Страница 13 из 144
Вся эта история, казавшаяся вначале простой, становится все более запутанной и загадочной. Совершенно не могу попять, с какой целью посылалось это письмо. Разве что принять вашу версию о задуманном шантаже. Тогда кто этот таинственный «друг»? В общем, с какой стороны ни рассматривай эту загадку, в итоге оказываешься в исходной точке.
Ибо не здесь зарыта собака,— заметил майор.— Письмо — лишь деталь второстепенного значения.
Так ли? Я бы этого не сказал.
Главная тайна кроется в ином. В непонятном решении Ярецкого и его прямо-таки уму непостижимом самоубийстве. В первую очередь, конечно, в самом завещании. Если мы поймем, почему этот человек написал: все остальное свое имущество... завещаю Станиславу Ковальскому, проживающему в Воломине, улица Малиновая, 9. Поступаю так, чтобы отблагодарить Станислава Ковальского за то, что он во время Варшавского восстания спас мне жизнь, то узнаем все. Тогда все станет ясно. В том числе и письмо «друга». А пока мы этого не знаем, будем блуждать в потемках. Этот человек, я говорю о Ярецком, не был сумасшедшим. Так могут рассуждать адвокаты, дискутирующие о правомочности завещания. Но все, кто до дня смерти имел дело с Ярецким, утверждают, что он был, безусловно, в здравом уме.
—Я только раз разговаривал с Ярецким, и у меня создалось такое же впечатление,— согласился Рушинский.
— Почему же, спрашивается, абсолютно нормальный человек сделал такую диковинную запись? Потому что преследовал какую-то цель. Не верю и никогда не поверю в склероз или невменяемость Ярецкого.
Однако же завещание было написано Ярецким и в моем присутствии подписано им.
В этом что-то кроется, какой-то секрет. Здесь главная загадка.
Но какая же? — Адвокат также не находил ответа на вопрос майора.
А не выпить ли нам по рюмочке коньяку,— предложил майор.— Может, хоть после этого что-то прояснится в наших головах.
Увы, и коньяк не помог.
СТО ТРИДЦАТЬ КИЛОМЕТРОВ В ЧАС
Спустя два дня майор Лешек Калинович, улучив свободную минутку, решил заняться таинственным письмом, полученным Станиславом Ковальским. Он решил, что прежде всего следует поговорить с Барбарой Ярецкой. Может быть, она знает автора письма или хотя бы подскажет, кого можно подозревать в этом.
Мне хотелось бы встретиться с вами, пани Барбара,— сказал майор, услышав в трубке низкий мелодичный голос.
Еще один допрос? — Ярецкая без энтузиазма приняла предложение майора.
Правильнее было бы сказать — разговор. Мне нужно кое-что узнать, но ради этого я не вижу необходимости вызывать вас к нам. До которого часа вы будете на Хелминской?
Мы закрываем в шестнадцать.
Прекрасно. Постараюсь приехать к этому часу,
—Пожалуйста, жду вас.— Тон, каким были сказаны эти слова, совершенно не соответствовал их прямому смыслу.
Случилось, однако, так, что на майора свалились всякие непредусмотренные дела, и он смог вырваться только в половине четвертого. Как нарочно, под рукой не оказалось пи одной служебной машины, а о таксп в этот час нечего было и мечтать. Калиновичу с трудом удалось втиспутьгя в переполненный автобус. На Хелминской он оказался в начале пятого. Майор подходил к дому номер семнадцать, когда от него отъехал «рено» Барбары Ярецкой. Калинович выскочил на мостовую, взмахом руки пытаясь остановить автомобиль. Дама за рулем узнала его, затормозила и приоткрыла дверцу.
Опаздываете, майор,— заметила Ярецкая, когда Калинович сел рядом с ней.
Извините. Не моя вина, дела не позволили уйти раньше, а потом и транспорт подвел. У сотрудников милиции нет таких шикарных машин, как у некоторых представителей нашего ремесленного производства. Нам, говорят, достаточно и месячного проездного билета.
Быть сотрудником милиции никого не обязывают,— ответствовала прекрасная дама,— а вот представителей ремесленного производства, как постоянно пишет наша пресса, у нас не хватает.
Сотрудников милиции — тоже.
Едем в ваше управление?
