Страница 89 из 178
Наконец, за последнее десятилетие ничего не было сделано для усиления позиций России в Курляндии и в Речи Посполитой, что являлось весьма важным для будущих военных действий против Пруссии.
Более удручающей была сугубо военная сторона дела. Бестужевская внешнеполитическая концепция «диверсий» привела к ослаблению всей армии — ведь для осуществления «ограниченных акций» в Европе требовалось не более 40–50 тысяч солдат изо всей 300-тысячной армии. В соответствии с этой доктриной в Прибалтике, Псковской и Новгородской провинциях была сосредоточена незначительная часть армии, тогда как большинство полков были расквартированы по всем губерниям огромной страны и не были готовы к войне. Начало военных действий показало, что правление Елизаветы стало для вооруженных сил потерянным временем, несмотря на ее многочисленные декларации о верности принципам петровской политики.
Поход русской армии был объявлен в октябре 1756 года, в течение зимы ей следовало сосредоточиться в Литве. Главнокомандующим был назначен фельдмаршал граф Степан Федорович Апраксин — креатура петербургской Конференции, всецело находившийся под ее влиянием. Фактически же сосредоточение русских войск заняло всю зиму и весну 1757 года.
Что же представляла из себя русская армия, шедшая на запад, чтобы померяться силами с действительно сильнейшим войском Европы?
Русская армия находилась в крайне плохом состоянии. В 1756 году из четырех фельдмаршалов двое — А. Г. Разумовский и Н. Ю. Трубецкой — вообще не имели никакого отношения к армии, поэтому выбирать в главнокомандующие пришлось одного из оставшихся двух — А. Б. Бутурлина или С. Ф. Апраксина, воинские таланты которых, судя по отзывам современников и оценкам военных историков, были весьма скромными. Не побеспокоились при Елизавете и о найме на русскую службу способных генералов-иностранцев. Национальные же кадры офицерства готовились слабо: не посылались для обучения воинскому искусству в армиях воюющих стран волонтеры, отсутствовала программа обучения войск во время продолжительного мира, не проводились маневры крупных сил. Более 46 тысяч военнослужащих вообще использовались не по назначению — выполняли разнообразные административные обязанности, такие, например, как проведение переписи.
Лишь в 1755 году, когда война была на пороге, Военная коллегия организовала комиссию для изучения состояния армии. Выводы комиссии были неутешительные. Армейские полки нуждались в самом необходимом, а главное — в людях: в полевой армии (172 тысячи солдат) некомплект составлял не менее 18 тысяч человек, т. е. в строю не хватало каждого десятого солдата. Рекрутский набор, начатый в 1755 году, проходил, как всегда, медленно, давал армии совершенно необученный и не приспособленный к службе и тяжелейшим походам контингент новобранцев.
Некомплект в 1757-м и в другие годы приводил к тому, что два первых батальона полков укомплектовывались за счет третьего. Даже фанатичный апологет официальной истории дореволюционной России Керсновский вынужден признать это: «В войсках был большой некомплект, особенно чувствовавшийся в офицерах (в Бутырском полку, например, не хватало трех штаб-офицеров из пяти, 38 обер-офицеров — свыше половины, и 557 нижних чинов — свыше четверти). Административная и хозяйственная часть не была устроена».
В результате обещанная союзникам стотысячная армия к моменту завершения сосредоточения на Немане (май 1757 года) реально насчитывала лишь 89 тысяч человек, «из коих годных к бою „действительно сражающих“ не более 50–55 тысяч (остальные нестроевые всякого рода либо неорганизованные, вооруженные луками и стрелами калмыки)».
Одним из главных недостатков нашей военной системы был порядок пополнения частей рекрутами. «Люди отправлялись в полки, зачастую за тысячу верст, обычно осенью и зимою. В рекруты сдавали многих, заведомо негодных по здоровью и бесполезных общине. Смертность среди рекрут в пути и по прибытии была громадна, побеги были тоже часты, и до полков доходила едва половина. Например, в набор 1751 года „приговорено“ к отдаче 43 088 рекрутов, сдано приемщикам 41 374, отправлено теми же в полки 37 675, прибыло 23 571…» Ни в одной европейской армии ни о чем подобном даже подумать не могли!
