Ведьмин подарок

— Как это?! Я ведь только несу свою статью на первую полосу! — возмутилась я. — Мне Валерий Борисович обещал! «Дядя Василина» молча пожал плечами и, согнувшись больше обычного, проследовал дальше. Я не раздумывая бросилась в бой: молнией пролетев мимо Лакмуса, что-то озабоченно набиравшей на компьютере, ворвалась в кабинет главного редактора.

— Вы что, собираетесь поставить статью позже?! — вознегодовала я с порога, — Не думаете ли вы, что этот материал могут перехватить другие газеты и опередить нас?

— Успокойтесь, Иванна. Никто этот материал не перехватит и не напечатает — факты не подтвердились. — Валерий Борисович был спокоен, как тюлень.

— Как не подтвердились?! — изумилась я, плюхнувшись на стул.

— Вся эта история — иллюзия, не более того. ДТП не было, гаишники не задерживали помощника депутата. Не волнуйтесь; вас неправильно информировали, но то, что в командировку съездили, — это хорошо, надо побольше ездить, быть ближе к людям, не закрываться в четырех стенах. — Он с притворным негодованием обвел взглядом свой шикарно обставленный кабинет. — Ваша инициатива, безусловно, стоит того, чтобы ее поощрить. — Он залез рукой в ящик стола, достал конверт и протянул мне, — Здесь пятьсот долларов. А на первую полосу мы пустим вашу статью, но только другую — готовьте материал. Кофе, коньяк?

— Вы хотите меня купить?! — разозлилась я, отталкивая от себя конверт с деньгами. «Он что — за дурочку меня принимает?»

— Ни в коем случае! — возразил Валерий Борисович. — Это просто поощрение инициативного работника, но если вы против… — Он быстро бросил конверт обратно в ящик стола.

— Вы как главный редактор можете не напечатать ее, но это сделают другие газеты! — заявила я первое, что пришло в голову, и эта идея мне понравилась.

— О чем вы?! Подобная статья должна основываться на фактах, документах, иначе судебные иски разорят газету. А ведь ничего нет, кроме ваших слов.

— Фотографии, аудиозаписи — разве этого мало?

— Их нет и никогда не было, — пожал плечами Валерий Борисович.

— Как это — не было? Я этого так не оставлю! — с вызовом произнесла я и покинула кабинет, правда, уже не так быстро, как попала в него.

Не заходя в свою комнату, где меня ожидали Марта иеще не остывший кофе, я поспешила в лабораторию, затем к юристам, хотя уже понимала, что все это ни к чему не приведет. Все материалы, собранные в командировке, были уничтожены: на флешке не оказалось фотографий, как и записей в диктофоне; исчезли также привезенные фотокопии протоколов и заявлений. На мои вопросы сотрудники редакции недоуменно пожимали плечами и прятали глаза.

Услышав мой голос по телефону, пострадавший Соленый начал извиняться за то, что сказал мне неправду — мол, он ушибся, когда ремонтировал крышу, и никто его не сбивал на автомобиле. А гаишник, передавший мне фотографии и рассказавший подробности этой истории, вообще отказался со мной разговаривать. Подобное происходило и с другими свидетелями, с которыми я беседовала только вчера. Власть и деньги сделали свое дело. Надо мной зло посмеялись, указав мне мое место.

Немного успокоившись и окончательно осознав, что проиграла, я вновь направилась в кабинет главреда.

— Я думаю, что мы можем вернуться к вопросу премирования, — радушно произнес он, когда я молча устроилась на стуле напротив, теперь не поправляя задравшуюся юбку.

Он вытащил конверт с деньгами, придвинул его ко мне. — Кофе, коньяк?

— И кофе, и коньяк. — Я согласно кивнула и положила свою папку на стол.

На этот раз Мари-Лакмус принесла кофе и бокалы очень быстро. Валерий Борисович разлил коньяк, поднял бокал и провозгласил тост:

— За взаимопонимание!

— Согласна. И за взаимную любовь! — подхватила я и выплеснула коньяк, а следом и кофе, в лицо и на костюм Валерия Борисовича.

— Эти деньги мои? — уточнила я и, вытащив стодолларовые купюры из конверта, подожгла их, щелкнув зажигалкой, и бросила в хрустальную пепельницу.

— Никогда не видела долларовый костер!

Вызванная возмущенным Валерием Борисовичем, Мари-Лакмус испуганно возилась с костюмом шефа, оттирая его салфетками.

