Волтерьянец

— Конечно, — прошептал Зубов.

— В таком случае нужно передать ей, что она требует от меня невозможного, я ни за что не подпишу таких условий.

Зубов совсем растерялся. Он чувствовал, что почва под ним начинает колебаться, и тщетно искал, за что ухватиться. Ему все казалось легко, он был так уверен в своем уме, в своей ловкости, он был так избалован своими ничего не стоящими ему успехами, что еще за минуту, несмотря даже на невольное беспокойство и какое-то предчувствие, сжимавшее его сердце, никак не предполагал возможности такого поражения. Со свойственной ему самонадеянностью он постоянно уверял императрицу, что все обойдется, чтобы только она на него положилась… В эти последние дни, после официального предложения, когда императрица сказала ему, что обещание, данное королем, во всяком случае, нужно оформить и включить в брачный контракт, — он ответил ей:

— Конечно, мы это сделаем!

Он даже ни минуты не задумался о том, что об этих статьях контракта, во всяком случае, надо обстоятельно и вовремя договориться с королем. Когда Морков принес ему составленный им проект статей и, прочтя их, заметил:

— А вдруг король, который, кажется, очень упрям и самолюбив, выставит новые затруднения в последнюю минуту?

Зубов горделиво поднял голову и, презрительно усмехаясь, проговорил:

— Очень может быть, от него это станется; но мне хотелось бы знать, что он сделает в последнюю минуту?.. Ты поднесешь ему контракт для подписания перед самым обручением, во дворце все будут уже в сборе, невеста будет уже ждать жениха!.. Ах, Боже мой, да в таких обстоятельствах он должен будет подписать все что угодно, каково бы ни было его упрямство!.. Разве может он когда-нибудь осмелиться сделать такую неслыханную дерзость? Может быть, он станет просить об изменении того или другого; но мы объявим, что изменить невозможно ни одного слова, что для этого уже нет времени — и он волей-неволей подпишет… Что он рассердится на нас с тобою — это верно, но ведь мы не смутимся! Контракт будет подписан, их обручат — и только ведь этого и нужно…

Морков пожевал губами, потом сделал глубокомысленную мину, потом тонко усмехнулся.

— Да, — проговорил он, — это правда! Мы его запрем со всех сторон.

— То-то же! — самодовольно сказал Зубов.

Он заранее наслаждался делом рук своих, своей хитрой уловкой; заранее торжествовал победу. И вот все совершилось так, как он желал: невеста ждет жениха, король уже должен быть во дворце, контракт и статьи перед ним, и он не хочет их подписывать. Все, что можно было сказать, сказано, а он ничего не хочет слышать и твердит:

«Не подпишу!»

В его тоне чувствуется решимость.

«Что же это такое? Ведь это такой ужас, такой позор, о каком еще до сих пор не слыхано! Ведь это настоящее несчастье!..»

И Зубов вдруг ослабел, вдруг ощутил в себе сознание полной беспомощности. Вся его самонадеянность, весь апломб исчезли. Он быстро, с побледневшим лицом и трясущимися губами, подошел к Моркову и шепнул ему:

— Скорей, как можно скорей привези Безбородку! Может быть, он уговорит, найдет резоны… Скорей, ради Бога, а я здесь останусь… Скорей, каждая минута дорога!..

В его голосе слышались мольба и отчаяние. Морков исчез из кабинета, а он снова подошел к королю. Он был на себя не похож, он почти не понимал, что такое говорит.

— Ваше величество, ради Бога, успокойтесь! — шептал он. — Не гневайтесь… войдите в наше положение, мы никак не могли предвидеть подобного недоразумения, мы основались на словах ваших, официально переданных императрице господином Штедингом…

— О чем это вы мне говорите, князь? — запальчиво крикнул Густав. — Я очень хорошо знаю, что я обещал и что от моего имени было передано императрице. Повторять мне теперь все одно и то же нечего. Мне никто не заявлял до этой минуты, что я должен буду подписывать такие обязательства. Зачеркните эти статьи, и я с удовольствием подпишу все остальное и еду во дворец — вы видите, я совсем одет… совсем готов. Задержка происходит не от меня, а от вас!

