Хосе Марти

О братья! Иному может показаться, что в этой жертве нет святого величия, ведь жертвы приносят и другие. Но ведь богач дает от своих излишков, это справедливо, и совсем немного; и не за что славить его, и уж во всяком случае он достоин славы значительно меньше, ибо беспредельно меньше его усилия. Но когда изгнанник, едва защищенный от непогоды стенами своей жалкой хижины, едва прикрыв наготу своих детей, отдает часть своего скудного и непостоянного заработка, которого он месяцами бывает лишен; когда изгнанник, отказывая своей полуголодной семье в куске мяса, самоотверженно отдает последние крохи далекой и, возможно, неблагодарной республике, не требуя ни награды, ни славы, — он действительно обладает высокой душой, и при одной мысли о нем сердце переполняется любовью. Такие люди — гордость родины…

Перевод Н. Тульчинской (11, стр. 276–277).

Лагерь Дос Риос, 18 мая 1895 г.

Дорогой брат мой!

Наконец-то я могу написать Вам, наконец-то могу сказать, с какой нежностью, благодарностью и уважением я отношусь к Вам и Вашему дому, — ведь он и мой дом, я горжусь им и многим ему обязан. Каждую минуту я могу погибнуть за родину, пасть, выполняя свой долг, я знаю, в чем он состоит, и у меня хватит мужества выполнить его до конца. Мы должны добиться независимости Кубы, иначе Соединенные Штаты захватят Антильские острова и отсюда обрушатся на земли нашей Америки. Все, что я сделал до сих пор, и все, что мне еще предстоит совершить, — все для этого. Нам приходилось молчать и идти окольными путями, — ведь бывают дела, требующие строгой тайны, и стоит объявить о них во всеуслышание, как на пути вырастают непреодолимые препятствия.

Есть народы (к ним относятся и наши народы), кровно заинтересованные в том, чтобы чужестранные империалисты не договорились с испанцами и не проложили через Кубу путь к аннексии стран нашей Америки жестоким, агрессивным и презирающим нас Севером. Этот путь следует преградить во что бы то ни стало, и мы, кубинцы, загораживаем его своей грудью. Обязательства, частные и общественные, помешали братским народам присоединиться к нам и разделить жертву, приносимую нами во имя общего блага, ради кровных интересов народов нашей Америки.

Я жил в недрах чудовища, и знаю его нутро; в руках моих праща Давида…

Здесь я выполняю свой долг. Война Кубы — высшая реальность, несравнимая с неуверенными и жалкими притязаниями аннексионистов-кубинцев и испанцев, относительную силу которым может придать только их союз с испанским правительством. Эта война началась вовремя; даже если все враждебные силы открыто выступят против нас, все равно еще не поздно помешать аннексии Кубы Соединенными Штатами, ибо они никогда не осмелятся захватить страну, находящуюся в состоянии войны и не желающую аннексии; они не решатся применить оружие и взять на себя ответственность за несправедливую войну против народа, борющегося за независимость Америки.

А Мексика, разве она не найдет разумный и действенный способ своевременно прийти на помощь тому, кто ее защищает? Конечно, найдет, или я подскажу ей правильное решение. Вопрос идет о жизни, и ошибка — смерти подобна. Нужно разумное решение, — я нашел и предложил его, но, раньше чем действовать и подавать советы, я должен сам иметь более широкие полномочия или знать, кто их имеет. Я только что прибыл сюда, создание правительства может еще затянуться месяца на два, если мы хотим, чтобы оно имело реальную опору, было устойчивым, действительным и простым. Я знаю, наши стремления и воля страны едины, но все же такие вопросы решают, исходя из обстановки, отношений и условий. Я не хочу ни на йоту превышать те полномочия, которыми я наделен сейчас. Генерал Максимо Гомес, еще четыре человека и я прибыли в шлюпке, проложившей себе путь среди бурных волн к скалистому берегу. Две недели бродили мы по горам, нагруженные походными мешками и ружьями, пробираясь сквозь заросли — поднимали людей на борьбу. Готовность этих людей помочь нам заставляет еще сильнее любить их; в душе моей еще более крепнет горячее сочувствие к страждущему человеку и желание восстановить справедливость. В сельской местности мы, вне всякого сомнения, хозяева положения — настолько, что в течение месяца мне лишь однажды довелось слышать настоящую перестрелку. У ворот городов мы или одерживаем победу, или наша трехтысячная армия вступает в город торжественным маршем под ликующие возгласы народа, охваченного энтузиазмом, граничащим с благоговением. Мы следуем к центру острова. Там я сложу перед революцией, которой помог разгореться, полномочия, данные мне эмиграцией и признанные в стране, — ныне эти полномочия должны быть возобновлены собранием делегатов кубинского народа, то есть вооруженных революционеров.

Революция добивается полной свободы армии, уничтожения всех ограничений, установленных собранием, не представлявшим всего народа, и порожденных недоверием горячей республиканской молодежи, или же властолюбием и страхом какого-либо предприимчивого, сугубо прозорливого каудильо, опасающегося чрезмерного влияния армии в будущем. Но одновременно революция требует широкого и полного республиканского представительства и управления страной в том же духе гуманности, человеческого достоинства и уважения к личности, который вдохновляет и поддерживает революционеров в освободительной борьбе. Что касается меня, то я прекрасно понимаю, что нельзя руководить народом, игнорируя его живую душу. Я отлично знаю, как воспламеняются сердца и люди поднимаются на смертный бой, когда в душе горит святой огонь. Но что касается формы общественного устройства, то здесь приходится учитывать и помыслы и дела людские, ибо люди сами творят свою судьбу. Вы знаете меня. Я буду защищать только то, что гарантирует победу революции и служит ей. Я сумею стать рядовым и не почувствую от этого никакой обиды, ибо буду знать, что идея моя жива. А когда мы обретем форму общественного устройства, то станем претворять ее в жизнь, независимо от того, буду делать это я или другие…

Перевод Н. Тульчинской (11, стр. 280–283).

ДАТЫ ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ХОСЕ МАРТИ