Страница 134 из 178
Ночь на 15 августа была тихая и чудесная. Солдаты с ружьями в руках расположились на траве. Сам король прилег на плаще своем перед огнем и скоро заснул. Цитен, сидя у ног его на барабане, наблюдал за тишиной. Вдруг во весь опор прискакал майор Хунд и с криком «Неприятель! Неприятель!» разбудил короля.
Фридрих быстро вскочил на лошадь и велел ударить тревогу. Приняв команду над левым крылом, на которое шел неприятель, он отправил на правое Цитена. Лаудон командовал австрийцами. Не зная о перемене позиции пруссаков, он хотел овладеть их обозом. Чтобы нападение было неожиданнее и вернее, он пустился на лагерь Фридриха без авангарда, но сам попал в свою ловушку: перед ним стояла вся прусская армия в правильных линиях. Пораженный Лаудон увидел, что вывел свой корпус к самому центру расположения пруссаков — идеально для нанесения ими удара. Идти назад было невозможно. Он стал развертывать свое войско, но везде встречал препятствия от невыгодного местоположения.
Гром орудий на рассвете открыл битву. Австрийская кавалерия ударила на пруссаков, но была отражена. Тогда пехота обоих войск пошла навстречу друг другу. Пруссаки выдержали мелкий огонь, австрийцы пошатнулись. В эту минуту прусская кавалерия ворвалась в ее ряды и взяла множество пленных, но эти первые успехи ни к чему не привели. У Лаудона было 35 тысяч человек, тогда как левое прусское крыло состояло только из 14 тысяч. Австрийцы возобновляли свои нападения свежими силами, но пруссаки мужественно выдерживали атаки, несмотря на то что ряды их, видимо, начали редеть.
Лаудон испытал последнее средство: еще раз он лично повел свою тяжелую кавалерию на прусскую пехоту. Кирасиры ворвались в ряды и расстроили было несколько полков, но тут горемычный полк фон Бернбурга, горя желанием снова заслужить милость короля, выступил из второй линии и пошел на австрийцев в штыки. Пруссаки дрались с отчаянием: австрийские всадники, как снопы, валились с лошадей своих. Наконец их стеснили так, что они не могли даже обороняться и бросились бежать. Храбрый полк преследовал их с неистовством. В своем бегстве австрийская кавалерия потоптала свою пехоту и увлекла ее за с собой.
Победа была одержана. Солнце только что выплыло из-за гор. В ближней деревне пробило шесть часов. Теперь Фридрих поскакал на свое правое крыло, где тоже завязывалось сражение. По плану Дауна корпус Лаудона должен был атаковать прусский лагерь с тыла, а он сам хотел напасть на его правый фланг. Прибыв на место, Даун нашел, что прусский лагерь оставлен, и пришёл в ярость, полагая, что пруссаки вновь ускользнули, как под Дрезденом. «Неприятель бежал, — сказал он, — надо его преследовать!»
Чтобы настигнуть прусскую армию, ему следовало переправиться через так называемую Черную речку, болотистый, широкий ручей, впадающий близ Лигница в Кацбах. Цитен это предвидел и принял свои меры. По его приказанию все мосты были разрушены и оставлен только один. Против этого моста он выставил на возвышении две батареи, скрытые кустарниками. Когда одна треть австрийской армии переправилась и стала строиться, он открыл по ней такой страшный перекрестный огонь, что испуганная пехота бросилась бежать. Прусская конница погналась за ней, затоптала большую часть в тину Черной речки, а остальных захватила в плен. Даун отрядил несколько новых батальонов под прикрытием сильной артиллерии. Прусские батареи начали целить в пушки, сбили их с лафетов и скоро заставили замолчать. Тогда австрийская пехота кинулась на эти страшные батареи, но цитенские гусары рассеяли и истребили смельчаков.
Даун не знал, что делать. О Лаудоне он не имел никаких известий. Ветер относил шум сражения в другую сторону, только по сильному дыму на горизонте он мог заключить, что там случилось что-то важное. Вдруг в прусском стане раздались победные выстрелы и громкие крики «Виктория!». Только тогда австрийский военачальник понял, в чем дело. Поспешно отступил он назад и переправился снова через Кацбах, который на рассвете только что перешел.
