Страница 29 из 29
– Вы опять хотите завести речь о золоте Колчака?
– Всему свое время, – недобро улыбаясь, сказал Судоплатов. – Пока я о другом. Как вы полагаете, пойдет ли Степанов на сотрудничество с нами в случае войны?
– Мне нужно знать хотя бы, жив ли он.
– Я вас обрадую. Он жив и здоров.
Суровцев ощутил искреннюю радость. Но что значат все эти вопросы вокруг Степанова?
– Так пойдет? Или же нет? – повторил вопрос Судоплатов.
– По идейным соображениям никогда на сотрудничество он не пойдет. Степанов – монархист. Это и понятно, зная, что его крестные родители Александр III и императрица Мария Федоровна. Но по патриотическим соображениям, думаю, это возможно.
– Ну что ж, буду искренен с вами. У нас за годы работы было несколько случаев, когда советской разведке и контрразведке кто-то неизвестный ненавязчиво оказал ряд услуг. Не скрою, что часть из этого мы восприняли как провокацию. Но факты – вещь упрямая, и выходило, что этот некто мало того что хорошо информирован, но и искренне нам помогает. Фамилии генералов царского Генерального штаба Потапова и Николаева вам что-то говорят?
Мирк-Суровцев был не тот человек, которого можно чем-то крайне удивить, но, ничем внешне себя не выдав, он был удивлен. И в очередной раз поразился этому молодому комиссару НКВД. Да, он действительно умел и беседовать, и допрашивать. И в очередной раз подумал, что в молодости сам он был, вероятно, таким же. Где надо – решительный и беспощадный, а где-то – даже аристократичный и галантный, а в сущности, нормальный человек, но занятый не совсем нормальным, с человеческой точки зрения, делом. Конечно, он слышал о двух генерал-лейтенантах Генштаба Потапове и Николаеве, по ходившим слухам, перешедшим на сторону красных во время Гражданской войны. Что дальше?
– Так вот, – не дожидаясь ответа Суровцева, продолжал Судоплатов, – Потапов и Николаев – генерал-лейтенанты не только старой армии, но и советской, были убеждены, что за описанными мной фактами стоит не кто иной, как ваш бывший руководитель генерал Степанов.
– Чтобы сказать свое мнение, а вам, вероятно, нужно оно, мне необходимо знать что-то более конкретное.
– Я обещал вам, что буду, насколько это возможно, откровенен. Этот кто-то нам неизвестный сделал все возможное, чтоб в наши руки попали такие крупные фигуры, как террорист и организатор белогвардейщины Борис Савинков, а также не менее известный авантюрист и резидент английской разведки Сидней Рейли. Затем таинственный доброжелатель столь пристально занимался личностью Троцкого, что у нас сложилось впечатление, что он испытывает к нему личную неприязнь. Есть еще множество более и менее значительных фактов. Что скажете?
– Скажу только одно: операции, задуманные Степановым, всегда могли сочетать в себе несовместимое. Это могли быть даже не дерзость, а вероломство и тонкая, на уровне придворной, интрига. Но непременно оригинальность решения, порой доходящая до экстравагантности. А всех троих, перечисленных вами, Степанов люто ненавидел и называл не иначе как мерзавцами.
– А вы? Вы, вероятно, были таким же? – совершенно серьезно спросил Судоплатов.
– Степанов – мой учитель еще с академии. Но я не обладаю способностью мыслить так широко, как он. При нашей последней встрече он мне предсказал и как будут развиваться события Гражданской войны, и чем она закончится. Понимаете, предсказал до мельчайших деталей, включая предательство союзниками Колчака! А затем и Врангеля. Даже то предсказал, что генерал Деникин отойдет от руководства Вооруженными силами юга России и преемником у него будет генерал Врангель.
– А что он предсказал относительно золота Колчака?
– Значит, вы опять хотите вернуться к золоту?
– Я же говорил вам, что не сейчас. Но разговор о золотом запасе России у вас со Степановым наверняка был, – тоном несомневающегося человека сказал Судоплатов.
