Страница 5 из 10
Опасное сочетание: видный, знающий себе цену мужчина – и самая обычная жена.
Аллочкина мама (когда только развивался у дочки роман с красавцем-студентом) говорила, что чует: Васька – ходок еще тот. И предрекала новой ячейке общества сплошные скандалы и скорый развод. Однако ошиблась. Вася поклонение дам с удовольствием принимал, от белых танцев, если приглашали, не отказывался, на заигрыванья – отвечал. Аля сначала обижалась, нервничала. Но муж оправдываться даже не пытался. Улыбался обезоруживающе: «Алечка, солнышко. Ну, что ты злишься? Неужели не понимаешь? Я, прости за наглую аналогию, как соловей. Пою для всех, люблю одну. Тебя. И живу – с тобой».
Аля никогда не лазила по его карманам, не рылась в мужнином столе, не подслушивала по параллельной линии телефонные разговоры. Однако за супругом приглядывала. Но придраться было не к чему: после работы Василий честно спешил домой. Если уходил повидаться с другом, обязательно говорил, с кем именно, и даже в какой ресторан они отправятся. В отпуск всегда ездили вместе. Пару раз Аля (как в анекдоте) неожиданно возвращалась домой, и Вася всегда был один и искренне ей радовался. В итоге пришлось признать: или муж великий артист, или, безусловно, предан семье.
А уж когда Вася стал зарабатывать не просто на жизнь, но немножко и на излишества, они совсем хорошо зажили. Отпуска в романтических местах, безропотная покупка шубки, посудомоечной машины, автомобиля. А многим ли серым уточкам мужья по воскресеньям приносят кофе в постель? Часто ли благоверным приходит в голову на Восьмое марта не отделываться с кислой миной букетиком, но увеличить, вставить в красивую рамку и повесить на стенку в гостиной удачную женину фотографию?
…И сейчас, стоя во главе своего девятого «Б» на торжественной линейке, Аля поглядывала то на красавицу-дочку в рядах первоклассников, то на эффектного, в отлично сидящем костюме мужа и чувствовала себя такой счастливой!
Все у нее и в личной жизни хорошо, и в профессии. И в стране дела вроде на лад идут. Так приятно видеть лица у школьников – умненькие, одухотворенные. Не сравнить, как было восемь лет назад, когда она оказалась на практике в государственной школе. Аля, тогда молодая специалистка, просто терялась. Потому что никак не получалось вырвать учеников из апатии, заинтересовать хоть чем-то, отличным от компьютерных «Симпсонов» и карточного «бур-козла».
Но все же и тогда сумела она наладить контакт, увлечь, повести за собой. После того как три урока кряду вместо школьной программы все переводили ухватившую «Оскар» песню рэпера Эминема «Look.. If you had.. One shot…». Хотя Аля ненавидела рэп всей душой и считала, что песня Эминема – худшее, что было в «Зеленой миле». А дальше, по шажочку, перешли к «Битлз», Робин Гуду, Джерому, Агате Кристи, даже на Шекспира замахивались. И подружилась с учениками – прямо фильм в жанре соцреализма, а не убогая школа в Бутове в начале двухтысячных.
Закончилась, правда, Алина практика совсем несчастливо, но она научилась не вспоминать о печальном. Гнала горькие мысли от себя. Смирилась с фатумом, с роком. И поверила, что то был действительно фатум. Если тысячу, сто тысяч раз повторишь себе: «Ты невиновна!» – сама начнешь верить, что ничего сделать было нельзя. Она не виновата.
Алла попыталась отогнать неприятные воспоминания, но иголка уже проникла в мозг, понеслись мысли: «Сколько бы ему сейчас было? Двадцать. Третий курс. Бегал бы на свидания. Жениться бы уже мог…»
…Вася перехватил ее расстроенный взгляд. Отвернулся от одиноких родительниц, что поедали его взглядами. Послал жене воздушный поцелуй, провел большим пальцем по кончику носа – снизу вверх. Всегда так делал, когда хотел подбодрить ее или Настену.
Алла благодарно улыбнулась. А муж тоже в улыбке расплылся, машет ей: мол, смотри.
И оба, растроганно улыбаясь, уставились на свою изящную, в белом платьице, дочку. Девочка важно восседала на плече у дюжего одиннадцатиклассника и сосредоточенно трясла серебряным колокольчиком.
Новый учебный год начался.
Новый учебный год начался в школах, колледжах, институтах. Даже в детских садиках – вчера соседка ужасалась – родителям велели, чтоб малыши явились первого сентября в парадной форме.
А Митькин портфель так и валяется на кровати. Она не стала его разбирать. Лежат в ранце изрядно потертый «Гарри Поттер и кубок огня», пара тетрадей – с обложек обеих хищно улыбался Шварценеггер, ручки, карандаши, давно выцветшая обложка от жвачки.
Уже не было давешнего вечного ужаса, всепоглощающей тоски. Просто грустное удивление. От того, что парень, игравший Гарри Поттера в кино, давно вырос в симпатичного мужчину. И Шварценеггер жив. И жвачка продолжает выпускаться точно в такой же обложке. Только Митькиного мира больше не существует.
Она до сих пор писала сыну письма. Грустные, веселые или просто короткие записочки: «Не забудь. В холодильнике на второй полке котлеты».
А потом – ничего не могла с собой поделать! – возвращалась домой, входила в кухню, с замиранием сердца бросала взгляд в раковину. Не окажется ли там грязная тарелка? Дальше открывала дверцу холодильника. Вдруг котлетка все же съедена, а посуду Митя за собой вымыл?
В рай, ад, переселение душ несчастная мать не верила. Гораздо легче было думать, что Митька где-то здесь, на планете. Не его душа в ком-то, но именно он сам. Упрямый. Трогательный. Вихрастый. Самый лучший в мире.
Она давно растеряла всех подруг. Точнее, это подруги бежали от нее, будто от прокаженной. Самая откровенная на прощанье высказалась: «С тобой теперь дружить опасно. Своего ребенка потеряла – еще чужих сглазишь».
Единственная приятельница – бездетная – наведывалась к ней нечасто, от силы раз в месяц. Приносила лекарства, еду. Давала деньги. Безропотно слушала о Мите, как всегда, только о нем.
А все остальные, из-за кого погиб ее мальчик, уже давно и не вспоминали об ее сыне. Даже непосредственные виновники отмотали не слишком обременительные сроки и вышли на свободу. Двое из них снова в школах работают.
Ее история – как и она сама – давно в архиве.
…Митька – сын тогда был совсем маленьким – ей однажды сказал: «Мам, даже если я умру, ты не расстраивайся. Я все равно к тебе приду. Ты только дождись».
Тогда она рассердилась. Строго-настрого запретила мальчишке рассуждать о смерти. Но теперь каждый день вспоминала его слова. И каждый день его ждала.
Вопреки угрозам психологов (Аля о стрессе первого школьного дня прочитала изрядно), Настенька вышла с занятий в прекраснейшем настроении. Заявила:
– Школа, мам, куда лучше, чем детский сад!
– И чем же?
– Хотя бы спать днем не надо, – серьезно отозвалась Настя.
И улыбнулась лукаво:
– Ну, что? Наш с тобой рабочий день закончен? Пойдем теперь праздновать?
…По поводу того, где отмечать первое сентября, накануне вышел спор.
Алла настаивала: праздновать день знаний надо дома. Она прекрасно помнила с институтской еще практики в летнем лагере, что творится в общественной столовой. Упал кусок мяса – подняли и в суп. Вымыть овощи (кроме, может быть, картошки) никому даже в голову не приходит. Поэтому есть в ресторанах брезговала.
Настенька (как и муж, большая любительница общепита) попыталась протестовать. Пришлось ее заинтересовывать, пообещать дочке, что они вместе с ней сделают «креативные бутерброды».
– Это как? – заинтересовалась девочка.
– А ты не знаешь? Из еды любое животное можно соорудить. Из колбасы – поросенка. Из сыра – птичку. Глаза – оливки, нос – маслина. И вкусно, и необычно.
– Отличная идея! – одобрил муж. И попросил: – Только медведя не вздумайте сделать.
– Ох, суеверные вы, брокеры, – улыбнулась Аля.
Дочка же (она тоже прекрасно знала, что медведь – это когда акции падают) загорелась:
– Мам! А ты быка меня делать научишь?