Фридрих был чрезвычайно обрадован победой. После многих неудач счастье в первый раз к нему обернулось. С веселым видом проезжал он по рядам своих полков и благодарил солдат. На левом фланге был выстроен Бернбургский полк. «Спасибо, дети! — сказал король подскакав к нему. — Спасибо! Вы славно исполнили свое дело. Я возвращу вам все отнятое». Флигельман[65] выступил вперед и благодарил Фридриха от имени всего полка. «Мы знали, — говорил он, — что наш король строг, но справедлив, и старались загладить проступок!» — «Все забыто, дети! О старом не будет помину, — отвечал Фридрих, — но сегодняшнего дела я не забуду!» Тогда солдаты кинулись к нему, обнимали колена, целовали руки и старались оправдаться, говоря, что причиной отступления под Дрезденом были их начальники. Фридрих снисходительно слушал их оправдания и обещал вознаградить их временный позор будущими почестями.
Трофеи Лигницкой победы составили 23 знамени, 2 штандарта и 82 пушки. Австрийцы лишились 10 тысяч человек (4000 убитыми и ранеными, 6000 пленными), пруссаки потеряли только 3500. Победа эта ничего бы не значила, если бы неприятели, помня о своем преимуществе над прусской армией, приступили немедленно к решительным мерам. Но каждое поражение их чересчур озадачивало, каждая победа слишком радовала. А Фридрих, не привыкший делать дело наполовину, пользовался их медлительностью.
Здесь ясно обнаруживалась выгода личного предводительствования самого монарха (Фридрих в своих сочинениях почитал его необходимым). Неприятельские вожди воевали за чужие интересы, а он за свои собственные. Одержав Лигницкую победу, он не почил на лаврах, по примеру своих противников, но торопился воспользоваться ее выгодами. В тот же день, не давая войску отдыха, он прошел с ним три мили, а через два дня примкнул к армии принца Генриха, под Бреслау. Даун ретировался в горы, прикрывая границы Богемии, а Салтыков, потеряв охоту долее стоять в бездействии, вызвал войска свои за Одер и отступил к Гернштадту, где его армия, правда, вновь остановилась и стояла до 13 сентября.
Генералу Чернышеву, корпус которого шел на соединение с Дауном, Фридрих сумел подбросить ложное донесение, в котором сообщалось, что австрийские войска полностью разбиты. Граф Чернышев, еще не забывший, как попал в плен при Цорндорфе, проявил «осторожность» и отступил со всей скоростью, на которую был способен. За ним ушел и Салтыков. Больше русские войска, кроме рейда на Берлин, который не имел никакого существенного значения, кроме политического, в кампании 1760 года себя не проявляли, отсиживаясь за Одером. Замысел соединения двух враждебных армий не удался, перед Фридрихом остались только австрийцы. Г. Дельбрюк написал по этому поводу: «Успех, достигнутый Фридрихом под Лигницем, спас его из того крайне опасного положения, в котором он находился в данную минуту».
Союзники (как русские, так и австрийцы) в этих событиях проявили поразительное малодушие. Ничтожное поражение единственного корпуса Лаудона заставило превосходящие силы Дауна немедленно отступить. Русские же вообще поддались полной панике и решили отсидеться где-нибудь подальше. Керсновский со сдержанным трагизмом описывает это как величайшую прозорливость русского главкома: «Австрийцы требовали перевода корпуса Чернышева на левый берег Одера (в пасть врагу), но Салтыков воспротивился этому». То есть отправка даже одного корпуса на соединение с союзниками и (не дай Бог!) возможное сражение с Фридрихом расценивается как попадание «в пасть врагу»!
Австрийцы, конечно, прохлопали марш прусского короля, но это вполне объяснимо — 280-мильный марш в Саксонию Фридрих с З6-тысячной армией проделал за 5 дней, что было непостижимо ни для Дауна с Лаудоном, ни для Салтыкова с Фермором. Опозорились слегка австрийцы и под Лигницем, после чего вполне обоснованно растерялись и утратили инициативу, но русские-то (60 тысяч человек!) ни тогда, ни позже пальцем не пошевелили, чтобы помочь им, прямо нарушив все приказы.
65
Флигельман — отборный солдат фланговых рядов батальона. См. в разделе «Пехота».