Страница 4 из 45
Самого купца дома не оказалось, он уехал куда-то по своим делам; привратнику я объяснил, что должен дождаться возвращения хозяина, поскольку халиф приказал мне вручить послание адресату в собственные руки. Повинуясь закону, привратник впустил меня. Чтобы распахнуть для меня двери, потребовалось некоторое время, ибо их украшало множество замков, засовов, задвижек, цепочек и прочих запоров, как это заведено в домах скупых и подозрительных людей. Наконец меня впустили, и я прождал во внутреннем дворе почти целый день, мучимый голодом и жаждой. Тем не менее слуги скряги-купца так и не удосужились предложить мне какого бы то ни было угощения или напитка. Солнце прошло зенит, и в самые жаркие послеполуденные часы, когда дом затих и слуги погрузились в сон, я тоже почувствовал дремоту. Пробуждение мое было прекрасно: оно сопровождалось видением молодой прекрасной женщины в белоснежном одеянии. Я сразу понял, что передо мной та самая красавица – жена старого купца, которую никто никогда не видел. Она ничего не сказала, но знаками предложила следовать за ней в одну из комнат, а затем заперла за нами дверь на засов. Я насладился ею как женщиной буквально в следующую же минуту. Чтобы добиться ее согласия, мне не пришлось прикладывать никаких усилий, чему удивляться не приходится: ведь муж ее был стар и, без сомнения, нечасто баловал своим вниманием. Вторая половина дня пролетела для меня как одна минута, и мы очнулись лишь тогда, когда услышали снаружи голос вернувшегося хозяина дома. Его супруга тотчас же встала с нашего ложа и исчезла, все так же не произнеся ни слова в моем присутствии. Мне же пришлось довольно поспешно приводить в порядок себя и свое одеяние.
На этот раз я не мог не оценить с благодарностью то количество замков и засовов, что преграждали вход в дом даже его владельцу. Тем не менее времени мне чуть-чуть не хватило, и ибн-Карин застал меня еще в комнате и, естественно, что-то заподозрил. Он спросил меня, что я здесь делаю и почему не жду его возвращения во дворе дома, как и подобает посланнику. На это я ответил, что прождал его достаточно долго и, почувствовав голод, а также страдая от жары, зашел в дом в поисках еды, воды и тени. Такая ложь, разумеется, могла служить лишь формальной отговоркой; купец мне не поверил и пожаловался на меня халифу. Тот, насколько мне известно, прекрасно понял, в чем была истинная моя вина, и в кругу приближенных от души посмеялся над незадачливым мужем. Официально же он решил продемонстрировать придворным суровость к тому, кого уличили в нарушении порядка. При первом же удобном случае, когда царь Сакалибы нижайше попросил халифа направить в его страну посла, наш повелитель не без наущения мстительного ибн-Карина отправил меня в дальний путь, прочь из Багдада, мало интересуясь моим мнением по поводу этого назначения.
С нами вместе в путь отправился посланник царя Сакалибы по имени Абдалла ибн-Басту аль-Хазари, человек недалекий, поверхностный, но на редкость нудный и словоохотливый. В состав посольства вошли также Такин аль-Тюрки, Барс аль-Саклаби – оба назначенные проводниками – и покорный слуга уважаемого читателя. С собой мы везли немало подарков для правителя страны Сакалиба, его супруги, детей и высших военачальников. Везли мы также некоторое количество разных лекарств, распоряжаться которыми было поручено Саузану аль-Рази. Таков был состав нашего посольства.
Итак, мы отправились в путь в четверг 11-го дня месяца сафара 309-го года{1} из Города Мира{2}. На один день мы остановились в Нахраване и оттуда совершили быстрый переход до аль-Даскары, где остановились на три дня. Затем без лишних остановок и задержек мы преодолели следующий участок пути и добрались до Хальвана. Здесь мы остановились на два дня. Оттуда наш караван проследовал к Кирмизину, где мы оставались также два дня. Затем мы снова пустились в путь и, добравшись до Хамадана, сделали остановку на три дня. Дальше отправились в Саву, где сделали остановку на два дня. Оттуда наш путь лежал на Рей, где нам пришлось задержаться на одиннадцать дней в ожидании Ахмада ибн-Али, брата аль-Рази, который должен был прибыть туда и отправиться вместе с нами в Хувар аль-Рей. Встретившись с ним, мы направились в Хувар аль-Рей, где сделали остановку на три дня.
