Страница 47 из 145
Война 1788–1790 гг.
Милитаристские устремления Густава III ♦ Вступление русских войск в Финляндию ♦ Гибель русской эскадры в Роченсальмском проливе ♦ Итоги войны
После Абоского мира политическое положение Швеции все более и более клонилось к упадку вследствие умаления королевской власти и бессовестной продажности партий.
Так продолжалось до вступления на престол короля Густава III. Произведенный им, при помощи войск, государственный переворот 1772 г., по мнению французского историка Альберта Сореля, «спас независимость Швеции». Был восстановлен порядок управления, действовавший при Густаве Адольфе; сейму предоставлялось право ведения финансовой областью. Укрепление королевской власти, конечно, было невыгодно для России, которая всегда старалась поддерживать в Швеции борьбу партий во благо собственной внешней безопасности.
В Финляндии, несмотря на то что Густав III всеми мерами старался расположить ее в свою пользу, продолжало развиваться стремление отделиться от Швеции. Для успеха этих планов необходима была помощь извне, и эту помощь рассчитывали получить от России. Изменнические проекты подобного рода, возникшие еще в царствование Елизаветы Петровны, не прекращали появляться и при императрице Екатерине. После переворота 1772 г. возросло противодействие лиц, недовольных усилением королевской власти; во главе их скоро выделился Спренгтпортен.
Чтобы усмирить внутренних врагов, Швеции необходимы были успехи внешние, возможные только за счет России. К тому же отношения между Густавом III и Екатериной Великой были натянутыми. Императрица, однако, воздерживалась от активных действий против Швеции, не поддаваясь внушениям Потемкина воспользоваться малейшим случаем для захвата Финляндии. Екатерина отлично знала, что наше наступление развязывало руки Густаву, давая ему право, без согласия сейма, мобилизовать все средства страны.
Спренгтпортен, поступивший на русскую службу, старался внушить императрице мысль, что достаточно небольшой поддержки войсками, чтобы финны отделились от Швеции и искали покровительства России. Но в то время внимание Екатерины было устремлено на юг, где разгоралась война с Турцией. Политическое положение сделалось благоприятным для Густава III. Он обеспечил себе субсидии от Англии и даже от Турции, старался отвратить от нас нашего постоянного союзника — Данию, а с Финляндией всячески заигрывал, осыпая ее милостями, и в то же время принимал там деятельные военные меры.
Вообще, со времен войны 1741–1743 гг. шведы солидно потратились на то, чтобы укрепить свою восточную границу. Воздвигнуты были крепости Свеаборг (близ Гельсингфорса) и Свартгольм (в устьях реки Кюмени), из коих первая считалась неприступным оплотом Швеции; прочие пограничные укрепления усилены. Для противовеса русскому гребному флоту создан был так называемый «армейский» флот, специально предназначенный для действий в шхерах.
В 1788 г. войскам пограничных с Россией областей Финляндии было приказано готовиться к выступлению. Но Густаву нужно было, чтобы начала военные действия Россия, дабы иметь право сказать сейму, что он ведет войну оборонительную. Такого повода мы ему, однако, не давали. Войск в русской Финляндии было не более 13 тысяч; лучшая часть флота находилась в Средиземном море. Тогда Густав III задумал провокацию: переодел финских солдат в нашу форму и заставил напасть на свои же посты на границе Саволакса. Этот грубый фарс понадобился, чтобы заявить о своих правах по самозащите.
Ввиду малочисленности наших сухопутных сил на шведской границе и невозможности их усилить совет при императрице решил центр тяжести борьбы перенести на море, к берегам Швеции; в свою очередь, датчане должны были наступать во стороны Норвегии. Что же касается населения Финляндии и даже отчасти самой Швеции, то его предполагалось особыми манифестами привлечь на свою сторону, что послужило бы во вред королю Густаву.
Вице-президент военной комиссии граф Мусин-Пушкин 23 июля был поставлен во главе сухопутных войск русской Финляндии, численность которых была увеличена до 19,5 тысячи. При этой армии находился и великий князь Павел Петрович.
