Страница 47 из 67
Другая иллюзия юности развеялась уже в зрелые годы. Прочитав однажды какую-то книжку про западную жизнь, он стал в подражание главному герою пить черный кофе без сахара. Оказалось, что это страшная гадость. И лишь очутившись на Западе, он быстро убедился, что 99 % граждан «свободного мира» выбирают кофе с сахаром. Чай с молоком, кофе с молоком – иногда пьют несладкими, особенно во Франции. А черный кофе – должен быть горек, сладок и горяч. Так он теперь и пил.
Из всех иллюзий осталась одна: маленькие грудастые брюнетки.
Именно такой была женщина, имени которой он так и не удосужился запомнить. Знал только, что она португалка, которая досталась ему вместе с другой прислугой от прежнего хозяина замка. Он нажал кнопку звонка. Тут же в дверном проеме показалась ее мордашка. И лживая улыбка, словно ничего в жизни так не ждала, как вызова хозяина.
Он кивнул. Она вошла, закрыла за собой двери.
Горничная застыла в полной готовности выполнить любой приказ. Осина сел в ванне, не стесняясь своей не слишком привлекательной наготы. Сказал одно слово:
– Пасьянс.
Португалка знала неимоверное количество пасьянсов.
Хозяин произнес еще одно слово:
– «Star».
Это означало, что он выбрал пасьянс «Звезда».
Пасьянс – дело небыстрое. Чтобы не слышать разъяснений, которыми девица сопровождала раскладывание карт, он включил музыку. Из всех известных ему композиторов он больше всего любил и понимал Пахмутову и Вивальди.
Если песни Пахмутовой его бодрили, напоминая о комсомольской юности, то музыка Вивальди успокаивала.
Это как черный кофе без сахара – принято, и все тут. А оказалась страшная гадость. Может, и Вивальди – такой же навязанный ему «брэнд».
Что он, собственно, любит? Теперь, пожалуй, уже ничего. Сыт.
A кого? К родителям он всегда относился с почтением. А когда батяня перед смертью свозил его в Ярославскую область и передал «с баланса на баланс» свой схрон, то отца он просто зауважал.
…А однажды любил. Точно – любил. Было это еще в студенческие годы. Она на другом факультете училась – маленькая, ниже его, чернявенькая. Все на месте. Попка там, и все такое. Груди были маленькие, но красивой формы, и сосочки – не то что у этой португалки, розовенькие. Это была даже не любовь, а всепоглощающая страсть. Она отдалась ему на третий день знакомства. Не потому, что влюбилась. Говорила: «Ты, Володька, как банный лист: тебе легче отдаться, чем объяснить, что не хочется». Не очень-то лестно. Но в ходе сексуальных игр видно было, что она увлекалась, хотя нравился ей не он, Володька Сидоров, а сам процесс. Он смирился, что она отдается ему без любви. Одно ее слово – и пошел бы, как говорится, под венец.
Но она вышла замуж за парня с ее курса, с ее факультета. Как и у нее, отец офицер. Поженились и уехали по распределению в Оленегорск, где в обычном гарнизоне прозябал батюшка жениха. Потом… Суп с котом. Обычная советская жизнь. Ребеночек умер. Муж спился. Она тосковала. Вроде как между строк давала понять: одна, свободна, ностальгирует о прошлом. Он тогда учился в аспирантуре, жил в отдельной комнате в общежитии, ну куда было жену вести? Да и обида оставалась. В общем, связь прервалась. А когда решил разыскать, восстановить контакт – не вышло. След потерялся.
Вот найти бы ее сейчас, бросить к ногам миллиарды, драгоценности, замок в Лондоне, замок под Эдинбургом, шале в Альпах, пентхауз в Майами… Но ведь ей уже… позвольте… за шестьдесят! И все же… Любовь у него была. Единственная в жизни. Пусть и за шестьдесят, наверное – располнела, поседела. Так и он не Ален Делон. Жан Габен, скорее.
…Пасьянс заключался в том, чтобы собрать четыре масти в порядке последовательности.
Горничная снимала карты с колоды в ожидании, когда среди них появится двойка. Двойки выкладывались вокруг талона так: две черные – справа и слева, две красные – сверху и снизу. Далее на двойки выкладывались тройки, четверки, пятерки и так до туза.
