Проклятие рукописи

Томмазо Кавальканти был родом из Ломбардии, отличался настойчивостью в достижении цели, и это про него была старинная поговорка: «Упрям, как ломбардиец». Отец рано ушел из жизни, оставив в наследство небольшое поместье недалеко от Павии, приносящее скудный доход, недостаточный для многочисленного семейства, где старшим мужчиной был Томмазо. Дядя по материнской линии — Чарполлоне — обеспокоился их судьбой и помог юному Томмазо стать при дворе миланского герцога Филиппе Мария Висконти пажом. Болезненно подозрительный герцог создал при дворе целую систему доносительства, подглядывания, постоянных проверок преданности и надежности. В первый же день Томмазо чуть не расстался с новой должностью, выглянув в окно башни замка, чтобы осмотреть с высоты птичьего полета окрестности. Дядя Чарполлоне с трудом убедил герцога, что племянник никому не подавал тайных знаков и оказался у окна случайно. Причуды герцога, мечтавшего о счастливой и вечной жизни, дошли до того, что, когда его старый верный товарищ по военным походам и веселью, много лет проживший вместе с ним в замке, смертельно заболел, он приказал отвезти его в другой дом. «В этих стенах смерти не должно быть!» — так объяснил он свое решение. Но смерть с ним не согласилась и вскоре, приняв вид болезни, забрала его самого. Вспыхнули беспорядки среди горожан, и, ввиду того, что у герцога не было прямых наследников по мужской линии, в результате образовалась Амброзийская республика. Выборный совет, установив власть большинства — демократию, в первую очередь принял решение разрушить замок-крепость Висконти, оплот сеньории.

Чарполлоне и Томмазо покинули Милан и стали служить известному кондотьеру Франческо Сфорца, сеньору Павии и Лоди.

Тем временем различные группировки, борясь за власть, ослабили былое могущество Милана, а неурожай и военная угроза со стороны Венецианской республики вызвали в городе новые беспорядки. Через три года Амброзийская республика развалилась, миланцы, уставшие от нестабильности, призвали нового герцога — Франческо Сфорца, женатого на незаконнорожденной дочери Висконти Бьянке. Чарполлоне и Томмазо вернулись в Милан.

Франческо Сфорца был полной противоположностью Висконти: несмотря на низкое происхождение, он добился высокого положения в обществе, а также любви и уважения людей, населявших герцогство, исключительно благодаря своему уму и славным воинским победам. Конечно, немалую роль сыграли и тайные эмиссары Сфорца, постоянно курсировавшие между Павией и Миланом: они задабривали словом и золотом именитых горожан.

Франческо Сфорца имел величественную внешность, вел речи спокойно и с достоинством, обладал неповторимым единством духовного и физического совершенства. Он приблизил к себе Чарполлоне, сделав того ближайшим советником, и это отразилось на карьере и росте благосостояния Томмазо, со временем построившего большой дом в Милане. Но чем более высокое положение при герцогском дворе занимали Чарполлоне и Томмазо, тем больше у них появлялось завистников, терпеливо ожидающих своего часа для нанесения рокового удара. В тридцать лет Томмазо задумал жениться на дочери кастеляна восстановленного герцогского замка в Милане — Франческе ди Гуффати. Его предложение было благосклонно принято, наметили дату помолвки. Казалось, судьба благоволила Томмазо, но затем — в одно мгновение — все рухнуло.

Все началось с того, что ближайшие, старинные друзья герцога, Троило и Бруноро, его предали и перешли на службу к неаполитанскому королю Альфонсо. Затем открылась тайна переписки брата герцога, Алессандро, с французским королем; в этих посланиях он просил Людовика XI о поддержке своих честолюбивых устремлений получить герцогский титул. Призрак заговора стал постоянно витать в стенах дворца-крепости. В это время Томмазо отправили с поручением во Флоренцию, ко двору герцога Козимо Медичи. Через месяц туда же прибыл посыльный из Милана, и Томмазо с ужасом узнал, что его дядя Чарполлоне обвинен в измене и казнен. Герцог Сфорца требовал отправить Томмазо под стражей обратно в Милан, и не было сомнений, что там его могла ожидать лишь позорная смерть. Но герцог Козимо Медичи, относившийся к Томмазо с симпатией, не веря в его причастность к заговору, предоставил ему возможность бежать.

