Страница 29 из 178
В Семилетнюю войну хорошо себя зарекомендовали и стрелки иррегулярных ландверных формирований. Вообще прусский ландвер попортил врагу много крови (особенно русским). Здесь стоит упомянуть о том, что до начала войны большинство союзных командующих не верили в возможность организации пруссаками широкомасштабной партизанской войны. Это связывалось прежде всего с тем, что Пруссия как государство сформировалось недавно и его население не было связано с властями идеей патриотизма. В ряде случаев этот расчет оправдался: в Восточной Пруссии население и городские чиновники активно сотрудничали с обласкавшими их русскими. В Силезии местные католики также в целом лояльно относились к австрийцам.
Однако в Померании, залитой кровью по приказу русского главкома Фермора, все население, как один человек, поднялось на вооруженную борьбу. Где не хватало казенных мушкетов, бюргеры и крестьяне брались за охотничьи ружья, вилы и топоры, объединялись в мелкие группы и крупные отряды, нападая на русские кавалерийские разъезды, фуражиров и просто мародеров. В итоге во время осады Кольберга в 1761 году Румянцев был вынужден использовать для усмирения ожесточенной партизанской войны в своем тылу до трети легкой кавалерии — под ногами у русских буквально горела земля. Опыт действий ландвера в 1757–1761 годах впоследствии очень пригодился пруссакам во время войны за освобождение от Наполеона в 1813–1814 годах: тогда из добровольцев-ландверманов состояло больше половины всех наличных сил армии.
В русской же армии первый батальон егерского типа был сформирован П. А. Румянцевым[12] в 1761 году при осаде крепости Кольберг. Анализ действий прусских егерей привел к тому, что уже к русско-турецкой войне 1768–1774 годов все пехотные полки российской армии имели команды егерей. Румянцев перенял идею создания егерских частей именно у пруссаков, особенно сильно претерпев от прицельного огня нерегулярных «вольных егерей» в кампании 1761 года (тоже ведь «пруссачина», не так ли?).
Вообще Румянцев, как это ни странно и как ни малоизвестно сейчас в России, был большим поклонником Фридриха. Начнем с того, что он вполне разделял мнение Фридриха по части физических наказаний (как пишет Керсновский, «Румянцев признавал, правда в исключительных случаях, воспитательное значение телесных наказаний, но и не был таким их энтузиастом, как Фридрих в Пруссии, Сен-Жермен во Франции и пресловутые „патентованные умы“ XVIII века»). Кроме того, граф Задунайский был ярым сторонником формы прусского покроя: когда в 80-е годы в русской армии проводилась «потемкинская» реформа обмундирования, совершенно изменившая внешний вид войск в сторону удешевления и упрощения формы, Южной армии Румянцева это совершенно не коснулось. Напротив, пользуясь своим правом командующего, он еще более привел свои части в соответствие прусским стандартам. Румянцев был и сторонником Петра III. Не удивительно, что после свержения императора Екатерина II заменила Румянцева на посту командира корпуса в Померании графом Паниным и отозвала его в Россию. Закономерно также, что в последние годы жизни Фридриха Румянцев лично сопровождал с визитом в Пруссию наследника Павла Петровича. При этом «весь прусский генеральный штаб явился к Румянцеву со шляпами в руках и старый король лично командовал для него на потсдамском поле маневрами, представлявшими кагульскую баталию».
«Производство огня» прусской пехотой реально имело только одну отрицательную черту: 25–30 патронов в солдатских лядунках при ведении даже короткого огневого боя быстро заканчивались. После этого пехотинцам приходилось полагаться только на штыки.
Однако, в отличие от пехоты прочих западноевропейских армий, огневой бон признавался Фридрихом только как мера, предваряющая решительную штыковую атаку врага. Как я уже говорил, король прусский предписывал открывать огонь только на самой короткой дистанции («пока не станут видны белки глаз»). Кинжальный зал и в упор с немедленным переходом к рукопашному бою — вот был стиль наступательного боя пруссаков, в общем-то вполне «суворовский» по своему духу. В обороне же (в некоторых случаях и в наступлении) они старались, оставаясь на месте, развить огонь предельной интенсивности — развернутым строем, с максимальной скорострельностью с целью «расшатать» боевые порядки неприятеля.
