Девять драконов

Босх также понимал, что его дочь получила психологическую травму, и хотя он не знал, как именно надо будет позаботиться о ней в связи с этим, однако чувствовал, что любой дополнительный комфорт не повредит.

Заметив встрепанный вид Босха, женщина в окошке кассы напомнила ему, что зал ожидания для пассажиров первого класса предоставляет путешественникам душевые комнаты. Босх поблагодарил ее за эту подсказку, взял их посадочные талоны, а затем проследовал за стюардессой первого класса на контрольно-пропускной пункт. Как и ожидалось, благодаря своему недавно обретенному статусу проверку на безопасность они прошли легко и быстро.

Им предстояло убить еще три часа, и хотя упомянутый душ был очень соблазнителен, Босх решил, что еда является, пожалуй, более насущной потребностью. Он уже не помнил, когда и что ел в последний раз, и имел все основания предполагать, что его дочь точно так же долгое время была лишена нормальной пищи.

— Ты голодна, Мэдс?

— Не особенно.

— Они тебе кормили?

— Нет… да. Но я все равно не могла есть.

— Когда ты в последний раз что-то ела?

Ей пришлось задуматься.

— Я съела кусок пиццы в торговом центре в пятницу, перед тем как…

— О'кей, тогда нам действительно надо сначала поесть.

На лифте они поднялись в зал, где располагалось множество разнообразных ресторанов. Босх выбрал тот, что размещался в центре общего зала, откуда открывался вид на торговый этаж — настоящую мекку беспошлинных товаров. Его дочь заказала куриные палочки, а сам он — бифштекс с жареной картошкой.

— Никогда не следует заказывать бифштекс в аэропорту, — заметила Мэделин.

— Это почему?

— Они там плохие.

Босх кивнул. В первый раз, с тех пор как дочь попрощалась с Суном, она произнесла больше одного-двух слов за раз. Гарри с тревогой наблюдал, как она постепенно падает духом, по мере того как отходит наркоз освобождения от страха, и жестокая реальность пережитого и смерти матери доходит до ее сознания. Босх боялся, что с ней случится нервный шок. Ее странное замечание о качестве бифштексов в аэропорту, похоже, говорило о диссоциативном расстройстве.

— Ладно, вот и проверим.

Но она уже сменила тему:

— Я теперь буду жить у тебя, в Лос-Анджелесе?

— Ну да. А что?

Он внимательно смотрел ей в лицо в ожидании реакции. Оно не изменилось — такой же пустой взгляд, осунувшееся лицо со следами высохших слез.

— Я хочу, чтобы ты осталась со мной, — сказал Босх. — Помнишь, когда гостила у меня в прошлый раз, ты говорила, что хотела бы остаться.

— Но не такой ценой.

— Я понимаю.

— А я вернусь, чтобы забрать свои вещи и попрощаться с друзьями?

Прежде чем ответить, Босх задумался.

— Вряд ли, — проговорил он наконец. — Возможно, я распоряжусь, чтобы твои вещи переслали. Но, я думаю, ты сможешь связаться со своими друзьями по электронной почте. Или позвонить им.

— Я хотя бы смогу с ними попрощаться?

Босх кивнул и не сказал ничего, чтобы ненароком не напомнить о ее погибшей матери. Вскоре Мэделин заговорила снова; ее разум был словно воздушный шарик, подхваченный ветром и следующий непредсказуемым курсом, касаясь земли то здесь, то там.

— Нас что, разыскивает полиция?

Босх опасливо огляделся, боясь, не услышал ли вопроса кто-нибудь из сидящих неподалеку. Потом наклонился к ней ближе, чтобы ответить.

— Я не знаю, — тихо сказал он. — Может быть. Но я не хочу сейчас это выяснять. Будет гораздо удобнее заняться всем этим в Лос-Анджелесе.

Помолчав, она задала вопрос, заставший Босха врасплох:

— Папа, ты убил людей, похитивших меня? Я слышала много выстрелов.

Босх подумал, как ему следует ответить — и как копу, и как отцу, — но не слишком долго.

— Давай просто скажем, что они получили по заслугам. И все, что случилось, они сами навлекли на себя своими действиями. О'кей?

— О'кей.