– Конечно, и об этом говорили, – нехотя признался Суровцев. – Обладающий даром предвидения Степанов сказал: «После того как Колчака все бросят и красные надерут вам задницу, часть золотого запаса разойдется по вещевым мешкам и ранцам солдат Чехословацкого корпуса. Что-то наверняка хапнут японцы как мзду за проезд через территорию, захваченную ими. Что-то разграбят бесчисленные атаманы. Какую-то часть, как кость собаке, бросят большевикам, чтоб отвязались». Так все, вероятно, и случилось. Разве это не подтверждается бурным расцветом Злата Прага после столь кровавой войны, когда вся Европа была в упадке?
– Немного зная теперь о Степанове и о вас, нетрудно предположить и другое...
– Что же?
– Трудно предположить, что вы ограничились лишь рассуждениями на эту тему.
– А что мы могли сделать?
– Не знаю, не знаю. Но об этом потом. Сейчас вы отправитесь в камеру и начнете работать с вопросником, но я добавлю еще один вопрос, которого в вопроснике нет.
– Я слушаю вас.
– Вопрос следующий... Намерены ли фашисты во время предстоящей войны использовать русских немцев? Что такое, как вы говорили, вероломное и оригинальное могло бы родиться в немецком Генеральном штабе? Чуть позже вам передадут совершенно секретные документы о настроениях немцев Поволжья. В целом они патриотично настроены. Вы чувствуете, что наши отношения приобретают все более доверительный характер?
– Не знаю, что и сказать.
– А ничего говорить и не надо. Пишите.
Судоплатов кнопкой под столом вызвал конвоира, который также являлся и надзирателем в блоке изолятора, где содержался Мирк-Суровцев.
– Увести!
И тут произошло то, от чего Судоплатов сначала вздрогнул, а затем вдруг, рассвирепев, вскочил из-за стола.
– Честь имею! – сказал Мирк-Суровцев, встав со стула.
Первым порывом Судоплатова было подскочить к Суровцеву, одним ударом сбить его с ног, а затем от всей души расчетливо врезать пару раз сапогом по этой зарвавшейся скотине. Но это был Судоплатов. Он все же вышел из-за стола, но не накинулся на арестованного. Взяв себя в руки, он подошел к Мирку-Суровцеву и долго, пронзительно смотрел ему в глаза. Однако не прочел в них ни страха, ни издевки, ни дерзости, ни раскаяния. Усталый и печальный взгляд честного человека. Судоплатов поправил портупею и поясной командирский ремень с пятиконечной звездой в центре пряжки, с прорезями вокруг звезды. Кожаные перевязи чуть хрустнули в нависшей тишине. Прошелся по кабинету. «Вот после этой фразы, произнесенной Суровцевым, в начале двадцатых годов, да и позже, арестованных офицеров избивали, а затем ставили к стенке», – размышлял он. Из доносов Судоплатов знал, что такой фразой щеголяли командиры, близкие к расстрелянному маршалу Тухачевскому, бывшему гвардейскому поручику. Сейчас ее повторяет маршал Шапошников, даже при самом Сталине. Он неожиданно не только для Суровцева, но и для себя, подошел к последнему и, глядя в глаза, вдруг так же, с достоинством произнес:
– Честь имею!
Наверное, он был первым чекистом, сказавшим эти слова за всю историю органов ВЧК-ОГПУ-НКВД.
Оставшись один, Судоплатов приказал секретарю сварить ему крепкого кофе. Он катастрофически не высыпался. Весь наркомат, по сути, был на военном положении. Война надвигалась с неумолимой быстротой. Летом она начнется. Кому-кому, а ему это было известно. Как ясно было и то, что страна к войне не готова. Он знал, что и Генеральный штаб не поспевает за событиями. Даже боеприпасы, подвозя к границе, выгружают на землю, под открытое небо. Сталин буквально издергал наркомат. Стала очевидной нехватка квалифицированных и чекистских, и военных кадров. Казалось бы, проще простого выпустить из лагерей еще уцелевших военачальников и простых командиров. Но абсолютное большинство расстреляно, и все это продолжается. Не так интенсивно, как при Ягоде и Ежове, но факт есть факт. Легко сказать: выпустить. А как поведут себя люди, над которыми измывались в течение не одного года? Не перейдут ли они на сторону врага? Мало того, из них пытками и издевательствами выбили такие показания, что их и выпускать-то нельзя, когда они сплошь и рядом немецкие и прочие шпионы. Многие просто сломлены и духовно, и нравственно, и физически.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.