Граница наша со Швецией в северной своей части была почти беззащитной, и оттуда нетрудно было, опираясь на почти неприступную внутреннюю Финляндию (Саволакс), обойти с тыла наши войска и грозить Петербургу. Вместе с тем, сочтя хвастливые угрозы шведского короля, приглашавшего своих дам «танцевать в Ораниенбауме», достаточно серьезными, императрица сочла нужным переехать из Царского Села в Петербург, «для ободрения жителей», и, в случае надобности, намеревалась лично стать во главе гвардии и выступить к Осиновой роще (ныне ст. Левашово).
1 июля шведские войска в значительных силах перешли реку Кюмень и двинулись к Фридрихсгаму, под начальством самого короля.
Наши передовые части медленно отступали, так как первоначально было предложено на сухопутье держаться обороны. Но Спренгтпортен предложил перейти в наступление со стороны Олонецкой губернии, во фланг неприятелю, подступившему к Нейшлоту. Он рассчитывал привлечь на свою сторону карельское население и просил дать ему небольшие силы, но побольше денег…
Шведский флот, под начальством принца Карла Зюдерманландского, брата короля, встретился с эскадрой адмирала Грейга близ Кальбо-Грунда. У принца Карла было 15 линейных кораблей, восемь фрегатов и восемь мелких судов с 1200 орудиями; у Грейга — 17 линейных кораблей, восемь фрегатов и несколько мелких судов, всего 1400 пушек. 5 июля произошел ожесточенный бой, с огромными потерями для обеих сторон, но наша эскадра все же удержалась, а шведы отошли, хотя один наш корабль, «Владислав», отбившийся от своих, попал в плен.
Шведский флот укрылся в Свеаборге; наш ушел для ремонта в Кронштадт, но уже через две недели вышел в море, снова столкнулся со шведами между Свеаборгом и Ревелем, причем последние потеряли корабль «Густав Адольф», и, в конце концов, заблокировал шведский флот в свеаборгском порту. Кампания на море окончилась в нашу пользу, и на этот раз мы видим активное и притом — успешное выступление именно корабельного флота, до сих пор игравшего малую роль.
Главные шведские силы медленно подступали к Фридрихсгаму, занятому нашим гарнизоном, в то время как галерный их флот, двигаясь морем, прервал связь Фридрихсгама с Выборгом. Казалось, успех начинал благоприятствовать шведскому оружию, но неожиданно произошли совершенно своеобразные события.
В шведских войсках, собранных под Фридрихсгамом, началось брожение, подстрекаемое офицерами. Стали толковать о незаконности предпринятой войны, как не получившей одобрения сейма. В конце концов финские полки потребовали обратного ухода к шведской границе. Густав III сперва пытался успокоить бунтовщиков, но вскоре пал духом и 26 июля отошел к Хегфорсу, под прикрытие своего галерного флота.
Тем временем в отрядах финских войск, стоявших на Кюмени, близ местечка Аньяла, офицеры, собравшись между собой, заключили «конфедерацию», которая, лично от себя, обратилась к императрице Екатерине сначала только с предложением прекратить войну и начать мирные переговоры; но постепенно конфедераты, завязавшие с Петербургом непосредственные сношения через Спренгтпортена, раскрыли свои карты и обнаружили стремление отделить Финляндию от Швеции и отдаться под покровительство России.
Положение Густава III было незавидным. Он засел всего с 8-тысячным ненадежным войском (ибо финны покинули его) в рукавах Кюмени, где у него было еще до 30 судов галерного флота. Корабельный шведский флот был заперт в Свеаборге Грейгом, а другая наша эскадра, под командованием фон Дезина, делала набеги на южные берега Швеции. Наконец получены были известия о наступлении датчан на норвежской границе, и Густав поспешил уехать в Стокгольм, сдав командование Карлу Зюдерманландскому.
Тем временем на все предложения финнов и шведов с нашей стороны следовал один неизменный ответ: ни о каких переговорах не может быть и речи, пока шведские войска не отойдут с русской территории. Предложение об образовании самостоятельного Финляндского герцогства, под протекторатом России, у великой монархини сочувствия не встретило. Продолжая поддерживать в Финляндии смуту, вредную для Густава и ослабляющую боеспособность его войск, Екатерина в то же время побуждала Мусина-Пушкина к решительным действиям, что не соответствовало мнению Спренгтпортена, убеждавшего не вводить русские войска в шведскую Финляндию, дабы «не раздражать» финнов.