научно-фантастических произведений.
Если существо обсуждения научной фантастики сводится к проблеме «научность — ненаучность», то это означает, что ясного представления о жанре вообще не существует.
Действительно, в этом главная беда всех дискуссий. Дело в том, что писатели и критики до сих пор никак не могут принять научную фантастику всерьез.
До сих пор в нашей стране нет ни одного журнала, посвященного научной фантастике! Нет, по сути дела, литературоведов, критиков — исследователей жанра. Нет коллектива авторов, объединенного вокруг постоянного литературного органа, способствующего притоку новых сил и повышению качества произведений.
Пора бы понять, что развитие научной фантастики во всем мире отражает реальную потребность людей, в бытие которых все больше входит наука. Повсюду рушатся обветшалые религиозно-мистические и метафизические представления о природе и обществе, и этот процесс неотвратимо захватывает глубины сознания народов.
Наука становится высшим судьей не только в вопросах техники и экономики, но и общественной жизни, особенно с распространением научного коммунизма — марксистско-ленинских исследований о закономерностях развития общества.
При огромном значении, которое приобретает наука в жизни каждого человека, люди ищут в литературе возможность научно разобраться в окружающем мире.
Между первой и второй половинами нашего века пролегла грань, которую писатели-фантасты еще не успели по-настоящему осмыслить.
На Западе растлевающее влияние буржуазной идеологии породило множество пессимистических произведений. Мало того, оно послужило причиной разрыва части писателей с жизнью, уходу в абстракционизм, экзистенциализм и сюрреализм.
Не мудрено, что множество читателей на Западе все чаще обращается к научной фантастике, ища в ней если не ответ на важнейшие жизненные вопросы, то хотя бы прогноз на будущее.
Наше дело — превратить советскую научную фантастику в оружие борьбы за коммунизм и за распространение коммунистических идей во всем мире путем повышения художественности и идейности произведений.
Центральными вопросами дискуссий о жанре надо ставить не вопросы лимитирования писательской фантазии, а то, чему она служит и как фантазия претворена в произведении.
Фантастические описания атомных войн и ужасных средств истребления могут служить для предупреждения человечества и активизации борьбы за всеобщее разоружение и установление мира на земле, но могут стать литературой пессимизма и безнадежности. Приключения на других планетах могут поднять человека на подвиги труда и знания, «чтоб сказку сделать былью», но нередко зовут умчаться в мечтах прочь с неустроенной и плохо живущей Земли.
Очевидно, что произведение научно-фантастической литературы нисколько не меньше, чем всякое другое, нуждается в правильной идейно-социологической ориентации. И это гораздо важнее, чем рассуждения о лимитах фантазирования.
В обсуждениях художественного мастерства научной фантастики пора перестать кивать на безусловно высокие образцы иных жанров. Ясно, что законы мастерства в жанре фантастики должны быть иными, чем в других жанрах художественной литературы. Когда Чехов писал — «стакан», то больше ему никаких пояснений не требовалось. Если же писатель научно-фантастического жанра упоминает, скажем, об эффекте Доплера, ему пока еще требуется объяснить, что это такое — без этого научная фантастика не будет народной литературой. Критики жанра должны обсуждать его по существу, а не высокомерно сравнивать с теми образцами литературы, которые создаются по иным законам.
Пора перестать смешивать научную фантастику с общеприключенческой литературой. Наличие острого сюжета само по себе еще не объединяет научную фантастику с приключенческим жанром и в той же степени может быть свойственно любому другому роду литературы.
Советская научная фантастика, находясь (смею это утверждать) в положении падчерицы нашей литературы, не печатается в «толстых» журналах, не изучается критикой. Тем не менее она завоевала огромный интерес у миллионов наших читателей и читателей братских стран. Более того, переведенная на многие языки, наша фантастика вступила в прямое соревнование с очень разнообразной, широчайше издаваемой фантастикой капиталистических стран и сумела привлечь к себе интерес множества зарубежных читателей, находящих в ней более правильные и привлекательные образы будущего нашей планеты.
Знают ли все это наши литературоведы и литературные критики? Мне кажется, что нет, иначе как объяснить то положение, в котором до сих пор находится этот очень важный жанр литературы.
КОСМОС И ПАЛЕОНТОЛОГИЯ
На заре космической эры, в эпоху бурного и пока еще не организованного развития науки и многие ее отрасли подвергаются переоценке. Не избежала общей участи и палеонтология. С первого взгляда трудно уловить связь между дисциплиной, изучающей извлеченные из земных недр остатки жизни давно прошедших времен, и познающими бездны космоса науками небе.