Топи их всех!

В моем штабе и на плавучих базах подводных лодок началось брожение среди офицеров. Некоторые из них имели звания, позволявшие командовать транспортами и даже крейсерами, и офицеры просились туда, где заварилась каша. Чтобы охладить их пыл и в то же время дать им возможность приобрести боевой опыт, я обещал отправить двух или трех из них в боевое патрулирование.

Перт заполнили обездоленные женщины и дети, которые бежали из Гонконга, с Малайи и Явы, оставив японцам дома и все свое имущество. Почти никто из них не знал, какая судьба постигла их мужей, братьев, отцов. Мужество этих беженцев, находившихся в ужасающих условиях, их готовность помочь фронту служили для нас вдохновляющим примером.

В свою очередь во Фримантле голландские офицеры и матросы не имели почти никаких известий от своих родных. Вынужденное бездействие причиняло им большие страдания, и они с радостью участвовали в сопровождении конвоев, учениях и во всяких других занятиях, лишь бы заполнить свое время и отвлечься от тяжелых дум.

15 августа к нам прибыла подводная лодка «Трешер», которой командовал капитан-лейтенант Милликэн. По пути из Пирл-Харбора, откуда «Трешер» направлялась к нам в числе других новых подводных лодок, она вела боевое патрулирование в районах мандатных островов США. Милликэн утверждал, что потопил два корабля, однако, как выяснилось после войны, в районе Маршалловых островов им была потоплена только плавучая база торпедных катеров. Он рассказал также о необыкновенном приключении, которое произошло с ним во время патрулирования к северу от островов Трук.

Однажды ночью «Трешер» и японский сторожевой катер обнаружили друг друга на таком близком расстоянии, что столкновение казалось неминуемым. Милликэн, естественно, отвернул, приказал личному составу освободить мостик и пошел на погружение, моля всевышнего спасти его от тарана. Однако японец, очевидно, спутав в темноте подводную лодку с таким же, как он, сторожевым катером, ловко увернулся от столкновения. В результате оба корабля остановились на параллельных курсах, почти касаясь друг друга бортами. Японец проскочил вперед и оказался в таком положении, что не мог навести свое носовое орудие — единственное орудие, у которого стоял артиллерийский расчет, — на подводную лодку. Милликэн рассказывал, что, когда он спускался в люк боевой рубки, командир японского катера истошным голосом выкрикивал какие-то, по-видимому, нецензурные слова по адресу своих артиллеристов, тщетно пытавшихся снять чехол с кормового орудия. В конце концов командир катера сообразил, что нужно сбросить глубинные бомбы, но от их взрыва, несмотря на близкое расстояние, немного пострадала только магистраль воздушного трубопровода.

Когда опасность миновала, на лодке принялись злословить по адресу японского командира. Как-то он будет объяснять своему командиру дивизиона, что только благодаря его умелому маневру американская подводная лодка спаслась от тарана? Интересно, отрубят ему за это голову или разрешат сделать харакири?

Примерно в это же время имели место еще один или два удачных похода, а затем из Брисбена поступили недобрые вести. Подводная лодка «S-39» наскочила на риф у острова Россел, и ее нельзя было спасти. Лейтенант Хендрикс и вестовой Шенрок отважно бросились в воду и, преодолев прибрежные буруны, доставили на берег трос, с помощью которого весь экипаж подводной лодки благополучно добрался до острова.

В заливе Эксмаут мы продолжали начатое дело. Группа офицеров во главе с капитаном 3 ранга Торпом и при участии очень способного и находчивого инженера по гражданскому строительству лейтенанта Холлистера совершила туда поездку на автомашинах с целью присмотреть место для разбивки лагеря поближе к якорной стоянке нашей топливной баржи. Мы считали, что, когда туда перебазируется плавучая база, которая займется ремонтом подводных лодок в промежутках между их выходами в море, возникнет необходимость в создании на берегу лагеря для размещения личного состава базы и отдыха экипажей подводных лодок. Правда, развлечений в таком лагере было бы немного — купанье в море, охота, рыбная ловля да кинокартины.

Участники экспедиции Торпа по возвращении наговорили столько ужасов про австралийские дороги, пролегающие в зарослях, что нам стало ясно: передовая база может рассчитывать только на снабжение морем.

