Царский пират

– Так я и знал, – прошептал он. – Так и знал. Это другое колдовство.

– А если знал, то зачем же полез? – поинтересовался Степан, успокаиваясь: если друг разговаривает, значит, его жизнь вне опасности.

– Нужно было проверить, – пробормотал колдун. – Теперь все ясно: в этой священной роще живут другие боги. Они не приняли камень-Алатырь, он им чужой.

Он сел, а затем попробовал встать. Руки и ноги не слушались Лаврентия, и он снова опустился на землю.

– Ну, вот и хорошо, – заметил Степан, подавая другу руку, чтобы тот еще раз попытался встать. – Теперь ты убедился и, слава богу, остался жив. Пойдем отсюда.

– Нет, это место силы, – упорно проговорил Лаврентий. – Теперь-то уж я полностью убедился. Отсюда нельзя уходить до тех пор, пока здешние боги не захотят со мной говорить. Оставь меня здесь, я побуду с ними наедине.

Поймав встревоженный взгляд Степана, он слабо улыбнулся.

– Не бойся, – сказал он. – Я больше не буду доставать Алатырь. Я должен был попытаться, но это оказалось ошибкой. Иди, я догоню вас.

Находиться в этом странном месте Степану было неуютно с самого начала, а после увиденного вообще стало страшно, так что он не стал спорить. Что же касается Марко Фоскарино, тот он был в восторге от идеи убежать отсюда и никогда не возвращаться.

– Надеюсь, мы не будем хоронить Димитрия поблизости от этой рощи? – спросил он утвердительно. – Димитрий был добрым христианином, и ему было бы неприятно лежать тут.

Двумя заступами они вырыли могилу между двух небольших деревцев и положили туда завернутое в плащ с ног до головы тело несчастного грека. Туда же положили все четыре иконы, бывшие с ним: Иисуса-Пантократора, Богородицы, Димитрия Солунского и архиепископа Николая, Мирликийского Чудотворца. Вероятно, этой последней иконой молодой человек запасся специально перед путешествием по морям…

Засыпав могилу, сверху выложили из мелких камешков крест, а затем встали в изголовье.

– Кто будет молиться? – спросил Степан, обращаясь к венецианцу. – Он был твоим другом и сыном твоих друзей.

– Лучше это сделать тебе, – ответил Марко, вытирая запачканные землей руки о рукоятку заступа. – Все-таки вы с ним принадлежите к одной церкви. Будет правильно, если над могилой схизматика будет молиться схизматик. Ты умеешь это делать?

Степан хотел было ответить, что годы, проведенные за учением в холмогорском монастыре, не прошли даром. Молиться и служить Богу – это второе, что он умеет делать хорошо после вождения кораблей по студеному морю…

Прочитав молитву Господню, канон Пресвятой Богородице и тропарь всем святым, Степан приступил к погребальному обряду.

– Еще молимся об упокоении раба божьего Димитрия, и о проститеся ему вся согрешения его вольныя и невольныя, словом-делом, ведением и неведением…

Сбоку приблизился Лаврентий. Он встал в ногах могилы и, осенив себя крестным знамением, присоединился к молитве. Марко опустился на колени.

– И упокой его, Господи, в селениях праведных, иде же несть ни скорби, ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная…

Место было возвышенное, и, когда ветер с моря усилился, слова стали еле слышны. Ледяные порывы Балтики посвистывали вокруг, унося обрывки молитв в сторону. Когда Степан запел «Со святыми упокой», Лаврентий присоединился к нему. Их громкие голоса, силившиеся перекричать морской ветер, зазвучали в унисон, сильнее.

Они молились не только о Димитрии, но обо всех своих товарищах, погибших в последнее время. Стоя посреди пустынного острова, обдуваемого всеми ветрами, оба почувствовали, что время для такой молитвы настало, и место – самое подходящее.

– Со святыми упокой, Господи, – силясь преодолеть вой ветра, выводили Степан с Лаврентием, – души усопших раб Твоих…

– Теперь сундук, – охрипшим от пения на ветру голосом сказал Степан. – Надо поискать место, чтобы потом сразу найти.

– Лучше всего – в священной роще, – предложил Лаврентий. – Там легко запомнить место по расположению камней.

