Ришелье

Социальный статут Марильяка был не очень высок. То же самое нельзя сказать о следующей, более важной жертве кардинала — Анри, герцоге де Монморанси. Он принадлежал к одному из знатнейших домов, давших Франции в течение столетий пять коннетаблей, двух магистров, семь маршалов, пять адмиралов и двух великих камергеров. Анри был принцем крови, крестником Генриха IV и зятем принца Конде. В качестве губернатора Лангедока жил почти как король на юге Франции. Вообще-то он был, разумеется, опасен, так как его провинция граничила с главным врагом Франции из числа иностранных держав — Испанией. Однако в течение долгого времени его лояльность не вызывала сомнений. Ему не понравилось, когда Ришелье освободил его от должности Адмирала Франции. Он не мог также приветствовать казнь своего двоюродного брата Бутевиля. Однако их отношения с кардиналом оставались достаточно дружескими и позже. В сентябре 1630 года он предложил Ришелье убежище в Лангедоке, когда безопасность того была под угрозой в связи с тяжелой болезнью Людовика XIII. Но в 1631 году в Лангедоке начались серьезные волнения вследствие попыток Ришелье ввести elus (избранных) в провинции, шаг, вызвавший глубокое недовольство местных органов сословного представительства, воспринявшего его как нарушение своих старинных привилегий. Монморанси не возражал против elus, но начал переговоры с целью достигнуть компромисса для обеих сторон. Остановились на том, чтобы уполномоченные короля не надзирали за сбором части налогов, которые могли взиматься лишь с согласия местных властей. Но в провинции сохранялось достаточно поводов для беспокойства, которыми могли бы воспользоваться королева-мать и Гастон Орлеанский, чтобы возбудить недовольство правительством. Монморанси испытал на себе сильное давление со стороны епископа Альби и прочих местных сторонников коронованных изгнанников, требовавших оказать им поддержку. Герцогу сообщили, что вскоре Гастон будет готов выступит во главе армии, субсидируемой Испанией и герцогом Лотарингским. К июлю 1632 года он решил доверить свою судьбу Monsieur. Риск примкнуть к Гастону был очень велик, и Монморанси поговаривал, что перейдет на службу к Густаву-Адольфу[46], если заговор потерпит провал.

В середине июня 1632 года Гастон Орлеанский вступил на территорию Франции из Люксембурга во главе маленькой армии и затем двинулся на юг, чтобы соединиться с Монморанси в Лангедоке. Он издал прокламацию, в которой заявлял о своей лояльности по отношению к королю, призывая в то же время всех французов освободиться от тиранической власти кардинала. Ришелье осуждался как «нарушитель общественного мира, враг короля и королевской фамилии, разрушитель государства, незаконно захвативший в свои руки важнейшие должности в королевстве, тиран в отношении большого числа знатных особ, а также всего французского народа, страдающего под его бременем».[47]

Гастон рассчитывал, что Дижон откроет перед ним свои ворота, но этого не произошло. Тем временем Монморанси бросил вызов, приказав арестовать королевских уполномоченных в Лангедоке. 22 июля Штаты призвали его слиться с ними в «единый союз, для того чтобы послужить королю и облегчить положение провинции». В действительности это означало объявление гражданской войны. 12 августа Людовик осудил всех, кто оказал Гастону прямую или косвенную поддержку, как мятежников, виновных в оскорблении величества.

1 сентября Монморанси и Гастон, силы которых к тому времени уже объединились, встретились с армией короля под командованием маршала Шомбера при Кастельнодари. Последовал непродолжительный бой, в ходе которого Монморанси был тяжело ранен и взят в плен. Этот факт сильно озадачил Ришелье. Герцог был, безусловно, виновен в государственной измене и ничто кроме его смерти не могло согласовываться со строжайшими критериями кардинала относительно того, как следует поддерживать порядок в стране. Но, поскольку он принадлежал к одной из самых знатных семей, суд и казнь были чреваты взрывом возмущения среди людей его круга. По закону герцог мог настаивать на том, чтобы его судили пэры в Парижском парламенте, однако суд прошел в стенах Тулузского парламента. Когда интересы государства находились под угрозой, у Ришелье не было времени на соблюдение юридических норм. Во Франции и за ее пределами были приняты все меры, чтобы добиться изменения приговора Монморанси[48]. Ходатаи в его пользу указывали на то, что он еще молод и способен оказать важные услуги королю. Перед дворцом архиепископа, где в то время находился король, собралась толпа, скандируя: «Простите его! Простите его, проявите к нему снисхождение!» Даже капитан гвардейцев короля, пав на колена перед Людовиком, умолял его проявить милосердие. Но король лишь огрызнулся в ответ: «Его нельзя простить. Он должен умереть». Монморанси, последний из своего рода, был в итоге казнен во дворе тулузской ратуши. Он очень мужественно держался до самого конца.

Тем временем в Безье Гастон Орлеанский и король пришли к соглашению, но уже 6 ноября, неделю спустя после казни Монморанси, Monsieur покинул королевство под тем предлогом, что был обманут.

