Страница 4 из 144
В ночь с 27 на 28 апреля Святослав, ожидая в свою очередь нападения, приказал вырыть глубокий ров вокруг городских стен и решил обороняться до последнего. Цимисхий сначала ограничился лишь осадой, надеясь голодом заставить Святослава сдаться, но в скором времени русами, предпринимавшими постоянные вылазки, все дороги и тропинки были перекопаны рвами и заняты, а на Дунае флот усилил свою бдительность. Вся греческая конница была выслана для наблюдения за дорогами, ведущими с запада и с востока в крепость.
Положение осажденных стало весьма затруднительным. К 28 июня прошло уже 65 дней осады, сопровождавшейся почти ежедневными боями. В городе находилось множество раненых и наступал жестокий голод. Между тем стенобитные машины греков продолжали разрушать стены города, а камнеметные орудия причиняли большие людские потери.
С 29 июня последовал трехнедельный перерыв в военных действиях.
Положение Святослава становилось, однако, безвыходным. На помощь извне невозможно было рассчитывать, а все выходы были заперты. Войско Святослава из-за голода быстро таяло, у Цимисхия же не было ни в чем недостатка. При таких обстоятельствах Святослав созвал 21 июля на совет свою дружину; но это было им сделано не столько для того, чтобы узнать общественное мнение, сколько с целью воодушевить воинов на предстоящий и уже решенный им последний бой: прием, с успехом использованный позднее Александром Невским, Дмитрием Донским, Петром I, Суворовым — короче, всеми крупными и с сильной волей вождями.
Одни советовали выждать темной ночи, спустить в Дунай бывшие на берегу лодки и, соблюдая по возможности тишину, отплыть незаметно вниз по Дунаю. Другие предлагали просить у греков замирения. Но не так думал Святослав. Тут-то и были произнесены им те обессмертившие его слова, которые с гордостью вспоминали русские воины во всех случаях, где приходилось делать выбор между доблестью и смертью. Святослав сказал: «Выбирать нам не из чего. Волей или неволей мы должны драться. Не посрамим же земли русской, но ляжем костьми — мертвые бо срама не имут. Станем крепко. Я пойду впереди вас, и если глава моя ляжет, то поступите, как заблагорассудите (то промыслите собою)»[2].
Наэлектризованные этой геройской речью, вожди решили победить — или умереть со славой…
Святослав вывел в поле всех способных владеть оружием и приказал запереть городские ворота, чтобы никто не мог вернуться в крепость[3]. Цимисхий также вывел свои войска из укреплений и построил к бою, а потом двинулся против русских, стоявших под стенами крепости.
Начался жестокий бой. Обе стороны дрались отчаянно, и хотя Святослав был ранен и сшиблен с лошади, но победа стала явно склоняться в нашу сторону. Однако Цимисхий умело отвел Святослава от крепости и охватил его с обеих сторон конницей: обычная судьба всех, не умеющих оценить по достоинству врага.
Но здесь русских поразила еще и другая неожиданность… Внезапно налетевшая гроза с вихрем, неся тучи пыли, ослепила войска Святослава. Воины дрогнули, начали отступать и, пробиваясь сквозь греческую конницу, успели, хотя и с большими потерями, проложить себе путь к крепости и укрыться в ней. Потери Святослава в этом последнем бою были очень велики: по летописям византийцев, они достигали 15 тысяч человек.
Потерпев столь решительное поражение и не имея никакой возможности рассчитывать на успех впоследствии, Святослав вступил в переговоры с Цимисхием и получил право возвратиться Дунаем в Россию, а войска его (их оказалось будто бы 22 тысячи) греки даже снабдили довольствием. Святослав двинулся Дунаем и затем морем в Днепр. Но здесь, у порогов, печенеги преградили ему путь.
При попытке пробиться с еще более слабой, чем прежде, дружиной весной 972 г. Святослав был убит, и только воеводе Свенельду с малым числом воинов удалось вернуться в Киев.
По свидетельству византийских писателей, русы сражались храбро и отчаянно и давно уже пользовались славой победителей надо всеми соседними народами. Происходившие в ту войну сражения, из которых некоторые (например, бой 26 и 27 апреля) длились около суток, выказывают стойкость наших предков в бою — свойство, и до сих пор составляющее отличительную нашу черту. К тому же положение русов было затруднительным еще и по причине полного отсутствия у них конницы, — следовательно, условия борьбы с превосходной тяжелой конницей Цимисхия были крайне невыгодные.