Раньше у португалки все пасьянсы выходили.
А тут – карты не шли. Пасьянс был сорван.
Что бы это значило? К дурному-то сну еще и сорванный пасьянс…
Португалка, чувствуя недовольство хозяина, возбужденно залопотала что-то на своем тарабарском наречии.
– Пошла вон, – прорычал он.
Осина нажал кнопку на мобильнике.
– Слушаю, – раздался медовый голос референта.
– Ты посылал цветные слайды с моих ладоней ногинскому хироманту?
– Так точно.
– Пояснил, что ключевое слово «звезда»?
– Обижаете, Владимир Михалыч, я всегда все ваши указания выполняю неукоснительно.
– Еще бы ты это делал «укоснительно» – за такие-то бабки… Ну и что?
– Только что по факсу он перебросил комментарий.
– Так неси его.
– В ванну?
– Нет, в задницу. Одна нога здесь, другая там.
– Бегу.
Бежать было недалеко. Но видно, струхнул. Стоит, глазами ест, лоб в испарине.
– Читай!
– Дословно?
– А ты еще как-то можешь?
– Извините. Читаю: «Звезды занимают первое место по важности значения, присущего знакам. Они представляют фатальные случаи, происходящие вне нашей воли».
Так, звезда на сгибе пальца Солнца и ладони…
– Погоди, покажи мне слайд. Так, вот это место на моей ладони. На левой?
– На левой.
И что там значит эта звезда? Означает болезнь глаз.
– Так, отметь там у себя – на завтра устрой консультацию у лучшего офтальмолога Лондона.
– Будет сделано. Можно дальше? Звезда на Венере – означает потерю состояния.
– Полную?
– Тут не сказано.
– Профессор называется. Он точно лучший сейчас по этой части?
– Точно. Но, я извиняюсь, состояние состоянию рознь. Ваше состояние просто невозможно потерять все и сразу.
– В нашей жизни все возможно. Ты потом сформулируй к этому профессору дополнительные вопросы, покажи мне и отправь по «емеле» Как его?
– Кого?
– Идиот, хироманта?
– Константин Владимирович, а что?
– Вежливо этого старого колдуна спроси: что да как. Что за проблемы с состоянием? Связаны ли они с общим экономическим кризисом или это мой частный случай? Ты аванс ему переслал?
– Конечно.
– Ну, после получения такого аванса его прогноз мог бы быть поласковее.
– Он меня спрашивал: вам какой, говорит, прогноз дать – приятный или правдивый? А вы сами говорили: «Пусть горькая, но правда». Вот он и прислал правду.
– Да кому она нужна, такая горькая. Хотя… Предупрежден, значит – вооружен. То ли это Наполеон говорил, то ли мой батюшка, полковник милиции. Ладно, тут вот что главное – когда. Раз на руке у меня такой знак, значит, он всегда был, а состояние мое все росло и росло. Хотя, конечно, попытки укоротить его имели место… Поэтому главный вопрос один: когда грозит опасность?
– Вот хиромант и пишет: «Звезда» на Марсе – вот эта точка на вашей ладони, а место пересечения идущей к ней линии Венеры с линией жизни указывает на время происшествия.
– Ну, так не томи, когда? Время? Когда ждать эту катастрофу?
– Примерно в середине второй половины вашей жизни, – так пишет профессор.
– Ну, и кому нужен такой профессор-херомант?
– Хиромант.
– Один хрен. Что толку в его прогнозе без даты? Запроси: пусть максимально точно укажет дату катастрофы. Ну, что еще интересного?
– Вот любопытная подробность, – сладострастно, деланно робея, словно не решаясь огорчать хозяина пакостными новостями, прошептал референт…
– Вот у вас тут звезда на линии Солнца, отмечена, видите?
– Ну, вижу, что дальше?
– Профессор-хиромант пишет: это означает препятствие к богатству.
– А что это значит, не пишет?
– В комментариях профессора сказано: это значит, что, если вы потеряете состояние, то в будущем новое богатство вы уже вряд ли наживете.
– Ну, это мы еще посмотрим. Сейчас главное – максимально точно установить дату возможной – подчеркиваю, возможной – катастрофы. Переведи ему на счет еще денег. Но не дави. Мне вранье за мои же бабки впаривать не надо.