Страница 29 из 63
В свою очередь мы очень внимательно следили за политическими маневрами Чан Кайши, ибо он делал все возможное, чтобы столкнуть нас с Японией и вовлечь в открытую войну. В этом Чан Кайши видел одну из своих главных задач, упорно добиваясь ее реализации.
Мне некоторое время пришлось наблюдать за деятельностью его супруги Сун Мэйлин. Она претендовала на роль влиятельной политической деятельницы (невольно на ум приходит сравнение с женой Мао Цзэдуна — Цзян Цин). Сун Мэйлин охотно снабжала советскую военную миссию информацией о состоянии дел в Китае, о положении на фронте, о планах японского командования. В ее данных было больше дезинформации, чем информации, а в словах — больше провокационных намеков, чем искренней дружбы к Советскому Союзу. Она не раз ставила вопрос о том, что большой помощью Китаю явилось бы объявление Советским Союзом войны Японии. Ее неофициальное положение давало ей возможность более свободно ставить такого рода вопросы.
Не ограничиваясь подобными заявлениями, Сун Мэйлин иной раз переходила к решительным действиям, намереваясь спровоцировать наше столкновение с Японией. Так, весной и особенно летом 1941 г., уже после нападения фашистской Германии на СССР, она и связанные с ней журналисты поместили несколько сообщений в китайских газетах о военной помощи Советского Союза Китаю. Газетные выступления содержали слова благодарности за вооружение, которое Китай получал из СССР. В статьях содержались даже упреки англичанам и американцам, что они, дескать, имея не меньшие возможности, чем Советский Союз, не поставляют в Китай военное снаряжение. Эти выступления причинили мне много тревоги. Я не думаю, что японское командование, имея разветвленную шпионскую сеть в Китае, не было осведомлено подробнейшим образом о нашей помощи. Но одно дело — неофициальные сведения, другое — открытые заявления в китайской печати, да и не от кого-нибудь, а от имени самой мадам Чан Кайши. За этим стояло желание вызвать раздражение японцев, показать, что Советский Союз для них опаснее, чем США и Англия. Тут уже чувствовалась рука моего коллеги полковника Баррета. Как мог и как умел, он отводил удар Японии от своей страны. Иные деятели чунцинского правительства не очень-то стеснялись в выражении своих помыслов. Так, заместитель премьер-министра и министр финансов чунцинского правительства Кун Сянси[40] однажды в беседе со мной «распоясался» и, объясняясь в любви к Советскому Союзу, начал меня уверять, что в интересах СССР начать войну с Японией. В продолжительной беседе мне пришлось напомнить ему 1929 год, историю конфликта на КВЖД как красноречивое свидетельство «любви» китайского правительства к Советскому Союзу. Кун Сянси изменился в лице, но ответить ему было нечем. Еще более вызывающе повел себя однажды в беседе со мной министр торговли. По договору с Советским Союзом Китай должен был поставлять в нашу страну шерсть. Она была необходима для выделки сукна для шинелей. Наш торгпред просил меня напомнить министру о китайских обязательствах, ибо поставки шерсти вдруг прекратились. Встреча состоялась в присутствии работников министерства. Министр осмелился мне заявить:
— Помогите разбить японцев, тогда китайские товары будут беспрепятственно поставляться в Советский Союз… Вы хотите разбить Японию китайскими руками…
— Был бы я командующим китайскими войсками, — ответил я ему, — я в первую очередь отправил бы вас на фронт, как самого горячего патриота Китая! Армия теряет такого храброго солдата.
Шутку приняли, раздался смех. Работники министерства смеялись над собственным министром. Я не сомневался, что в его лице нажил личного врага…
А. С. Панюшкин неоднократно говорил мне, что Чан Кайши всегда стремился столкнуть Японию с Советским Союзом. Особенно активизировался Чан Кайши в этом направлении весной 1941 г. Это вполне отвечало интересам тех империалистических кругов, которые проводили политику «дальневосточного Мюнхена». Однако в начале марта надежды Чан Кайши и его западных покровителей вызвать обострение советско-японских отношений были серьезно поколеблены.