Основной фигурой в русской армии в эпоху правления Елизаветы стал командующий артиллерией генерал-фельдцейхмейстер граф Петр Иванович Шувалов — убежденный сторонник господствовавшей тогда в Европе огневой тактики (Петр Шувалов начал службу при дворе и генеральское звание получил отнюдь не за боевые заслуги. В 1756 году он добился восстановления должности начальника артиллерии — генерал-фельдцейхмейстера и сам же ее занял). Согласно его воззрениям, главным оружием армии должна была стать артиллерия. Пехота и кавалерия являлись только вспомогательными средствами, служащими для прикрытия пушек в огневом бою и развития успеха при расстройстве неприятельских сил артиллерийским огнем. Что же касается собственно артиллерии, ее главным оружием должна была стать гаубица.
Руководство Шувалова оказалось для русской артиллерии весьма плодотворным. Он значительно расширил артиллерийский парк, способствовал его качественному обновлению за счет изобретенных и усовершенствованных под его руководством орудий (см. выше).
Правда, нужно учитывать, что похвалы в адрес шуваловских орудий заведомо преувеличивались в донесениях из армии Конференции, поскольку ее членом был сам Шувалов, а он ревниво следил за успехами «его» артиллерии. Как и всякий дилетант, Шувалов преувеличивал значение им изобретенного. В одной из записок по военным делам он глубокомысленно рассуждал: «… главное и первое есть упование в том, чтобы биться и победу свою доставить действом артиллерии, а полки в такой позиции построены были, чтобы единственно (!) для прикрытия артиллерии служили и в случае надобности, по обращениям неприятельским, в состоянии были во всякую позицию себя спешно построить, какая для победы неприятеля служить может». Попробовали бы главнокомандующие после таких сентенций рапортовать Конференции о неудачных действиях артиллерии!
Кроме «его» артиллерии у Шувалова была и «его» армия. Для апробирования своих взглядов в боевых условиях перед самым началом Семилетней войны, в 1756 году, Шувалов добился одобрения императрицы сформировать так называемый Обсервационный (т. е. экспериментальный, созданный в целях «обсервации» «единорогов») корпус, вначале именовавшийся запасным. В его состав вошло пять номерных мушкетерских полков с отличными от остальной армии штатами, сочетающими в себе характерные черты как пехотных, так и артиллерийских частей. На вооружении каждого полка находилось по 36 «единорогов» (обычная полковая артиллерия не превышала 4–8 стволов). Корпус создавался по проекту и под личным руководством Шувалова, который стал его первым командиром Численность корпуса была 11 тысяч человек (по планам Шувалова — до 30 тысяч, но нехватка личного состава сократила эту цифру на две трети). Во время Семилетней войны он должен был составить ядро армии в качестве первого в мире пехотно-артиллерийского соединения. На его организацию потратили около миллиона рублей; для укомплектования из полков отбирали лучшие кадры, что вызвало всеобщее неудовольствие в армии. Чины корпуса пользовались особыми привилегиями.
Однако на практике его использование в боевых действиях против пруссаков (которые упорно не желали ввязываться в продолжительный огневой бой и почти сразу переходили в атаку) окончилось полным провалом. Громоздкий и тяжеловесный на марше (в начале кампании 1757 года количество гаубиц в полках пришлось уменьшить до 18, но к существенному улучшению положения это не привело) и трудноуправляемый в бою, не имевший продуманной организации, Обсервационный корпус был наголову разгромлен и под Цорндорфом, и под Кунерсдорфом. В обоих случаях его солдаты бежали с поля боя, создавая тем самым критическую обстановку для остальной армии, причем в сражении при Цорндорфе грубо нарушили дисциплину. Но и В. В. Фермор — главнокомандующий русской армией при Цорндорфе, и П. С. Салтыков — при Кунерсдорфе, боясь разгневать могущественного П. И. Шувалова, писать правду о поведении Обсервационного корпуса опасались. В этих сражениях значительное количество «единорогов» и «секретных» гаубиц было захвачено пруссаками, и все это перестало быть секретным.