Страница 95 из 125
Даже для такого бедного и отсталого государства, каким было Бранденбургское маркграфство после Тридцатилетней войны, понадобилась постоянная армия. В 1619 г. курфюрст Георг-Вильгельм требовал от феодальных сословий 2 бочки золота для вербовки войска. Сословия признали эту сумму невозможной, но 10 лет спустя, в 1629 г., одни только контрибуции Валленштейна обошлись Бранденбургу в 200 бочек золота. С этой точки зрения защищал прусский король Фридрих систему постоянных армий. Хотя они дороги, но в конечном счете обходятся дешевле, чем старые крестьянские ополчения, ибо они сокращают время войны. Ни одна держава не в состоянии была бы выдержать теперь Тридцатилетнюю войну; с седьмым или восьмым походом средства борьбы у монархов истощились бы, и они стали бы миролюбивыми и готовыми на уступки. Этот вывод совершенно не согласуется с утверждением того же короля, что Семилетняя война опустошила немецкие земли не менее, чем Тридцатилетняя. Но во всяком случае по времени она все же была более короткой.
Буржуазная оппозиция никогда не достигала своей цели по отношению к постоянному войску. Единственная страна, в которой это учреждение было отменено, Англия, составляет исключение, только подтверждающее правило. Здесь стремившаяся к парламентскому господству аристократия трижды встречала — при Карле I, Оливере Кромвеле и Иакове II — угрозу для себя в лице постоянного войска; вполне понятно, что после своей победы она смотрела на него с большим недоверием. Известно, что «Декларация прав» признает незаконными организацию или сохранение постоянного войска в мирное время. Закон, на котором единственно и целиком покоится дисциплина внутри войск, должен был ежегодно заново вноситься в парламент. С буржуазной оппозицией против постоянного войска это исключение не имеет ничего общего, ибо в данном случае мы имеем дело с аристократической оппозицией. Оно стало возможным только благодаря островному положению Англии, которая могла завоевать и завоевала мировой рынок не средствами милитаризма, а средствами маринизма.
На континенте буржуазная оппозиция против постоянных армий выросла первоначально во Франции, вследствие страшных опустошений и глубоких унижений, принесенных этой стране борьбой Людовика XIV за мировое господство. По мере того как при его преемнике, Людовике XV, монархия все ниже и ниже падала во мнении нации, борьба против постоянных армий становилась острее. Как ни старался Монтескье найти в отсталых учреждениях Франции всеобщий и вечный дух законов, однако и он решительно высказывался против эпидемии, заставлявшей королей до безграничности увеличивать состав своих армий. Каждый монарх держит столько войск, как будто народы подвергаются ежеминутной опасности быть истребленными. И такое состояние называют миром.
Гораздо решительнее выступает Вольтер. Он то называет солдат наемными убийцами, подонками нации, то высмеивает их, как бедных чертей, которые в грубых синих мундирах по 110 су за локоть, с грубыми белыми кантами на шляпах, поворачиваются направо и налево, и во главе которых какой-нибудь современный завоеватель, принудивший своих государственных мужей признать свои притязания на мирную провинцию, идет навстречу своей славе.
Разве не были, начиная со времен Суллы, постоянные армии, содержавшиеся на средства граждан, орудием для угнетения этих же самых граждан еще в большей степени, чем оружием для угнетения чужих народов? В подобном же духе, но еще резче, говорит о постоянном войске знаменитая Энциклопедия, с которой вполне солидарны и физиократы; Тюрго предлагал заменить постоянное войско как непродуктивнейшее из всех учреждений государства милицией.
С другой стороны, против постоянного войска выступает Жан-Жак Руссо. Он указывает на Швейцарию, великолепно обходящуюся и без такого войска, и без крепостей. Он называет регулярную армию чумой Европы, которая годится лишь для двух целей: нападать на своих соседей и сковывать и угнетать собственных граждан. Солдат и гражданин постоянно находятся в антагонизме, и это зло неразрывно связано с существованием регулярных войск. Гораздо лучше было бы поэтому на месте этих постоянных армий создать хорошую милицию. Такую военную систему имели римляне и имеют современные швейцарцы; такова должна быть система каждого свободного государства. «Всякий гражданин должен быть солдатом, но никто не должен быть им по профессии. Всякий гражданин должен быть солдатом, но только тогда, когда в этом существует необходимость».