Что касается самого Святослава, воина сурового, смелого и предприимчивого, то его предприятие в Болгарии не может быть признано безрассудным. Во всяком случае, Святослав представляется тут отнюдь не искателем приключений. Как уже указано выше, его поход в Болгарию имел основной целью утвердиться на Дунае, и уже поэтому нельзя отвергать чрезвычайной важности преследуемой им задачи для утверждения как военного, так и политического и торгового могущества России.
Однако в самих военных действиях Святослава нельзя не видеть недостатка осторожности. Оставить незанятыми проходы в Балканах бесспорно было его крупной ошибкой, хотя, как видно из сказанного выше, есть много оснований предполагать, что она была следствием уверенности Святослава в том, что войны не будет, и последняя оказалась для него неожиданной. Зато трехмесячная оборона Доростола, и притом оборона в высшей степени доблестная, несомненно служит доказательством недюжинных военных способностей Святослава, а главное, сознания своего превосходства над другими, что позволяло ему гордо бросать врагу вызов: «Иду на вы…»
Походы Владимира Святославовича и Ярослава Мудрого. Гибель многочисленной русской рати вместе со Святославом, а еще более — междоусобия его сыновей — сильно потрясли начавшее возрастать могущество Руси. Часть покоренных племен стремилась вернуть себе свободу; соседи спешили воспользоваться удобным случаем пограбить Русь и за ее счет увеличить свои пределы. Надо было вновь покорять вышедшие из повиновения племена и усмирять соседей. Это и выполняет Владимир, почти все княжение которого было сопряжено с войнами, и притом удачными. Владимир вел войны не для захвата богатой добычи, а для установления и утверждения русского владычества в Восточной Европе, и с государственных позиций его войны имеют бесспорно большое значение.
Первое время, за убылью своих войск, Владимиру были необходимы наемные дружины варягов, от которых он избавился, когда киевский престол перешел к нему.
При нем Русь принимала широкое участие в делах Византии уже не как враг, а как союзник, военная помощь которого выручает империю из затруднительных обстоятельств, хотя в 988 году и он воевал с греками. Но тогда Владимир не предпринял, подобно своим предшественникам, дальнего и рискованного похода на Царьград, а избрал более близкую цель — греческие колонии на берегу Черного моря, в Крыму. Войска его направились в ладьях к Корсуню и, высадившись в его окрестностях, расположились сначала в расстоянии полета стрелы. Это был восьмой по счету поход русских в Черное море в течение ближайших 122 лет. Получив на требование сдачи города решительный отказ, Владимир приказал приступить к стенам и делать примет. Осадные работы подвигались, однако, весьма медленно — как говорит летописец — потому будто бы, что граждане Корсуни подрыли ход под стеной и уносили в город землю, присыпаемую русскими к стенам. Наконец измена помогла великому князю овладеть городом. Ему было сообщено о возможности лишить город воды. Исполнив этот совет, Владимир действительно вскоре принудил город к сдаче.
Осада и взятие Корсуня, в военном отношении не имеющие существенного значения, не лишены его по своим последствиям.
Как известно, Владимир по взятии Корсуня принял в 988 г. крещение и женился на Анне, сестре императоров византийских Василия II и Константина Багрянородных. Это привело к тому, что наши войска появились в рядах византийцев.
С принятием христианства и крещением Руси, т. е. во второй половине княжения Владимира, прекратились войны с западными державами, но далеко не прекратилась его военная деятельность. Ему пришлось до последних своих дней вести упорную и трудную борьбу с печенегами, набеги которых не давали покоя всему югу России. Владимир предпринял против них целый ряд походов, а для преграждения им доступов в Россию он устроил ряд новых укрепленных городов по рекам: Десне, Остру, Трубежу, Суле и Стугне, а также поправил и укрепил старые. Для ограждения Киева Владимир, между прочим, окружил его рядом укреплений, как бы крепостцами. В новые города Владимир посадил правителями лучших мужей из славян — из новгородцев, кривичей и вятичей. В целях наблюдения за кочевниками и своевременного извещения об их набегах были насыпаны бесчисленные курганы, которые и теперь еще часто встречаются в наших южных степях. Новые пограничные городки и сторожевые курганы были связаны между собой валом и частоколом. Таким образом, впервые образуется укрепленная черта, защищавшая, хотя далеко и не в достаточной мере, пределы Руси от набегов.
2
Так об этом пишут историки Н. М. Карамзин, Н. С. Арцыбашев и В. Г. Чертков.
3
Позднее Дм. Донской перешел за Дон, князья на Калке — за нее.