Он подписал соглашение в Безье, по его словам, надеясь спасти жизнь Монморанси. То, что эта надежда не сбылась, запятнало его честь. Людовик заявил, что смерть герцога, учитывая его преступление, была вполне оправданной. Он был преисполнен решимости не допустить гибели своих поданных вследствие «этих жалких мятежей». В начале 1633 года Ришелье добился осуждения сторонников Гастона внутри страны. Парламент Дижона признал их виновными в оскорблении величества. Их имущество конфисковали 4 в связи с отсутствием приговоренных казнили их чучела.

19 января королевская декларация ужесточила существующее законодательство в отношении чиновников, виновных в оскорблении его величества. Метили в ле Куаньо, президента Парижского парламента, постоянно сопровождавшего Monsieur в изгнание. Со временем, однако, стало ясно, что Гастона нельзя побудить вернуться назад столь жестокими мерами. Поэтому Ришелье изменил свою тактику. 16 января 1634 года Людовик XIII пообещал Гастону и его друзьям, исключая ле Куаньо и нескольких других лиц, амнистию в том случае, если они возвратятся во Францию в течение трех месяцев. В начале октября Гастон и многие из его сторонников, намыкавшись в изгнании, явились во Францию. Примирение Людовика XIII и Гастона произошло в Сен-Жермен-ан-Ле 21 октября, причем имела место трогательная сцена[49]. Пюилорен, сыгравший главную роль в тайных переговорах, приведших к этому событию, был прощен. До конца октября Людовик предал забвению все враждебные действия Гастона и за исключением ле Куаньо помиловал всех, кто разделил с ним изгнание. Им были возврашены имущество, должности и титулы. Гастон и Ришелье, по крайней мере публично, также пошли на мировую. Но кардинал по-прежнему зорко присматривал за действиями Monsieur, в случае необходимости не скупясь на выговоры. После объявления Францией войны Испании в мае 1635 года Ришелье установил еще более строгий надзор за французской знатью. В случае любого, даже самого слабого намека на преступные намерения следовало действовать безотлагательно, не слишком заботясь о соблюдении буквы закона. Одной из первых жертв Ришелье в военное время стал Луи Клозель, сеньор де ла Рош, попытавшийся подкупить герцога де Роана, командовавшего французскими войсками в Вальтелиие, чтобы склонить его на сторону Испании. Однако Роан велел схватить Клозеля и сообщил о случившемся Ришелье, который принял личное участие в расследовании обвинения. В октябре 1635 года в его отсутствие на заседании суда он был признан виновным и в ноябре подвергнут пыткам и. казнен. Кардинал утверждал, что выходившие за рамки закона меры, примененные к Клозелю, оправданы тем, что тот угрожал безопасности государства. Другой аристократ, Адриен де Монлюк граф де Крамель оказался более счастлив. Он всего лишь выражал пораженческие настроения и умолял короля заключить мир. Ришелье, опасаясь его влияния на короля, без, каких-либо обвинений бросил графа в Бастилию. «Если не остановить клики, — писал он королю, — уничтожая их в зародыше, пока они еще настолько слабы, что те, кто не знает их характера, не могут понять, чего следует ждать от них, то, окрепнув, они настолько умножатся, что позже невозможно будет противостоять их силе». Как всегда, Ришелье выступал могущественным адвокатом превентивного удара. Крамель оставался в тюрьме до самой смерти Ришелье.

46

Густав Адольф — шведский король Густав II Адольф (1611–1632), прозванный современниками «северным львом», знаменитый полководец и военный реформатор. См. о нем: Кан А. С. История скандинавских стран (Дания, Норвегия, Швеция). М., 1980. С. 64–66.; см. так же: Дельбрюк Г. История войн и военного искусства в рамках политической истории. Т. IV. М., 1938. С. 149–150, 256.

47

«…тиран в отношении большого числа знатных особ, а также всего французского народа, страдающего под его бременем» — Для большинства выступлений представителей знати против Ришелье было характерно стремление противопоставить короля кардиналу. См., например: Жедеон Таллеман де Рео. Указ. соч. С. 88.

48

Монморанси — По свидетельству Л. де Сен-Симона, уже будучи приговорен к смертной казни, «он (Монморанси — А. Е.) сделал два примечательных подарка — завещал две картины великой ценности… св. Себастьяна, пронзенного стрелами, — кардиналу де Ришелье, Полюну и Вертумна — моему отцу…» (Сен-Симон. Мемуары. Т. 1. М., 1991. С. 84.).

49

Имела место трогательная сцена — «21 октября Гастон и Людовик XIII встретились в Сен-Жермене. Приблизившись к королю, Гастон заявил, явно волнуясь: «Не знаю, страх или радость мешают мне говорить, но мне ничего не остается, как просить Вас простить меня за все, что было». Король обнимает брата…» / П. П. Черкасов. Указ. соч. С. 273.