Люди

Роберт Сойер

Люди

Если б это было так просто! — что где-то есть чёрные люди, злокозненно творящие чёрные дела, и надо только отличить их от остальных и уничтожить. Но линия, разделяющая добро и зло, пересекает сердце каждого человека. И кто уничтожит кусок своего сердца?…

Посвящается

Марку Асквиту

Властелину множественных вселенных

Пролог

— Я совершил ужасную вещь, — сказал Понтер Боддет, сидя верхом на седлокресле в кабинете Журарда Селгана.

Селган принадлежал к поколению 144, на десять лет старше Понтера. Его волосы были умудрённо седы, а пробор раздался вширь и превратился в широкую реку лысины, впадающую в озеро покатого лба над надбровным валиком.

— Продолжайте.

— Мне казалось, что у меня нет выбора, — сказал Понтер, глядя в пол; его собственный надбровный валик отгораживал его от взгляда изумрудных глаз Селгана. — Мне казалось, что я должен был это сделать, но…

— Но сейчас вы сожалеете об этом?

Понтер молчал, упершись взглядом в устланный мхом пол кабинета.

— Вы сожалеете о содеянном?

— Я… я не уверен.

— Вы сделали бы это снова, доведись вам снова пережить тот момент?

Понтер коротко хохотнул.

— Что смешного? — спросил Селган; в его голосе было скорее любопытство, чем раздражение.

Понтер посмотрел на него.

— Я думал, только мы, физики, устраиваем мысленные эксперименты.

Селган усмехнулся.

— Мы с вами не так уж сильно различаемся. Мы оба пытаемся найти истину и разрешить загадку.

— Надо полагать, — согласился Понтер. Теперь он смотрел на гладкую, плавно закругляющуюся стену цилиндрического помещения.

— Вы не ответили на вопрос, — напомнил Селган. — Сделали бы вы это снова, будь такое возможно?

Понтер какое-то время молчал, и Селган его не торопил, давая обдумать ответ. Наконец, Понтер сказал:

— Я не знаю.

— Не знаете? Или просто не хотите сказать?

И снова Понтер молчал.

— Я хочу вам помочь, — сказал Селган, поёрзав на своём седлокресле. — Такова моя цель. Я не собираюсь вас судить.

Понтер снова засмеялся, но в этот раз его смех прозвучал удручённо.

— В этом-то всё и дело, так ведь? Никто нас не судит.

Селган нахмурился.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что в другом мире — на той, другой Земле — люди верят, что существует… у нас нет для этой концепции слова, но они называют это Бог. Бесплотное высшее существо, которое создало вселенную.

Селган покачал головой.

— Как у вселенной может быть создатель? Чтобы что-то было создано, оно должно иметь начало. Но у вселенной нет начала. Она существовала всегда.

— Вы знаете это, — сказал Понтер. — Я знаю это. Но они этого не знают. Они считают, что их вселенной всего… они говорили про двенадцать миллиардов лет; полтораста миллиардов месяцев.

— Что же существовало прежде этого момента?

Понтер нахмурился, припоминая свои разговоры с глексенской женщиной-физиком Лу Бенуа — как бы ему хотелось уметь правильно произносить их имена! — Они говорят, что до этого не было времени; что время началось лишь с появлением вселенной.

— Какая странная идея, — сказал Селган.

— Согласен, — сказал Понтер. — Однако если бы они признали, что Вселенная существовала всегда, то в ней не нашлось бы места для этого их Бога.

— Ваш партнёр тоже физик, не так ли? — спросил Селган.

— Да, — сказал Понтер. — Адекор Халд.

— Так вот, я уверен, что вы часто разговариваете с Адекором о физике. Меня же больше интересуют другие вещи. Вы упомянули этого… этого «Бога» в связи с концепцией правосудия. Расскажите мне об этом подробнее.

Понтер помолчал пару мгновений, пытаясь сообразить, как лучше описать эту концепцию.

— Похоже, что бо́льшая часть тех, других людей верит в так называемую «загробную жизнь» — в существование, которое следует за смертью.

— Но ведь это смешно, — сказал Селган. — Это терминологическое противоречие.

— О да, — согласился Понтер, улыбаясь. — Но это особенность их мышления — настолько распространённая, что они даже выдумали для неё специальное слово, словно, дав ему название, они разрешают парадокс. Я не могу произнести это в точности, как они, но звучит это похоже на «о-ксу-мор-он».

Селган улыбнулся.

— Хотел бы я, чтобы кто-нибудь из них попал ко мне — было бы интересно узнать, как функционирует такой разум. — Он помолчал. — Существование, которое следует за смертью: на что, по их мнению, оно похоже?

— Это самое интересное, — сказал Понтер. — Оно может принимать одну из двух форм, в зависимости от того, как вы вели себя, пока были живы. Если вы прожили хорошую, добродетельную жизнь, то будете вознаграждены чрезвычайно приятным посмертным существованием. Но если при жизни вы вели себя плохо или просто совершили при жизни какой-нибудь особенно злой поступок, то последующее существование будет состоять из сплошных мучений.

— И кто выносит решение? — спросил Селган. — О, погодите, кажется догадываюсь. Это решает Бог, так ведь?

— Именно. По крайней мере, они в это верят.

— Но почему? Почему они верят в нечто настолько нелепое?

Понтер слегка пожал плечами.

— На основании исторических свидетельств, оставленных людьми, якобы общавшихся с Богом.

— Исторических свидетельств? — удивился Селган. — А сейчас кто-нибудь общается с этим Богом?

— Некоторые утверждают, что общаются. Но я так понял, что это ничем не подтверждается.

— И этот Бог, он что, является арбитром для каждого человека?

— Предполагается, что да.

— Но в мире 185 миллионов человек; многие тысячи умирают ежедневно.

— Это у нас. В их мире живёт больше шести миллиардов человек.

— Шести миллиардов! — Селган покачал головой. — И каждый каким-то образом будет после смерти помещён в одно из двух мест, которые вы упомянули?

— Да. После суда.

Понтер увидел, как Селган скривил лицо. Детали глексенских верований явно заинтриговали скульптора личности, но его основным интересом были мысли самого Понтера. — «После суда», — повторил он, словно это слово было мясом, вкусом которого стоило как следует насладиться.

— Именно, суда, — сказал Понтер. — Вы не понимаете? — У них нет имплантов-компаньонов. У них нет архивов алиби. Они не ведут всю жизнь подробную запись всех своих действий. У них ничего этого нет, потому что они верят, что им ничего этого не нужно. Они считают, что Бог смотрит на них и видит всё — и даже присматривает за ними, оберегает. И они верят, что никакое злое деяние в конечном итоге не может сойти никому с рук.

— Но вы сказали, что совершили нечто ужасное.

Понтер смотрел в окно на свой мир.

— Да.

— Там? В том, другом мире?

— Да.

— Но вы не разделяете их веру в этого их Бога.

Понтер фыркнул.

— Конечно, нет.

— И вы считаете, что вас никогда не будут судить за плохой поступок, который вы совершили?

— Именно. Не сказать, чтобы это было идеальное преступление. Но в том мире ни у кого нет никаких оснований подозревать меня, а здесь ни у кого не может быть причин потребовать просмотра именно этой части моего архива алиби.

— Вы назвали это преступлением. Было это деяние преступным по меркам того, другого мира, в котором вы находились?