И вновь Томмазо пришлось начинать все сначала, имея лишь поручительское письмо от герцога Козимо к кардиналу Анджело, пребывавшему в Риме. С тех пор прошло долгих четырнадцать лет, за это время Томмазо вошел в ближайшее окружение папского престола, но, имея горький опыт, предпочитал находиться в тени и не претендовал на высокие должности. Жизнь, полная преследований и интриг, сформировала характер Томмазо — он умел легко играть нужную роль, в зависимости от обстоятельств, и тем заслужить доверие; прекрасно разбирался в слабостях людей и этим пользовался; не задумываясь, переступал через нравственные принципы; умело владел оружием в открытом бою, но при необходимости не отказывался и от подлого удара кинжалом в спину Он выполнял особые, тайные поручения Пап: сиенца Пия II, венецианца Павла II, а теперь — генуэзца Сикста IV. Последний Папа даже предложил ему принять духовное звание, пообещав в скором будущем присмотреть место епископа, и это были не просто слова. Сикст IV уже возвел в кардинальское достоинство пять своих непотов[3], а десять других назначил на высокие церковные должности. Должности он раздавал при условии абсолютной личной преданности. Родовое честолюбие Папы было причиной постоянных серьезных конфликтов с Флоренцией, Миланом и Венецией.

Томмазо понимал, что невыполнение поручения Папы может серьезно осложнить их отношения, а полученное предложение казалось тем более заманчивым, учитывая приближающуюся старость. На самом деле он давно состоял в ордене доминиканцев, являясь терциарием — приняв обет и живя духовной жизнью ордена, он оставался в миру. Вот поэтому он до сих пор и не был женат. Его несостоявшаяся невеста Франческа через год после его бегства вышла замуж и к этому времени обзавелась тремя детьми. С недавних пор, негласно возведенный в чин генерала ордена, Томмазо руководил «Милицией Иисуса Христа» — союзом светских людей, созданным для защиты догматов Церкви и нравственного совершенствования. Желая в скором времени надеть епископский пояс, он был вынужден любыми путями выполнить поручение Папы, не останавливаясь ни перед чем.

Он не стал ужинать у епископа, не дав это сделать и Джованни. Сразу после аудиенции посланцы Папы скрылись в ночной тьме улиц Базеля. Они лишь на несколько минут задержались, чтобы расспросить привратника, как добраться до интересующего их дома, и предупредив, что еще вернутся на ночлег.

Шум на Рыночной площади не смолкал, и Томмазо из-за этого чувствовал крайнее раздражение, даже злость, еле сдерживая желание ее выплеснуть.

«Проклятый плебс! — с негодованием подумал он о людях, веселящихся на площади, невольно вспоминая давние события времен образования Амброзийской республики. — Считают себя здесь хозяевами — даже епископ боится их, а не гнева Папы!» Тут он задумался над тем, что в большей мере само духовенство, погрязшее в стяжательстве, роскоши и блуде, виновато в таком отношении к себе народа. Неудивительно, что то и дело становится известно о случаях ереси, с которой пока вполсилы борется инквизиция. А надо бы больше процессов и костров!

Спешившись возле нужного дома, Томмазо приказал Джованни статься с лошадьми, а сам несколько раз громко стукнул висящим на двери молотком. Пришлось долго ожидать, пока за дверью послышались шаркающие шаги.

— Кого это несет нелегкая?! — раздался недовольный женский голос.

Дверь приоткрылась, показалась заспанная пожилая женщина в чепчике и длинной полотняной рубашке, с наброшенным на плечи шерстяным платком.

— Прошу прощения за поздний визит, фрау. — Томмазо надел маску смирения. — Здесь проживает господин Арджиенто Гирландайо?

— Здесь, ну и что с того?! Это повод будить среди ночи почтенных людей? — Женщина была настроена воинственно, и Томмазо решил сразу погасить зреющий скандал — он протянул ей серебряную монету.

3

Племянников.