Заметив смущение на лицах Степана и Марко, колдун пояснил:

– В священной роще нельзя хоронить людей. А предметы как раз хорошо прятать там, под защитой богов.

Пока по очереди тащили тяжелый сундук, венецианец, наконец, не выдержал и задал Лаврентию вопрос, который мучал его давно.

– Слушай, – сказал он. – Объясни все-таки мне, ты христианин или язычник?

Но отвечать на этот вопрос Лаврентий научился еще в детстве, когда под руководством дедушки-колдуна только начинал заниматься своим главным делом.

– Я чту всех богов, – миролюбиво сказал он. – Раньше были древние боги, а теперь пришли новые. Я знаю, что наступит время – и старые боги уйдут от нас. Но пока что они еще сильны и могут помочь людям так же, как новые. Да и вообще, зачем делать различия? Старые и новые боги – это одно и то же в жизни человека.

Этот уклончивый ответ, конечно, не удовлетворил Марко, но делать было нечего – венецианец озадаченно вздохнул и умолк. Честно говоря, Степан и сам не знал, как следует относиться к сверхъестественным силам и способностям своего друга. Поморский Север издревле богат колдунами, но пришедшее в эти края христианство выработало какие-то формы мирного сосуществования со старинной магией и волшебством. По крайней мере – в сердцах людей-поморов.

Наметив место в священной роще, они закопали сундук в землю на глубину в три локтя – вполне достаточно для того, чтобы даже сильный ливень не смог размыть грунт и обнажить сокровище. Перед тем, как закопать сундук, Степан взглянул на него и подумал о том, какая странная судьба у этого предмета. Ему нужно было проделать долгий путь от Родоса в Венецию, чтобы затем быть зарытому на пустынном острове посреди холодного северного моря.

– А потом он, так и не будучи открыт, вернется на Родос, – закончил свою мысль Степан. – Но это уж будет моя забота.

Неожиданность поджидала чуть после, когда Лаврентий вдруг отказался возвращаться на корабль.

– Нельзя уезжать, пока я не помирюсь со здешними богами, – заявил он. – По всему видно, что в этих краях, в этом море они очень сильны. Без их помощи нам всем будет трудно. А, кроме того, мне нужно поворожить, и место для этого подходящее.

Он собирался провести в священной роще весь остаток дня и ночь.

– Но как же ты останешься один? – с недоумением поинтересовался Степан. – У тебя нет еды и негде укрыться от ветра со снегом.

Но колдун только улыбнулся в ответ.

– Боюсь, мне будет жарко, – ответил он. – Может быть, даже слишком жарко. А еды здесь предостаточно. – Он обвел глазами валуны святилища. – Отсюда исходит огромная сила. Разве ты сам не чувствуешь?

На корабле царило безмятежное спокойствие – все были заняты делом. Большая часть команды занималась починкой парусов и приводных канатов, которые часто рвались. Агафон использовал время для того, чтобы обучить пищальному бою и обращению с холодным оружием новичков – Федора и Кузьму. Оба они совсем не владели этим искусством, и теперь Агафон в роли строгого учителя наслаждался выпавшей ему ролью.

Что же касается одноглазого Ипата, то он с самого начала сходил с ума от корабельных пушек. Он осматривал их, чистил, любовался ими. Видя, как Ипат поглаживает чугунные и бронзовые стволы и приговаривает что-то при этом, Степан даже с невольной усмешкой догадывался, что новоиспеченный канонир дал каждому из орудий какое-то имя и теперь общается с ними.

С сотником Василием Ипат не разговаривал никогда. Более того, оба старались не встречаться взглядами, будто не существовали друг для друга. После конфликта, случившегося в рабском кубрике, когда Василий вернулся от капитана Хагена, а Ипат злобно издевался над ним, между канониром и боярским сыном не могло быть никаких отношений. Степан краем глаза лишь замечал, как напрягается лицо Ипата, когда он проходит мимо Василия Прончищева, а временами перехватывал устремленный на канонира взгляд сотника – тяжелый и задумчивый, словно налитый свинцом.

– Что-то еще будет, – с тревогой понимал капитан Кольцо. – Не сейчас, так потом. Но так просто эта ситуация не разрешится.