Страница 112 из 122
О том, что воинское служение в Древней Руси было осознано как религиозный долг, рассказывают былины. Живительным является и тот факт, что будучи свободным народным творчеством, не контролируемым церковью, былинный эпос очень рано христианизировался. Это говорит о глубоком духовном принятии Христа древними русичами. И вот уже на богатырских заставах стоят богатыри Святой Руси, а по городам ходят калики перехожие, странствующие богатыри, Христовы подвижники. Интересно, что, по былинам, из самых известных персонажей лишь Добрыня Никитич был женат! Все остальные богатыри были холосты, как будто были монахами.
Возможно, многие витязи давали обет безбрачия и исполняли церковное послушание защиты Святой Руси на заставах богатырских, в слободах, а иногда, надев черную шляпу, взяв посох и черную перекидную суму, отправлялись в паломничество в Царьград каликами перехожими, совершая подвиги богатырства. Артели богатырей-витязей были прямо-таки воинскими православными братствами с уставом, подобным монастырскому. Это были своего рода рыцарские православные ордена. Русичи надолго сохранят эту уникальную православную традицию витяжества.
В XVII веке запорожские казаки основали небывалое в мире мужское государство — Сечь, эти православные рыцари, считавшие супружество худшей долей, жили как спартанцы и душу свою клали за нашу Святую Православную Веру. Память этих героев бесстыдно, холопски предали украинские сепаратисты-униаты прошлого и нынешних веков.
Именно подвиг витяжества породил и столь замечательные исторические явления, как казачьи войска на рубежах России, славных донцов, уральцев, черноморцев, кубанцев и многих других. Отголоском витязьского священного сословия воинов являлись и особые стрельцы патриарха Никона в XVII веке в Москве. Эти особые патриаршие стрельцы следили в Москве за общественным благочестием и порядком во время постов. Прямая аналогия патриаршим стрельцам была на Западе в лице фогтов — выходцев из светской знати, исполнявших судебные и административно-финансовые функции во владениях церкви, часто возглавлявших и вооруженные отряды. Фогты были, с одной стороны, чиновниками и вассалами сюзерена, с другой же — фактическими хозяевами, обладавшими правами, которые были даны фогту благодаря имевшейся в его распоряжении ратной силе. Выполняемые им функции окружали его своего рода сакральным ореолом, которым он весьма дорожил, причем не только из престижных соображений. В качестве предводителя воинов, которым церковь предоставляла бенефиции в целях приобретения оружия, — точно так же светские сеньоры наделяли ими своих вассалов, — в том числе и для того, чтобы они защищали святую Церковь Господню, фогт диоцеза или монастыря имел право участвовать в войне со своим знаменем. Иногда на знамени, которое считалось священным, изображались сакральные символы или же лик святого-покровителя. Сидя верхом на коне, держа в деснице святое знамя, фогт уподоблялся одному из тех военных святых, во имя и в защиту которого он выступал в военный поход. Образ фогта часто наполнялся характерными типологическими чертами определенного святого. Умерший фогт имел право быть похороненным с мечом в церкви, которую он защищал.
Вероятно, прямая историческая преемственность древних храмовых воинов, витязей Древней Руси, опричников царя Ивана Грозного, стрельцов патриарха Никона и казаков кажется многим не совсем убедительной. Ведь связь эта была вроде бы забыта, или, по крайней мере, не фиксировалась в юридического содержания письменных памятниках старины. Да и подвиги богатырства и служение витязей на заставах казались лишь поэтическим вымыслом былинных сказителей. Мы вынуждены восстанавливать свою историческую память, пристально всматриваясь в прошлое. Мы ищем знакомые маяки, ориентируясь на которые, мы можем двигаться в глубь истории, в «океан незнаемый». И таким маяком для нас может служить наш великий поэт Александр Сергеевич Пушкин. В «Сказке о мертвой царевне и о семи богатырях» он пишет:
В этих строках мы находим свидетельство глубокой памяти поколений, когда и в XIX веке поэт писал о богатырской заставе и богатырях, чьими врагами являлись не только исконный недруг былинных богатырей — татарин, но и черкес — грозный противник русских на Кавказе в XIX веке.
Гений поэта связал священную традицию древнего воинского служения и современных ему храбрых воинов русской армии, дравшихся на Кавказе, в единый поэтический образ семи богатырей. Семь — число священное, ведь подвиг ратоборства за Веру и Отечество всегда на Руси почитался священным. Обратим внимание и на тот факт, что перед нами не просто родные братья, нет — это братья по комитату, по воинскому мужскому братству, спаянному кровной клятвой побратимства. Эта традиция известна практически у всех арийских народов — от кельтов Ирландии до арьев Индии.
В сборнике профессора Ф.И. Буслаева есть «Сказание о семи русских богатырях». В этой древней былине бьют челом князю Владимиру Киевскому семь богатырей: «А первой богатырь славны Илья Муромец, второй богатырь дворянин Залешенин, третий богатырь млад Алеша Попович, четвертый богатырь Гланит, пятый богатырь Сухман Домантьевич, шестой богатырь дворянин Белая Палица, седьмой богатырь Добрыня Микитич».
Отметим сословную неоднородность богатырей. Двое являются дворянами. И несмотря на то, что это позднее осмысление сословной дифференциации в Древней Руси, за этим кроется определенное указание на неоднородность дружинного сословия. Выделение из семи богатырей двух дворян, однако, по сказанию, не дает им социального преимущества перед остальными богатырями.
Но главное, кого мы обязаны выделить из всего огромного количества русских былин, — это славного богатыря Алешу Поповича. Ученые считают, что в образе Алеши Поповича слиты два исторических прототипа. Один жил в XI веке, а другой, ростовчанин Александр Попович, геройски пал в битве при Калке 1223 года с татарами. Александр Попович в сказаниях Ростовского края назван витязем. Под Ростовом указывают два места, где, по преданиям, жил Алеша. По предположению археолога А. Е. Леонтьева, в XII—XIII веках на Сарском городище над озером Неро был «городок Александра Поповича». Александр привел на Калку дружину в 70 человек. Однако самое удивительное то, что этот воевода-витязь происходил из священнического чина. Учитывая жесткость сословных перегородок древнерусского общества, мы должны признать тот факт, что в сословии духовных лиц подвиг богатырства и ратоборства за веру был нередким явлением, которое охватывалось понятием — витязь!
Сказания Ростовской земли доносят до нас имена и других витязей-богатырей. В селе Никольское воевода-витязь Громило строит в XII веке Никольский храм. В селе Демьяны близ речки Ишны жил знаменитый витязь Владимира Мономаха Демьян Куденеевич, который один с тремя слугами разгонял в поле полчища половцев. Есть под Ростовом и село Давыдово, что издревле славится как родина Святогора. Эти примеры из истории средневековой Руси показывают, что память о традиции особого воинского сословия, существовавшего у славян с глубочайшей древности, долго жила в преданиях русского народа.
У арийских народов существовали профессиональные хранители знаний и памяти народной — жрецы, старейшины рода, рапсоды, скальды, сказители. Носителями архаического былинного знания и древней апокрифической мудрости на Руси были волхвы, а после христианизации восточных славян — калики перехожие. Но несмотря на то, что в русле общеарийской традиции носителями и хранителями духовных истин было верховное сословие жрецов-брахманов, магов, друидов и волхвов, воинское сословие также было не только защитником веры народа, но и хранителем сакральных знаний. Верховный правитель арийцев сочетал в себе функции главного жреца и военачальника.