Сообщение о переговорах в Москве весной 1941 г. руководителей Советского Союза с японским министром иностранных дел Мацуока поразило чунцинских правителей как громом. Китайскими чиновниками было особо отмечено, что провожать Мацуока приехал сам И. В. Сталин, который тут же на вокзале любезно вел беседу и с министром иностранных дел Японии, и с германским послом. Только близорукий мог истолковать приезд Сталина на вокзал как обычную вежливость, принятую в дипломатическом протоколе. Чья же позиция менялась? Советского Союза? Отнюдь нет! Проводя миролюбивую внешнюю политику, Советский Союз не собирался воевать ни с Японией, ни с Германией. Напротив, японские милитаристы вынашивали планы нападения на советский Дальний Восток и Сибирь. Переговоры в Москве означали, что Япония меняет курс, что ей нужна уверенность в спокойствии на границах с Советским Союзом.
Вопрос о миссии Мацуока интересовал, конечно, не только чунцинских политиков, но и представителей Великобритании и США, которые буквально осаждали нас просьбами встретиться. Попросил о встрече со мной и полковник Баррет. Я не видел причин уклоняться от беседы с ним, будучи уверен, что бестактного вопроса он мне не задаст, а если и задаст, то я сумею поставить его на место. Предполагал, что и Москву могла интересовать реакция на советско-японские переговоры такого опытного американского разведчика, как Баррет.
Я не ошибся. С Барретом можно было иметь дело. Ни разу во время встречи он даже не упомянул имени Мацуока. Разговор повел квалифицированно, не ставя меня в затруднительное положение будто бы сторонними вопросами. Был откровенен, когда я его спрашивал. Я заметил, хотя полковник и умел владеть собой, что он крайне встревожен.
Баррет спросил:
— Правильно ли доносят нам американские миссионеры, что в Ланьчжоу поступает тяжелая артиллерия советского производства?
Вопрос был деликатный и тонкий. В Москве, как он мог предполагать, достигнуты важные соглашения с Японией, а мы продолжаем военную помощь Китаю. Однако скрыть эту помощь от американцев не представлялось возможным. Они могли узнать об этом не только через миссионеров. Сам Чан Кайши не стал бы скрывать от них поступлений советского оружия. Но я, не спеша с ответом, задал контрвопрос:
— Правильно ли, что США готовят к отправке в Китай свои самолеты П-40?
Эти данные я получил из китайских источников.
Баррет ответил, что такая отправка вполне возможна в самое ближайшее время.
Тогда я подтвердил, что в Ланьчжоу прибыло 150 орудий калибра 75 мм. Баррет был удовлетворен: он понял, что визит Мацуока в Москву не изменил нашего отношения к японской агрессии. Со своей стороны он подтвердил стремление правительства США всячески содействовать борьбе Китая вплоть до изгнания японцев из страны, а также намекнул, что с их стороны будет оказано воздействие на Чан Кайши, чтобы тот не провоцировал столкновений с коммунистическими войсками.
С большей подозрительностью к визиту Мацуока в Москву отнеслись английские военные представители. Я все время чувствовал при встречах с ними холодок. Их очень тревожила позиция Японии. Много лет спустя я нашел объяснение поведению английских дипломатов в мемуарах У. Черчилля.
2 апреля 1941 г. У. Черчилль направил министру иностранных дел Японии письмо. В нем он ясно давал понять, чем было бы чревато для Японии вступление в войну против Англии и США.
Черчилль писал:
«Правда ли, что в течение 1941 года выплавка стали в США достигает 75 миллионов тонн, а в Великобритании — около 12,5, что составит в общей сложности почти 90 миллионов тонн? Если Германия потерпит поражение, как и в прошлый раз, то не мало ли будет для самостоятельной войны 7 миллионов тонн стали, выплавляемых в Японии?
Может быть, благодаря ответам на эти вопросы Япония избегнет серьезной катастрофы и будет достигнуто заметное улучшение в отношениях между Японией и двумя великими морскими державами? Если Соединенные Штаты вступят в войну на стороне Великобритании, а Япония присоединится к державам «оси», то не сумеют ли две говорящие на английском языке нации использовать свое превосходство на море, чтобы расправиться с державами «оси» в Европе, прежде чем бросить свои объединенные силы против Японии?»
40
Кун Сянси (1881–1987) — китайский политический деятель, один из лидеров гоминьдана. В 1927–1932 гг. — министр промышленности и торговли нанкинского правительства, в 1938–1944 гг. — министр финансов и директор Центрального банка Китая. После образования Китайской Народной Республики бежал в США.