Этот абзац дает представление о той манере, в которой Ибн Фадлан описывает само путешествие. Примерно четверть всей рукописи представляет простое перечисление населенных пунктов, через которые пролегал путь посольства, с указанием количества дней, проведенных в каждом из них. Большую часть подобных перечислений я при подготовке данной публикации позволил себе опустить.
Ввиду того что посольство, возглавляемое Ибн Фадланом, двигалось на север, ему пришлось прервать путешествие и сделать длительную остановку на время зимы.
Наше пребывание в Рурганийе было продолжительным; мы провели там несколько дней месяца рагаба{3} и целиком месяцы сабан, рамадан и саввал. Такая долгая остановка была вызвана необходимостью переждать холодное время года и избежать опасностей и невзгод, связанных с суровыми погодными условиями. Мне поведали о двух жителях города, которые поехали на верблюдах в лес за дровами. По недомыслию или забывчивости они не взяли с собой кремень и трут и вынуждены были заночевать в лесу без костра. Наутро, когда рассвело, они обнаружили своих верблюдов мертвыми. Животные пали, не выдержав холода.
Я своими глазами видел, что рыночная площадь и улицы Гурганийи зимой практически безлюдны, потому что жители предпочитают сидеть по домам, спасаясь от стужи. Порой можно пройти по улицам города, не встретив по пути ни одного прохожего. Однажды я сам, совершив, несмотря на холод, необходимое омовение в подготовленном бассейне, вошел в дом и обнаружил, что моя борода замерзла, превратившись в кусок льда. Мне пришлось отогревать ее у очага. Дни и ночи я проводил в доме, построенном внутри другого дома, а именно – внутри самого здания была поставлена тюркская войлочная юрта, и при этом я почти не снимал с себя множества одежд и меховых накидок. Несмотря на все это, порой по ночам моя щека примерзала к подушке.
Я своими глазами видел, как, страдая от ужасных морозов, трескалась земля и раскалывались пополам могучие стволы старых деревьев.
В середине месяца саввала 309 года{4} погода начала меняться к лучшему. Стало теплее, лед на реке растаял, и мы стали собирать все необходимое для дальнейшего путешествия. Мы купили тюркских верблюдов и кожаные лодки из верблюжьих шкур для переправ через реки, протекающие по землям тюрков.
Мы сделали запас хлеба, проса и солонины на три месяца. Наши знакомые в городе посоветовали нам, в какой именно одежде лучше всего отправляться в столь дальнюю дорогу. Предстоящие трудности и лишения были описаны нам в столь мрачных красках, что мы поначалу посчитали их несколько преувеличенными. Тем не менее, когда мы столкнулись с этими трудностями наяву, оказалось, что рассказчики, скорее, преуменьшили грозившие нам опасности.
Оделись мы следующим образом: на каждом был теплый кафтан, поверх него кожаная куртка, поверх нее тулуп, а сверху еще накидка-бурка. На головах у нас были войлочные шлемы, полностью закрывавшие лицо. В этом теплом забрале имелась лишь узкая щель для глаз. На нас было также надето теплое белье и кожаные штаны. На ногах поверх войлочных туфель были прочные кожаные сапоги. Сев в таком облачении на верблюда, человек уже не мог пошевелиться, поскольку его движения сковывало многослойное одеяние.
Знаток права, учитель богословия и некоторые из придворных, присоединившиеся к каравану в Багдаде, отказались принимать дальнейшее участие в посольстве, испытывая страх перед путешествием по новым, неведомым землям. Таким образом, в дальнейший путь отправились лишь я, посол царя Сакалибы, его зять и двое придворных – Такин и Барс[1].