— Но разве я могу изменить что-нибудь из того, что утверждено и решено императрицей? — отчаянно проговорил Зубов.

— Так доложите ей!

— Как же можно теперь докладывать, она уже в тронном зале, окруженная всем двором. Митрополит давно ждет… Уже около часу, как ваше величество должны быть там… Ваша невеста… подумайте же о ней, ваше величество!..

— Я о ней очень думаю, — нахмурив брови, сказал король, — но и для нее я не могу сделать невозможного.

— Да ведь это что же?.. Это разрыв… величайшее оскорбление, которое вы наносите императрице, великой княжне, ее родителям, равно как и всей России!

Король сделался совсем мрачным и вдруг поднялся со своего места, выпрямился во весь рост, яркой краской заалели его щеки, и бешеным голосом он крикнул:

— Оскорбление! Что такое вы мне говорите? Это мне наносится величайшее оскорбление. Меня хотели поймать! Меня хотят силою принудить на унизительный для моего достоинства поступок, но я не поддамся вам, будьте в этом уверены, князь Зубов!.. Я докажу, что вы ошиблись в расчетах!

И он, оттолкнув от себя ногой кресло, гневно вышел из комнаты.

Зубов несколько мгновений стоял как окаменелый. Но вот он заметил регента, который совсем съежился в своем кресле и смущенно посматривал по сторонам.

— Ваше высочество, — подбегая к нему, проговорил Зубов, — ведь вы же меня уверяли, вы мне обещали… я больше всего на вас рассчитывал… Да пойдите же, уговорите его!

Регент съежился еще больше.

— Что же я тут могу сделать? — глухо проговорил он, разводя руками. — Неужели вы думаете, что я его не уговаривал… Но вы сами видите, с ним нельзя сладить. Я могу просить, доказывать, убеждать; но если ничего не действует — я не могу силой его принудить.

— Так пойдите же… пойдите же, уговорите его! — отчаянно повторял Зубов, почти силою поднимая регента с кресла. — Пойдите, ведь вы понимаете положение… Ах, Боже мой, вы сами заинтересованы в этом, — прибавил он, понижая голос. — Ваше высочество, все что угодно, все ваши желания будут исполнены, только уговорите его!

— Я пойду, я буду просить, я постараюсь его успокоить, — грустным тоном проговорил регент и пошел к той двери, за которой скрылся племянник.

Зубов огляделся. В кабинете теперь находился только Штединг, который подошел к столу и мрачно разглядывал разложенные бумаги. Зубов хотел что-то сказать, но не сказал ничего, только раздраженно махнул рукою и принялся быстрыми шагами ходить по комнате.

«Господи, хоть бы скорее Безбородко!»

Он взглянул на часы — был уже давно девятый час. Холодный пот выступил на лбу его.

«Что там теперь? Что она думает? И если он не подпишет… если я не приведу его… О, нет, это невозможно!»

Безумное, бессильное бешенство запертого в клетке зверя охватило его, он сжимал кулаки, он уже совсем метался по комнате.

А минуты шли за минутами, и стрелка все ближе и ближе подвигалась к девяти.

XXX. БЕДА

Наконец в кабинете короля появилась неуклюжая фигура Безбородки. Он вошел, переваливаясь и запыхавшись. Пухлое, всегда веселое и беззаботное лицо его на этот раз было грустно.

— Граф, наконец-то вы! — кинувшись к нему, заговорил Зубов. — Ведь девять часов… поймите — девять часов, а он не подписывает!

— Если уж вы не сумели уговорить его, ваша светлость, — медленно произнес Безбородко, — то я тем более не уговорю. Я только сейчас, дорогою сюда, узнал от него, — он указал на сопровождавшего его Моркова, — все подробности. На мой взгляд, дело безнадежно.

И, наклонясь к Зубову, он прошептал ему:

— Я полагаю, что это не случайность, не внезапный каприз, все это, наверно, подготовлено заранее.

— Вы думаете? — простонал Зубов, пораженный этой мыслью, еще не приходившей ему в голову. — Но кто же мог это сделать, кого вы подозреваете?

— Я еще ничего не знаю, потом можно расследовать, потом выяснится, а теперь что же…