— Вон! — заорал главред, придя в себя. — Чтобы я тебя больше не видел в редакции!

— И не увидите! — согласилась я и достала из папки заявление об увольнении по собственному желанию.

— Я тебя по статье уволю! — вскипел Валерий Борисович.

— При этом не забудьте указать, за что: испорченный костюм и сожженные пятьсот долларов взятки, — уточнила я и, торжествуя, вышла из кабинета.

Глава 2

На встречу с нотариусом я приехала на блестящем красном чуде «ниссан-микра», полгода назад взятому в кредит. Испытанное вчера моральное удовлетворение сегодня обернулось «тяжелым похмельем» — через две недели надо платить проценты по кредиту за машину и за аренду однокомнатной квартиры. Месяц-два я еще выдержу, ведя экономную жизнь, расходуя небольшие сбережения, — а дальше что? Устроиться на работу в другую газету проблематично: всегда интересуются причиной ухода с прежнего места работы и перезванивают туда. Нетрудно догадаться, какую характеристику даст мне Валерий Борисович. Но я не собиралась порывать с журналиститикой и надеялась на удачу.

Мне вспомнилась Лариса Сигизмундовна, строгая на «ид, но очень добрая старушка. Она несколько раз мне нюнила и просила зайти к ней. Видно, она предчувствовала, что это будет наша последняя встреча. Мне стало не по себе: ведь могла я перед отъездом навестить ее! Но, почуяв журналистским нюхом богатый материал для статьи, я тогда забыла обо всем.

„Из-за командировки я не навестила Ларису Сигизмундовну и в итоге лишилась работы. Старушка была настоящей ведьмой: умела с помощью карт заглянуть в будущее человека. Может, она рассердилась на меня и таким образом наказала?“ Но я отогнала прочь подобные мысли, найдя более прозаическую причину происшедшего со мной — мой характер правдолюбца. „Я такая, какая есть, и другой быть не хочу!“ Я без колебаний поставила точку в размышлениях над вчерашним инцидентом с главредом, решив предать его забвению и заняться насущными вопросами.

За дверьми с черно-золотой вывеской „Частный нотариус“ я обнаружила небольшой коридорчик и комнату с мягкой мебелью для посетителей. Дверь в смежную комнату была распахнута, там я увидела нотариуса и его помощницу — безликую, выцветшую женщину лет сорока.

— Благодарю за исключительную пунктуальность! — Седой представительный мужчина в дорогом костюме, со шлейфом пьянящего аромата парфюма поднялся и вышел из-за стола мне навстречу. — Согласно последней воле Ларисы Сигизмундовны, после ее похорон я был обязан вскрыть завещание в присутствии внука покойной Любомира Даниловича Пятецкого и вас. Позавчера позвонил вам на работу, но мне сообщили, что вы находитесь в командировке. Внуку покойной, Любомиру Даниловичу, спешно требовалось отбыть в Петербург, на свое постоянное место проживания, и мне пришлось нарушить условия завещателя — вскрыть конверт с завещанием без вас. — Он сокрушенно покачал головой. — Поверьте, у меня такое в первый раз случилось — словно нашло наваждение. Если вы в претензии ко мне… — Он горестно вскинул брови и замолк, а по мимике огорченногонотариуса я прочитала его мысли: „Кто же мог предполагать, что своей единственной наследницей старуха выбрала тебя, а не родного внука?“

— Покойная завещала Любомиру Даниловичу некоторые вещи, а вам главное — двухкомнатную квартиру на Подоле. Я вчера сообщил вам об этом по телефону. — Он сделал паузу и выжидающе посмотрел на меня. „По-видимому, он ждал, что я от радости вскочу на стол и станцую канкан. Но у меня на сердце больше горечи от известияо смерти Ларисы Сигизмундовны, чем ликования пo поводу получения в собственность квартиры. А может“ я еще не осознаю привалившего счастья, поэтому не радуюсь?»

— Вчера я была немного не в себе и не совсем поняла вас. Не скажу, что я хорошо понимаю и сейчас Выходит, внуку Лариса Сигизмундовна ничего не оставила, а мне — квартиру? — Точно так, — подтвердил нотариус. — Правом на наследство, то есть на квартиру, вы станете обладать по истечении шести месяцев со дня смерти наследодателя. На Протяжении этого времени родственники покойной могут в судебном порядке оспорить завещание, но в самом худшем случае вам все равно перепадет какая-то часть этой квартиры.