Страница 108 из 178
Мы видели, как вся провинция Пруссия досталась в руки Фермора без траты пороха, без пролития капли крови. Первые весенние месяцы провел он в смотре крепостей, в приведении к подданству России городов и «значительнейших мест» Пруссии и в управленческих распоряжениях. Между тем предписания петербургского кабинета побуждали его к дальнейшим и решительным предприятиям — вначале командующий намеревался двинуться на Данциг, но Конференция предписала ему дождаться прибытия Обсервационного корпуса, затем вместе со шведами провести демонстрацию на Кюстрин, а потом всеми силами пойти к Франкфурту-на-Одере. Таким образом, русские вознамерились проникнуть в самый центр владений Фридриха и одним ударом меча развязать гордиев узел этой тяжелой войны. В самом непродолжительном времени оба берега реки Варты были в его руках. Все северные провинции тогдашней Великой Польши (Западная Пруссия и Познань) были им заняты. Салтыков овладел Эльбингом; Торн был также взят. Армия расположилась между Торном и Познанем (на нейтралитет Речи Посполитой Россия, как обычно, не обратила внимания) в ожидании лета.
Россия приобрела отличную базу для ведения дальнейших боевых действий и, строго говоря, выполнила свою задачу в Семилетней войне: хотя и в XVIII столетии, и теперь официальная историография трубила о «необходимости сдержать прусскую агрессию» (которая и тогда, и после, вплоть до 1914 года, была устремлена только на Польшу, Францию и остальную Германию), Россия преследовала только свои и только агрессивные цели — присоединить к империи одну из богатейших провинций Прусского королевства, не связанную с российской ни историей, ни национальными, ни культурными корнями.
После овладения Восточной Пруссией Конференция встала перед трудной задачей выбора следующей стратегической цели. Идея разгрома живой силы противника, как показано в начале данного раздела, не была ведущей в мышлении военно-политических руководителей русских вооруженных сил и не фигурировала на сей раз в разработанном Конференцией на кампанию 1758 года плане. Основной целью ставилось овладение крепостью Кюстрин — узлом дорог и переправ при слиянии Варты с Одером на правом берегу Одера; «через то король прусский лишился бы всей Померании и части Бранденбургии», как отмечалось в плане. Конференция считала, что, «овладев Кюстрином, можно но справедливости удовольствоваться тем почти на всю кампанию нам и нашим союзникам».
Русские казаки на марше.
Такая постановка цели кампании была типичной для европейских стратегических взглядов рассматриваемого времени. Это проявилось в том, что сформированные в западных областях России пополнения были организованы в отдельную группу (Обсервационный корпус), который двигался из района формирования с отставанием от главных сил армии (зимние квартиры которой были на Нижней Висле). Создавшееся таким образом разделение сил на две группы наталкивало Конференцию и командующего армией на мысль использовать группы для выполнения различных задач, например, направить Обсервационный корпус самостоятельно для овладения крепостью Глогау (в Силезии) и Франкфуртом-на-Одере.
Что же произошло в конце концов? Только 15 августа главные силы русской армии подошли и начали действия против Кюстрина (а выступили с зимних квартир в конце мая по ст. ст.). В это время Фридрих II уже двигался с группой своих войск из Силезии в район Кюстрина, где присоединил к себе войска, действовавшие здесь против русских ранее, и решил, перейдя через Одер, атаковать русских на восточном берегу этой реки.
13 августа Фермор ввел свое 80-тысячное войско в Неймарк и в Померанию. Наконец-то укомплектованный людьми и артиллерией Обсервационный корпус двинулся с большим опозданием из района своего формирования (западные области России) к главным силам.