Когда принесли заказ, они перестали разговаривать и жадно набросились на еду. Босх выбрал ресторан, столик и свое место с таким расчетом, чтобы иметь хороший обзор торговой зоны и находящегося за ней пункта обеспечения безопасности. Во время еды он продолжал бдительно высматривать любое проявление нештатной активности, в том числе и со стороны работников аэропорта. Любое не являющееся рутинным движение персонала либо проявление какой-то розыскной деятельности не ускользнуло бы от его внимания. Босх понятия не имел, находится ли он вообще в поле зрения полиции, но, так или иначе, оставил за собой в Гонконге кровавый след и должен был сохранять бдительность.

— Ты будешь доедать картошку? — спросила Мэдди.

Босх подвинул свою тарелку поближе к ней:

— Забирай всю.

Когда она потянулась через стол, ее рукав сдвинулся, и Босх увидел повязку на сгибе локтя. Он вспомнил об испачканном кровью тампоне, найденном Элеонор в мусорной корзинке в номере «Чунцин-мэншнз».

Босх указал на ее руку:

— Мэдди, откуда у тебя это? Они брали у тебя кровь?

Она поспешно заслонила повязку другой рукой, словно это могло раз и навсегда прекратить расспросы.

— Нам обязательно говорить об этом сейчас?

— Ты могла бы просто ответить на один вопрос?

— Да, Квик взял у меня кровь.

— Я собирался спросить о другом. Где ты была, прежде чем тебя засунули в багажник и отвезли на пристань?

— Я не знаю. В какой-то больничной комнате. Вроде врачебного кабинета. Я все время была заперта там. Пожалуйста, папа, я не хочу говорить об этом. Не сейчас.

— Хорошо, родная, мы поговорим об этом, когда ты захочешь.

Покончив с едой, они отправились в торговую зону. Босх купил в магазине мужской одежды полный комплект для себя, а в спортивном — кроссовки. Мэдди отказалась от новой одежды и сказала, что обойдется тем, что есть в рюкзаке.

Следующая остановка была в универсальном магазине — там Мэдди выбрала плюшевого панду, которого, как она сказала, хочет использовать как подушку, и книгу под названием «Похититель молнии».

Потом они направились в зал ожидания для пассажиров первого класса и воспользовались душевыми кабинами. Несмотря на целый день, полный крови, пота и грязи, Босх вымылся быстро, потому что не хотел надолго расставаться с дочерью. Прежде чем одеться, он осмотрел рану на руке. Кровь свернулась, и уже начал образовываться рубец. Он использовал только что купленные нарукавные повязки в качестве двойного бинта вокруг раны.

Одевшись, он снял крышку с мусорной урны, что находилась рядом с раковиной, в душевой комнате, связал в узел свою старую одежду и обувь и засунул их под бумажные полотенца и другой мусор. Босх не хотел, чтобы кто-нибудь заметил и вытащил его вещи, особенно туфли, в которых он ступал по испачканным кровью кафельным плиткам в Туен Муне.

Почувствовав себя более-менее готовым к предстоящему долгому перелету, он вышел из душевой и огляделся в поисках дочери. Однако, не увидев ее в зале ожидания, вернулся ко входу в женскую душевую. Когда прошло пятнадцать минут, а Мэделин так и не появилась, он забеспокоился. Подождав еще минут пять, он подошел к стойке администратора и попросил сидящую там женщину послать служащую в душевую проверить, как там его дочь.

Женщина сказала, что сделает это сама. Босх двинулся за ней и стал ждать у входа. Когда дверь открывалась, он услышал шум льющейся воды. Затем донеслись голоса, и вскоре женщина-администратор вышла из помещения.

— Она все еще в душе и говорит, что с ней все в порядке. Она говорит, что сейчас выйдет.

— Хорошо, спасибо.

Женщина вернулась на свое место, а Босх посмотрел на часы. До посадки на их рейс оставалось не менее получаса. Время еще было. Он вернулся в зал ожидания и сел на стул поближе к коридору, ведущему в душевые. Ему казалось, что он превратился в сжатую пружину.

Он не представлял, чем могут быть заняты мысли Мэделин. Знал, что она нуждается в помощи и хотел побыстрее увезти ее отсюда и доставить в Лос-Анджелес. Босх уже придумал, кому позвонит после приезда, чтобы проконсультироваться по поводу Мэдди.