Боже сохрани! Я там насиделся с раннего утра. Вы уже обедали?
Я всегда ем в мастерской. Вместе со всеми. И ресторанов не люблю. Так приучил меня Влодек. Надеюсь, вы уже нашли убийц?
Вынужден огорчить вас — мы не напали даже на их след.
Вы затем и приехали, чтобы сообщить эту «приятную» новость?
Нет. Хочу поговорить с вами о некоторых вещах, что, возможно, будет иметь большое значение для следствия. Поговорить полуофициально. Без протоколов, предупреждений об ответственности за ложные показания и других формальностей. Хотел пригласить вас пообедать, но поскольку это отпадает, то, может быть, зайдем куда-нибудь выпить чашечку кофе? И еще: поскольку наш разговор не официальный, вы имеете право отказаться от него, тогда останавливайте машину и я покину вас.
Вы, майор, сегодня очень любезны, миролюбивы и сердечны. Не то что во время нашей последней встречи у вас в управлении, когда вы допрашивали меня. Вы тогда явно подозревали меня в убийстве мужа. Я уже стала думать, выпустят ли меня из здания милиции.
Последний раз мы виделись у адвоката Рушинского,— уточнил Калинович.— Что же касается того допроса, то не следует обижаться. Когда ведется следствие, все в известной мере подозрительны. Не нужно, однако, забывать, что главная цель следственной работы и заключается в том, чтобы снять подозрение с невиновных людей. В итоге такой работы подозреваемым остается лишь тот, с кого нельзя спять подозрение, то есть преступник.
Я обязан был проверить ваше алиби, узнать о вашей супружеской жизни, о материальных и прочих ваших делах. Не скрою, все сказанное вами было самым тщательным образом проверепо.
Теперь вы меня уже не подозреваете? — с улыбкой спросила Барбара Ярецкая.
Теперь уже нет.
Весьма вам признательна. Чем объяснить эту милость?
Тем только, что сейчас я знаю о деле и о вас значительно больше, чем тогда, на допросе.
Любопытно, что же вы узнали обо мне?
Вероятно, все. Однако мне хотелось бы поговорить о другом.
Я решила не выпроваживать вас из машины,— сказала Ярецкая,—хотя бы потому, что это ничего не изменит. Просто я тогда получу официальный вызов и должна буду явиться в милицию. Предпочитаю уж «полуофициальный разговор».
Есть тут поблизости какое-нибудь кафе?
У меня другое предложение. У вас есть немного времени?
Для вас — всегда.
Я устала. У меня болит голова. Предлагаю поехать к Заливу. В Непоренче также можно выпить кофе. В будни, в эти часы там малолюдно.
Отличная мысль.
Барбара Ярецкая доехала до перекрестка, развернулась и стремительно повела машину к Висле. Вот они уже мчались бульваром. Спидометр показывал, что она превысила дозволенную в черте города скорость.
Калинович молча наблюдал, как она вела машину. Лицо напряжено, глаза внимательно смотрят вдаль. Вела она уверенно, но рискованно. Из двух вариантов: сбросить газ или прибавить — она выбирала второй.
Вы любите быструю езду?
Обожаю. Притом па предельной скорости. Это, наверное, у нас фамильное. Мой племянник Зигмунт — такой же заядлый автомобилист. Ради собственной машины этот парень готов душу дьяволу продать.
Дьявол уже давно перестал заключать такие невыгодные для себя сделки. Однако, прошу вас, сбавьте скорость, иначе даже присутствие в машине офицера милиции не спасет вас от штрафа. Мы еще не проехали и четырех километров, а вы уже, кажется, нарушили все правила дорожного движения.
О нет! Извините. Никогда не требую, чтобы мне уступали дорогу.— Ярецкая снизила скорость до шестидесяти. Они миновали бульвары вдоль Вислы и через мост у Цитадели попали на Прагу[2], проехали Сталинградскую и, выехав на шоссе, повернули к Заливу. И здесь прекрасная дама дала волю своей страсти. Зеленый «рено» стремительно набирал скорость. Стрелка спидометра опасно приблизилась к ста тридцати, а затем продвинулась дальше. Как хорошо, что дорога была почти пуста!
2
Район Варшавы на правом берегу Вислы.