Пятница 13-ое

На какое-то мгновение тринадцати летней девочке, смотрящей на то, что происходит у причала, показалось что это ее взгляд, ее слова привели к трагедии, оживив непонятные ей могущественные силы зла.

Ей показалось, что если сейчас, вдруг, попросит у отца прощения и попробует остановить разрушение, она сможет спасти его, вернуть из черной бездны. Но язык не шевелился, он как бы примерз к небу, а мысли сделались неподвижными. И только ужас наполнял все существо девочки. Она начала дрожать, охваченная внезапным страшным ознобом. Ее глаза закатились, и Тина, теряя сознание, успела вскрикнуть:

— Отец! Папа, папа!

Но Джон не услышал слов своей дочери. Сверху на него рухнула крыша причала.

Последнее, что услышала Тина, это был страшный крик ее матери:

— Джон! Джон! Джон! — кричала женщина.

— Дочка, с тобой все в порядке, — кто-то потряс Тину за плечо.

Она очнулась. Светило яркое солнце. Девушка сидела в машине. Ровно работал двигатель. Рядом с ней за рулем сидела ее мать, постаревшая, но все еще привлекательная.

Тина поняла, что это снова вернулось к ней страшное воспоминание, которое не покидало ее вот уже все прошедшие пять лет. Настолько реальными были воспоминания, настолько страшно она вновь пережила потерю отца, которого любила по-настоящему, но только трезвого. До сих пор она не могла избавиться от чувства, что это ее слова, ее непроизвольно слетевшие с языка слова проклятия, разрушили причал и увлекли отца в черную бездну.

После трагической гибели отца Тина чувствовала свою вину, и это чувство не давало ей жить. Не давало быть спокойной и уверенной, похожей на всех своих ровесников.

Большую часть из этих пяти лет Тина провела в самых разных клиниках. Многие врачи пытались ее лечить, но все их усилия были тщетными.

Тине надоели клиники, уколы, сеансы психоаналитиков, прослушивание своих воспоминаний на магнитофонной ленте, ей надоело видеть себя на экране монитора и слышать свой голос. Она не могла избавиться от ужасного воспоминания, связанного с трагической гибелью отца. Менялись врачи, менялись клиники. Разные профессора, разными способами и разными методиками пробовали вернуть ее к жизни, пробовали сделать нормальной обыкновенной девушкой, такой, как миллионы девушек вокруг. Но как ни старались врачи, как не желала этого мать, все усилия оказывались тщетными.

Тина была уверена, что именно ее слова, именно ее чувства привели к гибели отца. Мать пыталась ее разуверить, убеждала, ласкала, но ничто не помогало. Уверенность Тины с каждым годом, с каждым днем росла.

— Тина, с тобой все в порядке? — повторила мать, когда машина медленно катилась с горы к синеющему впереди лесу.

— Я не думаю, что это отличная мысль, — сказала Тина, продолжая прерванный разговор.

— Но ты пойми, так будет лучше для всех нас. Давай попробуем и этот способ лечения. Дочь, давай попытаемся еще раз. По-моему, с помощью доктора Круза это будет не так и сложно. Он очень хороший специалист. Очень. О нем писали во многих медицинских журналах. И очень многих людей он спас, избавив их от психических недугов, от всевозможных навязчивых идей.

— Мама, мама, но ты пойми, это никакая не навязчивая идея. Это совсем не то, что-то другое. Я просто пока не могу объяснить, как это произошло и что это было, но я верю, у меня не навязчивая идея.

Женщина, встряхнув головой, как бы сбрасывая с себя некое наваждение, притормозила, повернула голову и внимательно посмотрела в глаза дочери. Их взгляды не встретились, потому что Тина смотрела на дорогу, которая вела к тому проклятому месту, где пять лет тому назад трагически оборвалась жизнь ее отца. Как бы отвечая на ее взгляд, мать сказала:

— Да, Тина, ты права. До озера действительно ровно пять миль.

Машина быстро преодолела это расстояние. Попетляв по лесной дороге, выехала к берегу озера.

Днем озеро выглядело совсем по-иному.

Голубоватая вода искрилась под лучами солнца.