Наступление началось еще в начале лета, но все это время продвигалось малыми темпами вдоль морского побережья. Здесь началась одна из самых мрачных эпопей в истории русской армии — пока Фермор находился в Пруссии, он был ограничен высочайшими повелениями, которые прежде всего предписывали ему и войску «благочиние, порядок и человеколюбие». Но дальнейшие военные операции были предоставлены его произволу. Потому, при вступлении наших войск в Бранденбургскую Марку и Померанию, след их был ознаменован страшными опустошениями (интересна разница в подходе генералов Елизаветы Петровны: Кенигсберг и Восточную Пруссию планировалось включить в состав России — к их населению употреблялось «благочиние». С жителями же бранденбургских провинций можно было не церемониться, результат чему ясно виден). «Вопль несчастного народа долетел, наконец, до ушей Фридриха и заставил его поспешить на помощь».
13 июля армия числом до 55 тысяч человек вышла в поход к Франкфурту. Однако темп движения вскоре упал до критической точки. Незнание местности, полное расстройство на марше шуваловского Обсервационного корпуса, нехватка продовольствия и постоянные указания Конференции привели к бессмысленной трате времени, продолжительным остановкам и контрмаршам. В этот период хорошо действовал только конный отряд Румянцева (около 4000 человек), который прикрывал правый фланг армии, вел разведку и собирал контрибуцию с местного населения (о характере «контрибуции» я уже говорил выше). Кроме того, население Померании, вдосталь вкусившее прелестей русского «освобождения», стало собираться в многочисленные партизанские отряды, серьезно трепавшие тылы русских. Борьбой с ними также занялись кавалеристы Румянцева вместе с казаками и калмыками.
Еще до прибытия русских шведы сделали высадку в Померанию. Отдельный прусский корпус, который в прошлом году действовал против них под начальством Левальда, был теперь поручен генералу Дона. Новый военачальник успел оттеснить шведов до самых пределов Померании и блокировал Штральзунд. Русский военный совет тоже постановил «не ввязываться в бой» против Доны, который имел только 20 тысяч человек, но сумел перекрыть русским дорогу на Франкфурт. Поэтому Фермор изменил направление движения и пошел на Кюстрин для установления контакта со шведами.
14 августа он подошел к крепости Кюстрин, которая заключала в себе главные запасные магазины пруссаков и была драгоценна Фридриху по его юношеским воспоминаниям. Дона, уведомленный о приближении русских, поспешил на помощь к Кюстрину. С большим трудом навел он мост через Одер при непрерывном нападении легких русских войск и открыл сообщение с городом, через что мог постоянно посылать осажденным подкрепление и припасы. Кроме того, накануне прибытия русской армии Дона отрядил несколько полков пехоты и кавалерии для прикрытия города. Они окопались и укрепили свои траншеи сильными батареями. 16 числа Фермор послал парламентера требовать сдачи города: вместо ответа последовал залп с укрепления.
Главнокомандующий тотчас отрядил Чугуевский казачий полк ударить в левый фланг прусским гусарам, а сам с двадцатью ротами гренадер и с артиллерией по берету Варты пошел на главную неприятельскую батарею. «Неприятель, — говорил он в своей реляции, — увидя толикую храбрость и мужество и сильное из „единорогов“ действо, в конфузию пришел и скоропостижно оставил свою батарею и лагерь на дискрецию, в город побежал, а гренадеры тотчас форштат заняли».
После этого Фермор приказал бомбардировать город и, как сам говорил, «благословением Божьим такой успех возымел, что от четвертой бомбы в городе пожар учинился, который бросанием других бомб и каленых ядер в четверть часа так распространился, что от великого жару и на городском валу устоять не могли, ибо в пятом часу пополудни из города совсем стрелять перестали, и так до вечера, и через ночь все домы, кирки и магазины огнем пожерты и в пепел обращены. Какой же с неприятельской стороны урон был, того заподлннно ведать нельзя, только думать надобно, что оный гораздо велик был по воплю, который в городе стоял. Но сие от обывателей ближних деревень заподлинно известно, что в городе магазин имелся более 100 000 виспелей ржи, а каждый виспель содержит шесть четвертей, кроме другого почти неисчисленного со всех сторон для хранения привезенного сокровища и имения, которое от большой части погорело».