Страница 109 из 122
Возвращаясь во времена Грозного, обратимся к исследованиям по проблеме введения опричнины, проведенным Н. Козловым: «Всего триста мужей ратных, ревностно, как псы, лакавших на виду у Царя воду державного благочестия, выбором от всей земли Русской составили духовно-военное опричное братство. Согласно с юридической практикой Московской Руси в XVI столетии боярские провинности должен был судить сам царь вместе с боярской думой. Царь Иоанн Грозный дал 300 своим опричникам полномочия казнить царских лиходеев и сопостат по праву ревнования помимо царского суда. Опричный «перебор людишек», тысячи лучших царских слуг «выбором ото всех городов» был начат царем за 15 лет до официального учреждения опричнины. Как посвящение ветхозаветных левитов в стражи дому Израилева совершалось при возложении на них рук всего избранного народа (Числ. 8), так точно выбор «тысячи» из доблестнейших дворянских родов происходил при непосредственном участии всего русского народа и сопровождался торжественными обрядами и напутствиями».
«Выбор» государев был безошибочен. Историк замечает: «Среди «тысячи» встречаются имена синодика Успенского собора, куда по древнему обычаю повелением Государя записывались на вечное поминовение воины «храбрствовавшие и убиенные за святые церкви и за православное христианство». В сопровождении этой избранной «тысячи» царь Иоанн Грозный и отъехал в Александровскую слободу зимой 1564 года, где, основав Распятскую церковь, обрек себя и 300 избранных из лучших нести опричный крест ревнования Дому Божию».
Снова и снова мы встречаем это таинственное число 300. Истоки этого числового архетипа для арийской традиции остаются для нас загадкой, но наверное, они имеют то же Божественное начало, что и в традиции, нашедшей отражение в Священном Писании. «И рече Господь к Гедеону: мнози людие иже с тобою, сего ради не предам мадиама в руку их, да не когда похвалится Израиль на Мя, глаголя: рука моя спасе мя: и ныне рцы во уши люд ем, глаголя: кто боязлив и ужастив, да возвратится и да отидет в горы галаадовы. И возвратишася от людий двадесять две тысящи, и десять тысящ осташася. И рече Господь Гедеону: еще людие мнози суть: сведи я на воду и искушу тебе их тамо... И сведе люди на воду, и рече Господь Гедеону: всяк иже полочет языком своим от воды, якоже лочет пес, да поставили его особь: и всяк иже на колену падет (пити), отлучи его особь. И бысть число в горстех локавших языком триста мужей: и вси оставшии людие преклонишася на колена своя пити воду. И рече Господь Гедеону: треми сты мужей локавшими воду спасу вас, и предам мадиама в руку твою: и вси людие да пойдут, кийждо на место свое».
Вот тот священный исток, откуда берут начало 300 витязей святых градов, 300 опричников царя Грозного, его верные псы, которыми спас Господь Святую Русь от порабощения духовного ереси жидовствующих.
Витязи — божественное рыцарство языческих богов-витов вышли из купели крещения преображенными в избранное воинство Христа. Именно из этого священного сословия и произошли наши боярские роды, купеческие фамилии позднего Средневековья и просто «лучшие люди градов». Многие из славных витязей стали цветом русского монашества, обменяв стальные мечи на духовные. Ко времени появления западного «рыцарства» восточное «рыцарство» в основном уже закончило свой круг. Духовное подвижничество воинов приводило их к постригу к концу их бранной жизни. Но монастырь часто становился для этих витязей на покое местом продолжения их воинского подвига. Монастыри часто решали и воинские (оборонительные) задачи Русского государства, проведшего две трети своей исторической жизни в оборонительных войнах. Многие традиции древнего рыцарства на Руси продолжали ушкуйники, землепроходцы, казаки. Дружинная верность скреплялась здесь Православной верой; верность, честь, храбрость, воля, тяготение к простору, краю, любовь к оружию — эти качества и казаков, и ушкуйников.
