Страница 26 из 142
Кто-то из селян верил и в лиходеев, и в дочь кузнеца, кто-то с сомнением качал головой, но все как один слушали с интересом — когда еще доведется побаловать себя разговором с пришлым человеком. Иные, глядя на крепкого да ладного Илью, превосходившего в плечах многих, сомневались только в числе разбойников, про себя решая, что приврал молодец ради красного словца (с кем не бывает). Другие верили во все, жалея, что самим не довелось поглядеть на лесное побоище, и благоговейно разглядывали грозный меч, сработанный Бело-той, и один только этот меч служил верительной грамотой всему, что говорил Илья. Находились и те, что предлагали удальцу помериться силушкой, уже прослышав про Загудихиных молодцов, только вдвоем одолевших Илью, и желая таким образом проверить не только силу его языка. Кто-то из таких детинушек мерился с Ильей прямо в избе, уперев локти в трапезный стол, кто-то спешил во двор поднимать пыль да пугать курей. Всех побивал Илья, вволю тешась, но крепко памятуя урок, полученный на дворе Загудихи. Потому поединки выходили на радость собравшимся соседским зевакам и без увечий. Не обошлось без поединка и с самими братьями Ломтем и Ледоломом, но на этот раз обоих поборол Илья — без обид со стороны хозяев, — а рассказ его был встречен ими без всяких сомнений. В той же деревне Илье довелось еще раз усомниться в том, что весь путь он проделал один.
Уже после обоих поединков и долгого рассказа с рассматриванием заветного меча братьями и их матерью Илья вышел во двор до ветру. Свершив потребные дела, он постоял у плетня, за которым еще недавно толпились зеваки, поглядел на перемигивание в небе звезд и уже повернулся, чтобы идти в дом, как тут же что-то хрустко ударило ему в затылок и отскочило в траву. Илья вздрогнул и потер ушибленное место, оглядывая темную улицу. Кругом было тихо да пусто. Илья пошарил под ногами и скоро нашел еловую шишку, которой в него и запустили. Илья выпрямился и, не ожидая ответа, сказал в темноту:
— Опять ты за свое, Вежда. И охота тебе опричь людского жилья таиться. Эх…
Он вздохнул, сунул зачем-то шишку за пазуху и вернулся в избу. Братья Загудихины все дивились на меч, глядя, как отражается в клинке свет лучины, и Илья сейчас же подумал, что еловая шишка пришлась ему по затылку за дело: много он хвастал своими победами. Ему стало стыдно, и он за весь остаток пути словно язык проглотил, просто являя любопытствующим меч Белоты, и про себя отмечал, что этого и без хвалебной болтовни оказывалось довольно.
Уже вечерело, когда Илья добрался до родного села. Дома была мать, готовившая ужин. Увидев сына, расплакалась:
— И то верно говорил Вежда, что на лавке теперь не усидишь.
— Глянь, матушка, что я добыл! — вытянул в ответ из ножен меч Илья.
Слава равнодушно скользнула взглядом по металлу, молвила:
— Что мне на него глядеть, сынок. Нешто он для добрых дел?
— Да что ты?! — удивился Илья. — А для каких же? Ворога погонять им стану!
— Оно, конечно, верно, — вздохнула Слава, гладя сына по щеке, поросшей русой бородкой, — да все одно: Моране служить будет.
— Мама! — отложив меч, взял Илья мать за руки, и ее маленькие красивые ладошки утонули в его лапищах. — Я с ним против тех же кочевников пойду, чтоб они на землях наших не безобразничали. Они ведь нас грабят, мама, они убивают нас! Как же?..
Слава не отвечала, уткнувшись в его руки, и он чувствовал, как по ним текут горячие слезы. Он осторожно высвободил руки, обнял ее:
— Прости, мама, но не усидеть мне дома. Мне Вежда ноги для того и вернул, чтоб ходил я по земле славянской, да ворогам урон чинил. Вот дойду до князя киевского…
Он замолк, прислушиваясь к матери. Она замерла у него на груди.
— Мама, — тихо позвал он, — дома-то как?
Слава подняла голову, улыбнулась сквозь мокрые глаза:
— Да хорошо дома, сынок.
— Батя где?
— Батя сарай с Борыней правит, помогает ему.
— А Вежда еще не вернулся?
— Да сейчас придет, должно.