От контр-адмирала Инглиша я получил письмо, в котором он просил отпустить в его распоряжение Дика Воуга, командира подводной лодки «Сейлфиш». Он хотел назначить его начальником оперативного отдела своего штаба. Я очень неохотно пошел на это, ибо опытные командиры-подводники были у нас на вес золота. Разве мог я тогда предполагать, что Дик станет выдающимся начальником оперативного отдела. Я хотел переговорить об этом с Диком, который стоял со своей лодкой в Олбани, и отправился туда на подводной лодке «Гар». На «Сейлфиш» я застал Дика в типичной для него позе: он стоял, склонившись над столом, в своей крошечной каюте и разрабатывал какую-то хитрую диаграмму стрельбы веером. В изобретательной голове Дика постоянно созревали новые проекты, а став начальником оперативного отдела штаба командующего подводными силами Тихоокеанского флота, он начал творить чудеса.

На следующий день я отправился обратно в Перт, но прежде чем съехать с «Пелиас» на берег, созвал в кают-компании совещание. Бывший командующий подводными силами контр-адмирал Фридел, у которого я был начальником штаба в 1939–1940 годах, имел обыкновение «держать речь перед войсками», как он выражался. Накануне важной операции или в любое другое время, когда у него возникало желание, он собирал всех своих офицеров и беседовал с ними. Иногда им доставалось от него на орехи, иной раз он хвалил их, но обсуждения всегда проводились в непринужденной обстановке, и Фридел имел возможность извлекать из них полезные мысли. Его метод давал прекрасные результаты, и я охотно пользовался им. Из всякого затруднительного положения можно найти выход, если как следует разобраться в нем и установить, так ли уж оно плохо на самом деле. Фридел не стеснялся принимать советы от кого бы то ни было и не отдавал предпочтения чинам и званиям, а когда поручал человеку задание, то давал ему и карты в руки и не стоял все время у него над душой. Я также стремился выработать в себе эти качества. Во время войны мне стало ясно, что «речи перед войсками», в особенности при посещении нового объекта, способствуют укреплению взаимопонимания и наталкивают на хорошие идеи.

На этом совещании мы обсудили несколько вопросов, в том числе вопрос о печати, которая доставляла нам немало хлопот. По-видимому, в целях укрепления морального состояния американского народа из военно-морского министерства постоянно требовали сообщений с театра военных действий. Мы, подводники, хотели быть в стороне от этого и предпочли бы вообще ничего не передавать для опубликования в печати и даже не сообщать число судов и кораблей, потопленных каждой подводной лодкой, возвратившейся из боевого похода. Я считал, что положение, когда противник вынужден теряться в догадках, не зная, что произошло с судами, не вернувшимися в свои порты, не только изматывало бы японцев морально, но и лишало бы их сведений, на основе которых они могли изменять маршруты судов и совершенствовать противолодочную оборону. Нам хотелось создать впечатление, что применяемые японцами методы противолодочной борьбы в высшей степени эффективны и что всякий раз, когда они сбрасывают глубинную бомбу, одной американской подводной лодкой становится меньше. Я даже рекомендовал опубликовать в печати заявление о том, что военно-морское министерство серьезно обеспокоено потерями подводных сил. Незадолго перед этим командующий подводными силами Германии адмирал Дениц в одной из своих речей сообщил, что немцы несут большие потери в подводных лодках. Это заявление было, безусловно, сделано с целью заставить союзников поверить, что их противолодочная оборона эффективна, тогда как на самом деле это было далеко не так.

До нас дошел слух, что один официальный деятель, выступая в печати, похвастался, что американским подводным лодкам не страшны японские эскадренные миноносцы, так как их глубинные бомбы имеют слишком малый заряд и устанавливаются на недостаточную глубину взрыва. Легко понять ценность такой информации для противника. Я не знаю, соответствовал ли этот слух действительности, но начиная с осени 1942 года японские глубинные бомбы стали взрываться на значительно большей глубине. В 1942 году мы потеряли, по-видимому, от глубинных бомб только три подводные лодки, зато в первые месяцы 1943 года о шести наших подводных лодках было доложено: «Не прибыла в срок. Вероятно, погибла».