В широком смысле «рыцарство» — одна из самых существенных и необходимых форм проявления Традиции в индоевропейском этнокультурном ареале. Крестовые походы Запада — это проявление древнего поведенческого арийского архетипа второго сословия, сословия воинов, архетипа священного воинского ревнования о святыне. Поход Иоанна Грозного на Казань, вне всякого сомнения, был крестовым походом православного христолюбивого воинства, крестовым без всяких кавычек.
М. В. Толстой в «Истории Русской Церкви» пишет: «Блистательный поход его имел совершенное подобие крестового; торжественность обрядов церковных мешалась с упражнениями воинскими; молебствия начинали и заключали каждый подвиг. В виду Казани расположился необъятный стан русский, и близ шатра царского разбит шатер церковный. Перед началом приступа все войско очистило совесть исповедью».
«Приняв в качестве регалий духовно-мистической власти собачьи головы и метлы, она перебрала Святую Русь и искоренила государственную крамолу, оставив на устрашение врагам Христовым образец христианского духовного могущества на все времена до скончания века. Не о таковом ли духовно-военном явлении православного воинства, уготовляемого Богом, «Путесотворяющим стезю гневу Своему» (Пс. 77, 50) в последние времена на конечную брань и погубление антихриста и всех полчищ его в силе и крепости песьеголовой опричнины Грозного русского Царя — таинственно возвещает 67-й псалом Царя Давида», — пишет наш замечательный современник Н. Козлов.
В Европе, как.и у нас, хватает «исследователей», которые склонны все нюансы европейской культуры сводить к механическим заимствованиям или из Греко-римского мира, или с мусульманского Востока. Институт рыцарства в концепциях этих «знатоков» расценивается как результат мусульманского влияния на диких европейцев в эпоху крестовых походов. Однако в мусульманском мире нет и никогда не было рыцарства, хоть отдаленно напоминавшего орден тех же тамплиеров, в чьих рядах элементы восточных влияний ищут с особой настойчивостью. Исключение составляет лишь понятие воинской дисциплины, общее для самых разных культур. У мусульман никогда не было рыцарей-монахов!
Разумеется, и у мусульман существовали воинские братства, особенно в среде суфиев. Их члены принадлежали к той или иной религиозной секте. Однако они не были похожи на одновременные с ними европейские рыцарские ордена. Военное братство тамплиеров — по крайней мере, ядро ордена — состояло их монахов. Это не воины, которым позволено было принять сан, а принявшие сан и ставшие в силу этого воинами.
«Ordene de Chevalerie» («Устав Рыцарства»), поэма в 500 с лишним строк, написанная на пикардийском диалекте в начале XIII века, повествует о том, как в 1187 году Гуго Тивериадский подарил рыцарский устав Саладину. Таким образом, мы видим, что в этом вопросе влияние было с прямо противоположной стороны. Возвращаясь к тамплиерам, отметим, что военно-монашеским орденом они становятся только после принятия устава Бернара Клервосского. Правда, в уставе монашеская суть ордена никак не подчеркивается. На первом плане всегда было рыцарское, воинское начало. Французский исследователь Луи Шарпантье считает, что Бернару из Клерво хотелось возродить старинные кельтские обычаи с присущими им табу, словно бы он поставил своей целью возродить древние воинские союзы в этом ордене рыцарей-монахов.
Действительно, орден тамплиеров в некоторых аспектах напоминал древнекельтские воинские союзы фениев. Приведем некоторые «триады» из воинского устава, чтобы лучше представить особый дух воинской дисциплины, сопряженной с духовной аскезой.
«Рыцари обязаны принимать бой с еретиками, даже если у тех будет троекратное численное преимущество.
Если придется им защищать жизнь свою от единоверцев, то взяться за оружие они имеют право лишь после троекратного нападения.
Если не выполнят свой долг, то будут подвергнуты троекратному бичеванию».
Триады эти распространялись и на повседневную жизнь рыцарей: «Мясо могут они есть три раза в неделю. В постные дни полагается им три блюда. Причащаться должны они три раза в год, слушать мессу три раза в неделю, подавать милостыню три раза в неделю».