— Он за мной-то в тот же день ушел?
Слава, не понимая, заглянула Илье в глаза:
— Куда ушел?
— Да за мной, — повторил Илья, чувствуя, что опять начинается Веждина чудь.
— Не ходил он за тобой, — пожала плечами Слава. — С нами был, отцу с нашими молодцами помогал, селян пользовал.
— Как? — отстранился Илья. — Совсем никуда не уходил?
Слава кивнула, и Илья недоуменно поскреб затылок:
— Как же так? — Он прикинул в уме, прищурился. — А дня три назад, вечером, после света уже?
Мать вглядывалась в лицо сына, не понимая, что у него на уме:
— Да банный день у нас был. Вечером дома все были. Куда же после бани-то ходить?
— Никуда не отлучался? — не отступал Илья.
— Да никуда! Ну, дома-то он вообще сидеть не горазд, но чтоб так отлучиться, чтоб дома не ночевать, — не было такого. Да что ты все выспрашиваешь?
— Да так, мать, почудилось мне… — уже устало отмахнулся Илья. Слава с тревогой ждала, и он глупо улыбнулся, успокаивая ее. — Дурака он валяет, Вежда-то, дурачит меня. Не принимай к сердцу.
— Да вот и он сам, — сказала Слава, кивая на дверь.
В избу вошел Вежда.
— Здравствуй, учитель, — поклонился ему Илья.
— Здорово, ученик, — нарочито равнодушно ответил Вежда. — Хвастать не нужно, сам все вижу.
И он подошел к оставленному на лавке мечу и взял в руки. В его глазах сверкнул отблеск клинка: старик внимательно разглядывал работу кузнеца Белоты.
— Пойдем-ка на двор, — сказал он Илье и вышел из избы с мечом в руке. Илья поспешил за ним.
Во дворе Вежда подобрал с земли куриное перо, подбросил в воздух, и сейчас же Илья услышал яростный свист рассеченного воздуха, притом что Вежда будто и не сдвинулся с места, а в траву уже соскользнули две половинки пера.
— Добрый меч, — повернулся к Илье Вежда.
— Ну а ты как здесь? — спросил Илья, надавив на последнее слово. — Небось не в кого было шишками кидать?
Он достал из-за пазухи давешнюю еловую шишку и бросил ее в старика. В руке Вежды сверкнула стальная молния, и шишка, ударенная мечом плашмя, скрылась далеко на чужих огородах.
— Я-то здесь ничего, — невозмутимо ответил Вежда. — А вот ты в поединках поменьше рот разевай — стрела может влететь. И еще, — он строго смотрел на Илью, — воину не пристало трепать о своей доблести, она у него не на кончике языка, а на острие клинка. Не то одними шишками на голове не отделаешься.
Он усмехнулся, видя, как понурился Илья, сразу став похожим на нашкодившего мальчишку, и сказал совсем другим голосом:
— Скоро на выселки уходим. А покуда родителям помоги — порадуй напоследок.
Илья виновато улыбнулся и, решив сразу разделаться с думками, роящимися в голове последние дни, сказал:
— Слушай, учитель… — Он замялся, зарумянился, как красна девка. — Вот ведь загогулина какая…
Вежда ждал, насмешливо глядя на него. Илья нервно сглотнул и снова стал мямлить:
— Люди болтали, когда я им о тебе сказывал, будто ты… — Он теребил край рубахи, не зная, куда деть руки, и наконец выпалил: — Будто ты не Вежда вовсе, а батюшка Святогор…
Сказав это, Илья оробел вовсе: на такие слова Вежда мог равно и рассердиться, и расхохотаться. Но старик против ожидания повел себя вовсе иначе: он спокойно пожал плечами и сказал:
— Когда-то я носил и это имя. Ну и что с того? Нету больше Святогора. Вышел весь… Нынче Вежда вместо него. А что до моих прозвищ — так их на целую деревню хватило бы. Так что хватит пустых расспросов.
И он пошел в избу.
БЫЛЬ ПЯТАЯ: Сын голодной пустоты
Лазарь! иди вон…
Рано поутру Вежда с Ильей уже шагали по лесу к выселкам, таща по мешку с припасами. Распевались птицы, солнце красиво пронзало подернутый туманом частокол леса — идти было хорошо да радостно. Вежда, мерно постукивая своим посохом по тропе, спросил: