Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 10



– Васька. Ты не должен был рисковать деньгами банка, – тяжело вздохнула она.

И увидела перед собой – не мужчину, обиженного ребенка. Надул губы, потупился:

– Да банк бы – если бы все пошло, как должно было! – лезгинку от счастья бы танцевал! Озолотил бы меня! Я как лучше хотел.

– Слушай, Кузовлев, сколько тебе лет? – поморщилась Алла.

Всегда считала мужа защитой, опорой. А сегодня будто пелена упала с глаз. «Хотел, как лучше!» Что за детство…

– Где ты всю ночь был? – сухо поинтересовалась она.

– Пил, – опустил голову Василий. – В лотерейный клуб зачем-то потащился.

Поспешно добавил:

– Но ты не волнуйся, я с ума не сходил. Я там пару тысяч рублей оставил, не больше.

– А позвонить?

– Алка, ну что бы я сказал?! Поздравляю вас, девочки, с первым сентября, я только что проиграл нашу квартиру?

– Мы с тобой когда-то клялись… – печально улыбнулась она, – не перед алтарем, правда, но перед друг другом… что вместе будем переживать и горе, и радость. А ты! Сбежал, напился… Настя тебя вчера так ждала!

Он взглянул удивленно:

– Алька! Ты меня только за это осуждаешь?!

Алла обняла его, пригладила встрепанные бессонной ночью и ветром волосы, произнесла твердо:

– Ты сильный, Кузовлев. Ты обязательно со всем справишься. А я тебе, чем смогу, помогу.

Идея, что пришла Але в голову, наверно, была дикой. Безумной, неправильной, отчаянно глупой. Но тем не менее как вонзилась острой иголкой в мозг, так и мешала, раздражала, манила…

Что, если предложить Верке выносить для нее малыша?

…Вера Бородулина, институтская подруга, билась за ребенка уже много лет. Обследовалась, лечилась. Прошла через ЭКО – неудачно. Для следующей попытки врачи настояли взять суррогатную мать. И поначалу все шло замечательно: эмбрион прижился, беременность протекала прекрасно. А когда малыш уже стал шевелиться, у суррогатной матери случился выкидыш.

Вера страдала отчаянно. Тем более что вскоре выяснилось: женщина, которой она доверила свое дитя, была инфицирована редким заболеванием, венерическим лимфогранулематозом. Прекрасно знала, что беременеть ей нельзя, но тем не менее беспечно предлагала свои услуги.

«Как я не разглядела, что она за человек?!» – терзала себя Вера.

Аля утешала ее, как могла. И даже, когда подруга собралась предпринять очередную попытку, вызвалась ей помочь. Они теперь вместе встречались с кандидатками в суррогатные мамы. Вера вела переговоры, Аля – внимательно наблюдала за женщинами. И очень расстраивалась. Ни единой, на ее взгляд, кому можно было бы довериться безоговорочно. Одна – очевидно курит, хотя и не признается. Другая – вся какая-то грязная, дурно пахнущая. Третья одета прилично, говорит с претензией на образованность, но лживая насквозь.

– Не спеши никого из них нанимать, Верочка, – советовала Аля подруге. – Найдешь еще для своего малыша маму. Нормальную.

А у Веры однажды вырвалось:

– Ох, Алька! Замечательный ты человек! Если б ты мне ребенка выносить могла!

Алла тогда – в прошлой своей, счастливой жизни – лишь виновато улыбнулась.

Но сейчас, когда над ее семьей висит огромный долг, она всерьез задумалась над Вериными словами.

Тем более что Вера – давно, в студенческие еще годы – ее тоже выручила. Да как!



…На последнем курсе пединститута Алла стажировалась в одной из московских школ. Формально могла бы просто присутствовать на уроках да изредка замещать заболевших учителей. Но получилось так, что преподаватель английского и классный руководитель пятого «В» внезапно уволился, и всю его нагрузку свалили на безропотную практикантку. Поначалу не выходило у Али ничего. Дети над ней издевались, буянили. Но только не сдалась студенточка. Испробовала на учениках все методики, какие знала. А главное, искренне хотела увлечь их, заинтересовать.

В итоге к концу года сдружилась с классом настолько, что дети всем составом явились к директору школы. И заявили, что хотят отправиться во главе с любимой учительницей на отдых в Подмосковье, в летний лагерь.

Поездку организовали.

Хотя Алла и считала детей «своими», статус у нее оставался прежний: студентка-практикантка. Да, ей охотно доверяли: заниматься с пятиклассниками английским, ставить с ними спектакли, играть в «зарницу». Но при этом в отряде было два воспитателя, формально отвечавших за детей. Те очень радовались возможности получать зарплату, а работает пусть старательная студентка.

Педагоги вошли во вкус своего нежданного отпуска, день и ночь напролет отдыхали, выпивали, развлекались. И даже не заметили, когда однажды после отбоя трое мальчишек сбежали купаться на речку.

Течение оказалось бурное, вода холодной, ночь – темной, ветреной. Один из мальчишек, Митя, утонул.

Аля страдала как никогда в жизни. Хотя ее-то в недосмотре обвинить было никак нельзя. Она не обязана была следить за своими подопечными еще и ночью. И даже ночевала не в том корпусе, где спали дети, а на другом конце лагеря в домике столовского персонала.

Однако мать погибшего мальчика во всем обвинила именно Аллу. Кричала ей в лицо:

– Это ты его сманила! Ты уговорила отправиться в этот проклятый лагерь! Митя никогда не любил все эти ваши коллективные развлечения и сроду бы не поехал туда, где надо спать в общей спальне! Он сказал мне: «Мама, я очень не хочу, но что делать? Алла Сергеевна дала мне в спектакле главную роль, я не могу ее подвести». Будь ты проклята со своими спектаклями!!!»

Несчастная женщина поклялась, что она не оставит смерть сына безнаказанной. Наняла дорогих юристов, писала в газеты, на телевидение, в прокуратуру, в следственный комитет. Дело закрывали, возобновляли, пересматривали.

Все шишки сыпались на директора летнего лагеря и воспитателей, Алле обвинения даже не предъявляли. Но Митину мать словно заклинило. Она раздобыла Аллин телефон, звонила ей по ночам, говорила гадости. Натравливала на девушку журналистов. Выдумывала небылицы: будто у нее есть свидетель, что Аля вместе с мальчишками тоже ходила той роковой ночью на речку.

Вера – с кем еще посоветоваться, как не с лучшей подругой! – очень ей сочувствовала. Утешала:

– Переклинило ее просто. Из-за того, что этот Митя тебя любил, к тебе тянулся. Потерпи. Пройдет время, она отвяжется.

Но летели месяцы – а женщина никак не могла успокоиться.

Когда Аля сидела на дипломе, только что вышла замуж и была беременна Настенькой, Митина мать дала очередное интервью, в котором выдвинула новую версию. Будто бы молодая практикантка мальчишек на слабо взяла: сможете ночью дойти по глухому лесу до речки или не сможете?

Большей ерунды и придумать невозможно, но Аля настолько распереживалась, что тут же загремела в больницу с угрозой выкидыша.

И тогда Вера не выдержала:

– Все. Баста. Я сама с этой сумасшедшей поговорю.

– Вера, глупости! Что ты ей скажешь? – слабо сопротивлялась Алла.

Однако разве можно переубедить упрямейшего в мире человека, Веру Бородулину?

Та купила бутылку, закуску и отправилась к Митиной матери домой.

Как Вере удалось втереться в доверие к незнакомой, да еще и психически неуравновешенной женщине, Алла так и не узнала.

Но Митина мама действительно оставила ее в покое. Женщина продолжала регулярно давать интервью. Предавала анафеме воспитателей, упустивших мальчишек (те отделались минимальными сроками в колонии-поселении). Кляла директора, допустившего, что его сотрудники устраивали в детском лагере безобразные пьянки. Но про Алю больше никогда не упоминала. И ей не звонила.

– Ты, что ли, заплатила ей? – с ножом к горлу пристала Алла к подруге.

Но Вера лишь усмехнулась:

– Зачем тратить деньги, если человека можно просто убедить?

Но так и не призналась, какие привела аргументы в разговоре с Митиной мамой. И – это тоже делает ей честь! – никогда не напоминала, что за подругой должок.