Пруссаки всегда и во всех случаях принимали штыковой бой или хотя бы стремились навязать его. В одном из своих наставлений король прямо требовал «решительно атаковать штыками врага, чей боевой порядок расшатан огневым боем». Ни одна армия Европы на протяжении Семилетней войны, кроме русской, не могла выдержать косой штыковой атаки прусских гренадер и, как правило, «показывала спину». А если фридриховские подражатели из Петербурга не заметили не только преимуществ своей собственной армии, но даже неверно оценили наследие самого Фридриха, сведя всю его многогранную школу к «шагистике» и «производству огня», то за это «Старый Фриц» уж никак не может нести ответственность.
Кроме введения уже упоминавшихся стальных шомполов, пруссаки придумали еще ряд усовершенствований для ведения штыкового боя. Прусские штыки, трех-или четырехгранные, длиной от 40 (в начале века) до 70 (во фридриховскую эпоху) сантиметров, имели пружинную защелку на трубке, которая насаживалась на ствол. Это обеспечивало отличную фиксацию оружия и в то время не имело аналогов ни в одной армии Европы.
Поскольку об огнестрельном оружии пехоты я уже сказал выше, сейчас хотелось бы остановиться на описании холодного оружия, тем более, что в прусской арии оно отличалось большим разнообразием.
Пехотный тесак с изогнутым лезвием имел простой латунный эфес с гардой. Ножны нечерненой кожи, медным устьем и крючком (такие же использовались для штыка). К рукояти тесака крепился белый шерстяной кожаный темляк с кистью. Часто в его отделке (гайки, кисть) присутствовали полковые цвета.
Офицерскую шпагу носили в деревянных ножнах, обтянутых коричневой кожей, с позолоченным медным устьем и прочими элементами отделки. Рукоять позолоченная. Темляк — из серебристой или золотистой (по прибору) нити.
Пехотный тесак. Ок. 1740 года.
Все холодное оружие (тесаки и шпаги) подвешивалось к лопастям (большая — для тесака или офицерской шпаги, малая — для ножен штыка у солдат) поясного ремня с помощью продевавшегося в специальное отверстие крючка. Темляк подвязывался под головку эфеса, затем спускался к чашке, обвивая дужку.
Эфес пехотной офицерской шпаги.
Офицеры пехоты носили эспонтоны — древковое оружие с широким лезвием, нечто среднее между копьем и алебардой. Унтер-офицеры (кроме гренадерских) на вооружении имели алебарды, фельдфебели — протазаны, сходные по внешнему виду с офицерскими эспонтонами, но более простые в исполнении. В рукопашном бою весь этот средневековый антураж не имел существенного боевого значения, но такова была общеевропейская традиция, а кроме того, солдаты в ходе сражения всегда видели, где находятся командиры.
Лезвие эснонтона украшалось выбитым коронованным вензелем в лавровом венке или прусским гербом. Лезвие унтер-офицерской алебарды имело такой же мотив, но более простой по рисунку. Древко эспонтона — черное, алебарды — некрашеного дерева.
Амуниция пехотинца состояла из поясного ремня с широкой медной пряжкой (носился под мундиром поверх камзола), патронной сумы на широком ремне (через левое плечо). К поясному ремню подвешивались тесак и ножны штыка. Через правое плечо надевалась солдатская походная сумка (шилась из коричневой овчины мехом наружу и застегивалась на две шлейки). На отдельном ремешке, также через правое плечо, носили луженую жестяную флягу. Вся кожаная амуниция — лосиной кожи, беленая мелом под лак.
Следует отметить, что с вооружения прусских гренадер к моменту восшествия на престол Фридриха II были сняты гранаты, обычные для всех европейских армий, — король считал метание гранат пустой тратой времени. Отныне гренадерские роты и батальоны использовались только для нанесения решительного штыкового удара. Таким образом, с ружейных перевязей гренадер исчезли и дырчатые жестяные футляры с огнивом для разжигания гранатного фитиля.
12
Румянцев Петр Александрович (1725–1796) — русский генерал-фельдмаршал. В Семилетнюю войну командовал бригадой под Гросс-Егерсдорфом, дивизией под Кунерсдорфом, корпусом под Кольбергом. В 1764–1796 годах генерал-губернатор Малороссии, успешно сражался против турок. В 1775 году титулован «графом Задунайским».