Доктор Круз уже ожидал пациентку с матерью на крыльце загородного дома семьи Шефердов. Он стоял, прислонясь к дверному косяку, задорно улыбался и, увидев блестящий форд, который медленно подъезжал к дому, радостно взмахнул рукой.

Доктор Круз был последней надеждой матери Тины. Она ему верила и надеялась на то, что именно этот сорокалетний мужчина с умным взглядом глубоко посаженных карих глаз сможет помочь дочери избавиться от навязчивых галлюцинаций, от тяжелых мрачных мыслей, которые преследуют девушку, не давая ей жить полноценной жизнью.

— Здравствуйте, — опустив ветровое стекло, поприветствовала доктора мать Тины. — Я надеюсь, мы не заставили вас долго ждать?

Открылись дверцы машины, и Тина с матерью ступили на теплую, прогретую летним солнцем, землю, от которой веяло спокойствием и тишиной сельской жизни.

На берегу озера стояло еще несколько машин, у которых возились молодые люди, распаковывая багажник, вытаскивая огромные яркие рюкзаки, термосы, ящики с банками пепси-колы и пива.

— А здесь очень красиво, — сказал доктор Круз, подходя к девушке и протягивая крепкую руку.

Но Тина не подала своей руки. За последние пять лет ее отношение к медицине резко изменилось, и она уже не верила ни в каких психоаналитиков, психотерапевтов, гипнотезеров. Она знала, вернее даже не знала, а чувствовала, что избавиться от мрачных видений ей не под силу, и никакой доктор ей в этом не поможет.

Тина растерянно осматривалась по сторонам. Она не была в этом месте, на берегу Хрустального озера вот уже пять лет.

Здесь многое изменилось. Обветшал их дом. Был построен новый причал для лодок. В соседнем доме сменился хозяин, и она никого не узнавала из тех молодых людей, суетившихся возле машин.

В первое мгновение ей стало завидно при виде молодых парней и девушек, весело шутивших и перебрасывавшихся незатейливыми остротами, но потом, ощутив свою отчужденность от этого мира, Тина даже обрадовалась — она поняла, что не нашла бы темы разговора с их молодыми соседями, была бы в их компании лишней.

Ей не хотелось меняться, подстраиваясь под кого бы то ни было. Ей хотелось оставаться такой, как она есть, такой же неизменной, как этот лес, это озеро, это небо. Ее раздражало, что изменились дома, что уже не все здесь так, как при ее отце.

Только одна вещь оставалась здесь неизменна. К Тине снова вернулось чувство неизъяснимой тревоги. Чувство — в этом месте прячется что-то страшное, то что ей не подвластно, что сломало ее жизнь.

Эта непонятная тревога исходила от озера, от его спокойной и безмятежной на взгляд воды.

Как прошла поездка? — поинтересовался доктор Круз.

— Поездка была приятной, — ответила женщина.

Мать Тины — миссис Шеферд взяла доктора Круза под руку и отвела от дочери, она говорила шепотом, боясь, чтобы их не услышали:

— Тина очень не хотела ехать сюда, вы же понимаете, ей тяжело вспоминать…

— Но это единственный способ помочь ей.

Доктору тоже явно не хотелось, чтобы их услышала Тина.

— Может, все-таки попробовать другой способ? — запоздало предложила миссис Шеферд.

— Мы же договорились с вами действовать заодно…

— Но сердце матери мне подсказывает — это навредит ей.

— Доверьтесь мне.

— Я пробую убедить себя, но ничего не получается, я боюсь за Тину.

Доктор Круз высвободился и подошел к машине:

— Как твои дела, Тина? — спросил доктор.

Но его вопрос остался без ответа. Тина сосредоточенно всматривалась в до боли знакомый пейзаж. Она смотрела на белую шлюпку, привязанную к причалу; на мостики, которые уходили в озеро; на отражение их деревянного двухэтажного дома, оно как в зеркале, только в перевернутом виде, лежало на глади воды.

Она смотрела на огромные темные деревья, которые за эти пять лет стали еще большими; на клочья мха, свисавшего с их серых густых и толстых ветвей. Потом она взглянула на небо: оно было чистое, голубое и безмятежно спокойное.

И на какое-то мгновение уверенность вернулась к девушке. Ее растерянность, как бы прошла. Но тревога все еще гнездилась в глубине души, все еще не давала сосредоточиться и стать спокойной.