Грановский

Со всеми другими направлениями западноевропейской мысли, о которых мы говорили, Грановский был хорошо знаком. Философию истории Шеллинга и Гегеля Грановский изучал в молодости и особенно внимательно в Москве. В историко-теоретических вступлениях к своим лекциям он анализировал содержание и прослеживал ее развитие в левом гегельянстве.

Французских и английских историков Грановский читал еще в Петербурге. В 40-х годах, в Москве, он глубже знакомится с французской исторической литературой и идет по параллельным с нею путям. Подобно французским историкам, он изучал историю человечества, главным образом западноевропейского (средневекового и Нового времени, а позже и античного), преимущественно как историю жизни социально-политической. Особенно внимательно он изучает сочинения представителей немецкой традиции историографии (Нибур, Риттер, Ранке и другие).

Что же касается русской философии истории и историографии, то теория человеческого общества привлекала внимание русских мыслителей издавна. В начале XIX в. этот раздел философии разрабатывали разные школы и направления русской мысли. Если оставить в стороне официальную и церковную идеологии, то можно говорить о философии истории деистическо-материалистической школы русской философии (к ней тяготела философия истории декабристов), о взглядах диалектиков-идеалистов и теоретических идеях русских историографов.

Философия истории деистическо-материалистической школы русской философии сформировалась еще в XVIII в. и доминировала в передовой философии первых двух — двух с половиной десятилетий XIX в. Ко времени выступления Грановского она уже завершила цикл своего развития. Главными представителями были И. П. Пнин, А. П. Куницын, В. Ф. Малиновский и другие. Основой теории общества школы была концепция «естественного права» и «общественного договора». В свою очередь ее концепция теоретически обосновывала учение о человеке как произведении природы. Основные разработки этой теории касались проблем: происхождения общества; соотношения личности и общества; свободы и равенства, законосообразности и поступательности развития общества и других.

Другая школа философии русского Просвещения— школа русского диалектического идеализма зародилась в 20-х годах и достигла наибольшего влияния в конце 20-х — первой половине 30-х годов. Непросто дать обобщенную характеристику философии истории русского диалектического идеализма. Ибо она представлена работами многих и весьма разных ученых — И. Ф. Г. Эверса, молодого М. П. Погодина, И. И. Среднего-Камашева, К. Н. Лебедева, К. Зеленецкого, московских любомудров (В. Ф. Одоевского и Д. В. Веневитинова), А. И. Галича, Н. И. Надеждина. Отчасти в философско-методологическом отношении к ней тяготел и Н. А. Полевой. Школа выступала с критикой предшествующей историографии, которая, по словам Д. В. Веневитинова, была не более как «наука происшествий, относящихся до бытия народов» (42, 251), в то время как новая наука должна стремиться «связать случайные события в одно для ума объятное целое; для этого история сводит действия на причины и обратно выводит из причин действия» (там же). Создания новой науки — «теории истории» желал и Н. И. Надеждин (70, 44).

Если выделить наиболее существенные идеи, развитые в области философии истории этой школой, то они сводились к следующему [8]. Эта философия истории разрабатывала идею объективной исторической закономерности. Хотя трактовалась эта идея подчас в плане провиденциалистском, но некоторые авторы отмечали роль географического фактора. В работах некоторых представителей этой школы рассматривалась проблема специфики исторического развития относительно природного. Они находили эту специфику в свободной воле человека, основанной на его сознании, что переводило проблемы в плоскость соотношения необходимости и свободы. Многие авторы принимали возрастную схему истории человечества по аналогии с возрастами жизни индивида. Все эти идеи резюмировались в концепции развития рода человеческого.

Весьма злободневной и вошедшей в традицию русской мысли, впрочем, в еще более ранний период была проблема нации, роли отдельных народов в истории человечества. В полемике с Н. М. Карамзиным Полевой утверждал, что история есть прежде всего история народа, и под влиянием французских историков эпохи Реставрации доказывал справедливость борьбы третьего сословия с феодалами. Некоторые авторы применяли эти идеи в процессе обсуждения проблемы специфики русского исторического процесса.

