Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 91 из 125

Историческая сущность этого конгресса, занятия которого продолжались около 9 месяцев, удачно охарактеризована вопросом Байрона: «Неужели достаточно убить льва, чтобы волки тотчас же почувствовали себя на полной свободе?» и резкими словами Блюхера: «Конгресс похож на ярмарку в маленьком городе, куда приводит каждый свой скот для продажи или обмена». В хаосе шумных развлечений, где банальнейшая развращенность выставлялась как сущность нового законного порядка милостью божьей, барышничали землей и людьми с полным безрассудством давно изжитой кабинетной политики и с ловкостью лошадиных барышников, старающихся надуть своего ближайшего друга и соседа.

Этот мирный конгресс чуть было не зажег новой мировой войны. Из четырех великих держав Англия и Австрия были в существенном удовлетворены. Царь выступил, наконец, открыто со своими польскими притязаниями; он требовал Варшавского герцогства, из которого лишь небольшая часть должна была отойти к Пруссии, чтобы установить связь между Восточной Пруссией и Силезией, и еще один совсем небольшой кусок, приблизительно в 6 кв. миль, должен был отойти к Австрии. Из этой добычи и из части тех владений, которые он сохранил еще от прежнего грабежа Польши, царь хотел создать конституционное королевство Польшу, которое должно было быть связано с Россией личной унией.

Против этих планов, которые неизбежно создавали царю такой же опасный перевес в Европе, каким обладал раньше Наполеон, восстали Англия и особенно Австрия. Сначала к этому присоединилась и Пруссия, независимости которой больше всего угрожала русская гегемония. Однако прусский король, который обыкновенно ничего не хотел, а если и хотел, то лишь самого неразумного, приказал своему государственному канцлеру защищать требования России, и Гарденберг как послушный придворный повиновался против своего собственного искреннего убеждения. Таким образом, союзные державы разделились на два лагеря, что дало возможность Талейрану, защищавшему корону Франции в Вене, удачно использовать раскол для своего вмешательства и создать себе прямо-таки господствующее положение на конгрессе; ему удалось даже устранить тот тайный пункт Парижского мира, по которому Франция не имела голоса в территориальных вопросах.

Единственным разумным разрешением польского спора было бы установление независимой Польши. Меттерних тоже заинтересовался этой мыслью, но лишь для того, чтобы объявить ее неприемлемой. К тому же прусские колебания сделали совершенно невозможным разрешение этого вопроса. Пришлось поинтересоваться, каковы истинные мотивы поддержки, оказываемой прусским королем своему ленному повелителю, и удобнейшим ключом к этому оказались прусские притязания на возмещение. Чем охотнее уступала Пруссия царю свои прежние польские провинции, тем настойчивее требовала она присоединения к себе королевства Саксонии, тем более что она уже дала свое согласие на присоединение ценных областей на западе, именно восточной Фрисландии к Ганноверу, а на юге — к Баварии — франконских княжеств Ансбаха и Байрета.

Англия сама по себе, а тем более Австрия не очень сочувствовали образованию в Северной Германии сильной державы. Все же они признавали притязания Пруссии на королевство Саксонию. Однако положение изменилось, как только прусская политика нарушила решительный перевес в борьбе с Россией. Англия и Австрия взяли свое решение обратно, опираясь якобы на всеобщее недовольство, порожденное возможностью полного присоединения Саксонии к прусскому государству. На самом же деле Талейран с привычной ловкостью играл снова на принципе легитимизма, запрещавшем лишение трона государя божьей милостью. Трудно было допустить, чтобы такие бесстыдные речи исходили из уст человека, служившего Французской революции и Французской империи; однако они подействовали на Меттерниха и английских тори, не говоря уже о том, что все династии, входившие раньше в Рейнский союз, стояли, как один человек, за французского посла. На этот раз вопрос действительно касался их собственной шкуры.

С национальной точки зрения свержение саксонского короля не могло быть оправданно, так как все остальные князья Рейнского союза были помилованы. Саксонский король имел лишь одно несчастье — попасть после Лейпцигской битвы в плен к пруссакам; иначе он, наверное, отпал бы после этой битвы от Наполеона так же, как и вюртембергский король, который был если не таким верным, то, во всяком случае, более злостным вассалом Наполеона, чем саксонский король. Низвержение этого монарха, как наказание за его предательство родины, сделалось тогда анекдотом. Между тем прусская политика была совершенно чужда национальной точки зрения. Гарденберг сам предложил вознаградить саксонского короля за утрату его земли; он даже хотел его посадить на левом берегу Рейна, в ближайшем соседстве с французскими благодетелями, чем было бы положено начало новому Рейнскому союзу.

Заседание уполномоченных на Венском конгрессе 1815 г.

К концу 1814 г. противоречия в саксонском вопросе обострились до такой степени, что в Пруссии начались уже военные приготовления, когда, наконец, 3 января 1815 г. было заключено соглашение между Англией, Австрией и Францией. В этом соглашении три державы обязывались «вследствие вновь обнаруживающихся притязаний» взаимно поддерживать друг друга военной силой, по крайней мере в 150 000 чел. с каждой стороны, в том случае, если хоть одна из них подвергнется нападению из-за выставленных ими сообща справедливых и законных предложений; нападение на Ганновер и Нидерланды должно было рассматриваться как нападение на Англию. Затем, так как ни одна из держав, кроме Франции, не имела истинного стремления к войне, перешли при дальнейшем обсуждении к решению оставить все героические планы и объединиться лучше за привычным барышничеством людьми и землями. Царь уступил в некоторых из своих польских притязаний: он отдал обратно Тарнопольский округ, который Австрия уступила России в 1809 г.; он отказался также от Торна и Кракова, из которых первый был занозой в теле Пруссии, а второй — в теле Австрии. Торн стал прусским, а Краков — самостоятельной республикой. Саксония же была поделена: северная, большая, однако менее населенная, половина перешла к Пруссии, остальное удержал саксонский король. Но за это Пруссия была вознаграждена Рейнской областью; она должна была расположиться на том самом левом берегу, на который она предполагала посадить саксонского короля. Она получила, таким образом, ту часть Германии, которая обладает наиболее развитой и разнообразной промышленностью, и ничто не свидетельствует так о близорукости австрийских и прусских деятелей, как то, что в этом приобретении они видели крупную неудачу для Пруссии. Меттерних злорадствовал, что Пруссия теперь «безнадежно скомпрометирована» Францией, а Гарденберг пытался сделать хорошую мину при дурной игре, говоря, что лишь «из уважения ко всеобщему желанию», лишь «в целях защиты Германии» Пруссия удовлетворилась рейнскими владениями.

Пояснительная таблица к картине «Заседание уполномоченных на Венском конгрессе 1815 года».

Гравюра работы Жана Годерфруа по картине кисти Изабей

Участники Венского конгресса 1815 года.

1) Веллингтон (Англия);

2) Граф Лобо (Португалия);

3) Сальдона (Португалия);

4) Граф Лёвенгиельм (Швеция);





5) Граф Алексис де Ноайль (Франция);

6) Князь Меттерних (Австрия);

7) Граф Де-Ла-Тур-Дюпен (Франция);

8) Граф Нессельроде (Россия);

9) Граф Пальмельда (Португалия);

10) Виконт Кастельрэ (Англия);

11) Герцог Дальберг (Франция);

12) Барон Вессенберг (Австрия);

13) Граф Разумовский (Россия);

14) Лорд Стюарт (Англия);

15) Гомез Лабрадор (Испания);

16) Граф Клэнкарти (Англия);

17) Вакен (?);

18) Гентц — генерал-секретарь конгресса;