Мы смогли привести здесь лишь немногие голоса из концерта французского просвещения, высказывавшиеся против постоянного войска. Однако их достаточно, чтобы показать, что в конце XVIII столетия во Франции было уже сказано все, что с тех пор буржуазная оппозиция Германии выставляла против института постоянных армий. И если в конце концов и Монтескье, и Вольтер, и Руссо говорили на ветер, нечего удивляться тому, что наших честных прогрессистов и свободомыслящих постигла не лучшая участь.
Бросим все же беглый взгляд на немецких современников Монтескье, Вольтера и Руссо. Понятно само собой, что буржуазная оппозиция против постоянных армий в Германии не могла возникнуть так же рано и проявиться с той же силой, как в Англии или во Франции. Имперского войска во время мира Германия не имела, а армии отдельных ее государств носили скорее карикатурную форму. Армии феодальной Европы уже потерпели первые поражения в борьбе против революционной Франции, когда наши великие мыслители начали высказываться. Кант находил, что война влечет за собой величайшие несчастья, которые угнетают цивилизованные народы, и не столько война сама по себе, сколько все более и более расширяющиеся и принимающие колоссальные размеры вооружения и приготовления к будущим войнам. Он требовал отмены постоянных армий из двух соображений. Во-первых, потому, что они постоянно угрожают войной другим государствам и постоянным соревнованием в вооружениях делают мир еще более невыносимым, чем краткую войну, и во-вторых, потому, что несовместимо с правом человека наниматься за деньги, чтобы убивать других и давать убивать себя. Человек не может быть простой машиной или орудием в руках другого.
Кант был превзойден Фихте в оппозиции против постоянных армий, подобно тому как Монтескье был превзойден Вольтером. Фихте выводит заключение из истории, что «Тенденция каждой монархии: внутри — неограниченное самодержавие, вовне — универсальная монархия. Если бы удалось уничтожить в зародыше эти стремления, зло было бы поражено в корне. Если никто не пожелает больше нападать на нас, то и нам не придется более вооружаться, и все страшные войны и еще более ужасная постоянная готовность к ним, с которой мы миримся, лишь бы предотвратить войну, окажутся уже ненужными». Фихте непрестанно высмеивает «ремесло, которое считают возвышенным, но которое, однако, не требует никакого усилия мысли, — заходить направо и налево, отдавать честь ружьем, а в более серьезных случаях — убивать других и давать убивать себя». Он упрекает королей в том, что они целые миллионы людей приучают к «ужаснейшей готовности убивать» и пускают их в ход против каждого, кто отказывается считать их волю за свой закон.
Третьим мы могли бы назвать Гердера, который квалифицировал постоянные армии как «ужасный гнет человечества». Благодаря им немцы до сих пор остаются такими, какими они были во времена Тацита, — «вооруженными во время мира для войны варварами». Вильгельм Гумбольдт высказывается в аналогичном тоне; он спрашивает, насколько пагубно то, что громаднейшая часть нации в течение мирного времени лишь в ожидании войны должна вести машинообразный образ жизни; государство, по его мнению, должно упразднить все учреждения, которые служат для подготовки нации к войне.
Заслуживает быть отмеченным, что как раньше французские мыслители, выступавшие против наемных армий, так равно и их немецкие преемники, находили себе отклик внутри самих армий, и в первую очередь внутри прусского войска, которое в XVIII столетии считалось идеалом постоянных армий. По своему происхождению и по своей сущности оно, однако, значительно отличалось от других постоянных армий того времени. Оно не было создано современными общественными силами, но являлось орудием феодального юнкерства, которое после Тридцатилетней войны, чтобы не сделать свое государство добычей шведов и поляков, должно было приспособиться к тысяче всевозможных перипетий, но приспособилось все же на свой лад. При роспуске ландтага в 1653 г. сословия предоставили курфюрсту средства для создания постоянного войска, причем они выговорили себе полную свободу от налогов, исключительное, или почти что исключительное, право на занятие офицерских должностей и, наконец, неограниченное «право владельца», т. е. неограниченное право собственности над крестьянским классом. Они приобрели возможность посредством войска эксплуатировать население в такой степени, в какой это было немыслимо для них и в дни их не помраченного ничем феодального господства.