Большое значение имел в развитии русской философии истории социальный утопизм. Исходя непосредственно из недовольства состоянием русского общества и человечества вообще, из констатации того факта, что люди нарушили некую свою родовую природу и впали в индивидуализм, в эгоизм, они требовали установления нового общественного порядка. В новом обществе родовая природа должна быть восстановлена и стать основой общества, где сама идея человечества как некоего гармонического целого будет реализована и где люди объединятся в сообщество нравственно совершенных членов этого общества. В этих построениях было немало оттенков, так что в них можно различить более консервативные (например, у В. Ф. Одоевского) и более демократические, радикальные (например, у Д. В. Веневитинова и А. И. Галича) тенденции. Но очень важно констатировать, что этот социальный утопизм формировался в русской философии 20-х — начала 30-х годов с явной антифеодальной и освободительной направленностью.

Несколько особняком стоит философия истории П. Я. Чаадаева. Возникшая в 1829–1831 гг., она, несмотря на свой общий религиозно-провиденциалистский характер, содержала ряд плодотворных идей (законосообразности истории, диалектики свободы и необходимости и др.) и имела также выход в социальный утопизм свободолюбивого, антикрепостнического и интернационалистского характера. В 40—50-е годы философия истории Чаадаева претерпела существенную и радикальную эволюцию, включив в свой состав и поле зрения социальные и экономические факторы как моменты объяснения хода исторического развития вообще, русского в частности.

И наконец, кружок Станкевича, и особенно сам его организатор и глава. Идеология этого кружка формировалась в той же традиции, что и взгляды любомудров, Галича, Надеждина, — традиции немецкого классического идеализма, главным образом Канта и Шеллинга, и лишь на завершающей стадии существования кружка и жизни Станкевича — Гегеля и младогегельянства. Философские идеи Станкевича вообще, его философии истории в частности могут рассматриваться как завершающий этап истории русского просветительского идеализма.

Как и с западноевропейской мыслью, Грановский был в разной степени знаком с отмеченными направлениями и представителями русской мысли — с одними меньше, с другими больше. Но если говорить о той традиции, в которой он воспитался, к которой примкнул и которую развил, — о традиции русского просветительского диалектического идеализма, то он усвоил ее.

И поскольку это так, мы имеем все основания сказать, что и самого Грановского следует считать деятелем заключительного этапа истории этой школы. Он начал свою деятельность в области философии истории как ее представитель, он начал свое развитие на ее основе, и он вышел за ее пределы, что знаменовало собой «своеобразное жизнеспособное распадение школы» (53, 5) на этом ответственнейшем участке ее учения — философии истории. Станкевич сыграл большую роль в формировании воззрений Грановского. Если мы попытаемся доказать в дальнейшем, что Грановский стремился синтезировать все прослеженные воздействия в некое теоретическое единство, то традиция в русской культуре совершенно отчетливо в этом синтезе видна: социальный утопизм в той мере, в какой он присутствует в построении Грановского, идет не от утопического социализма, а от традиции русской социальной утопии. В дальнейшем мы подробно остановимся на том, как Грановский отнесся к предшествующей философии истории. Но о его отношении к воззрениям Станкевича хотелось бы сказать сейчас, поскольку воздействие идей Станкевича Грановский испытал лишь в молодые годы, затем оно угасло отчасти под влиянием более мощных воздействий западной мысли, отчасти потому, что в той мере, в какой они вообще сыграли роль, они были усвоены именно в эти молодые годы. В общем виде мы уже говорили об их контактах, теперь нам надлежит сосредоточиться на этой теме уже под специальным углом зрения: какие именно идеи Станкевича оказали влияние на формирование философии истории Грановского?

8

Подробнее о любомудрах см, 53, о Надеждине см. 54.