Невеста по завещанию

   Лекарь неожиданно проявил настойчивость.

   - Я же вижу. Пойдёмте.

   Он потянул меня за собой к белой скамейке, стоявшей в тени раскидистого вяза. Я послушно шла следом. Мы сели на скамейку. Эдмонд расположился на достаточном расстоянии от меня, так что в этом не было ничего непристойного.

   - Скажите, что вас беспокоит, - мягко попросил лекарь. - Может быть, я смогу вам как-то помочь.

   - Это не недуг, - покачала головой я. - Так что поверьте, Эдмонд, помочь вы мне никак не сможете. Мне вообще никто не сможет помочь.

   - Так не бывает, Вероника, - покачал головой он.

   - Не называйте меня Вероника!

   Я произнесла эти слова с раздражением, которое оказалось неожиданным для меня самой.

   - Почему? - опешил Эдмонд.

   - Я не люблю это имя, - пояснила я извиняющимся тоном.

   - Хорошо. - Кажется, он не обиделся на эту неоправданную вспышку гнева. - Давайте я буду звать вас как-нибудь по-другому. Например, Рони? Я знал одну вашу тёзку, которую все звали именно так.

   Я пожала плечами, потом согласно улыбнулась. Рони, так Рони. Новая жизнь - новая имя. В этом был свой резон.

   - Итак, Рони, - произнёс он, заглядывая мне в глаза, - что случилось?

   Я отвела взгляд. Говорить об этом было неправильно, неразумно и недальновидно. Он мог всё разболтать виконту. Я знаю, я научилась этому давно, ещё в самом начале своего пребывания в пансионе. У меня быстро появились две подруги. И я как-то раз пошутила в их обществе про одну из жриц. Больше никто при этом не присутствовал. Жрица узнала обо всём тем же вечером. Наказание - боги с ним, не такое уж и страшное оно было. Но подруг я больше себе не заводила. Дружила со всеми - и ни с кем.

   Так что разум говорил однозначно: молчать. Вот только беда заключалась в том, что молчать я уже устала. И вдруг почувствовала, что сил держать всё в себе больше не осталось. Если потом Эдмонд перескажет наш разговор виконту, а тот посадит меня под замок или и вовсе свернёт мне шею, значит, туда мне и дорога.

   И я рассказала. Слова буквально хлынули наружу мощным потоком; я даже не подозревала, сколько переживаний успело накопиться в моей душе. Рассказала о том, каким шоком явилось для меня завещание отца, о том, как я тревожилась и одновременно радовалась отъезду из пансиона, как холодно и недоброжелательно встретил меня виконт, о наличии у него любовницы буквально в нескольких комнатах от меня. О том, что он ни во грош меня не ставит и о том, как страшно мне бывает при мысли, что я стану его женой и всю свою жизнь проведу в этом мрачном замке под тяжестью хмурого, осуждающего взгляда. Не знаю, сколько времени это заняло, но, закончив говорить, я почувствовала себя немного лучше.

   Я откинулась на жёсткую спинку скамейки, переводя дыхание. Эдмонд молчал; похоже, он попросту не мог найти, что сказать.

   - Я... Рони, мне очень жаль, - проговорил он, беря меня за руку. - Я не знал, честное слово. Понимал, конечно, что это не брак по большой любви, но мало ли... Такие браки среди аристократов вообще редкость. Я понятия не имел, что всё настолько...грустно.

   Я невесело усмехнулась, отворачиваясь и утирая глаза.

   - Вы же слышали, как он разговаривал со мной тогда, в замке, когда мы познакомились. Будто я зарвавшаяся служанка, которая шляется по гостиным, не зная своего места.

   - Это действительно показалось мне несколько странным, - осторожно признал Эдмонд. - Потому я и догнал вас потом. Но я подумал, это просто случайное недоразумение, возможно, какая-то мелкая ссора.

   На этот раз я не просто усмехнулась, а рассмеялась.

   - У нас вообще не бывает ссор, - сказала я, объясняя своё неуместное веселье. - Наши отношения чрезвычайно ровны и однообразны. Он просто ненавидит меня и не желает видеть. Вот только от женитьбы почему-то всё равно не отказывается. Я не знаю, почему. Устала ломать над этим голову. Скорее всего из-за приданого. Больше я точно ни для чего ему не нужна.

   - Вы не можете быть в этом уверены, - попытался возразить лекарь.

   - Могу, - покачала головой я. - Это трудно объяснить и передать, Эдмонд. Надо просто видеть. Отношение проскальзывает в мелочах, в деталях. В выражении лица, повороте головы, интонациях - в тех редких случаях, когда он снисходит до того, чтобы хоть что-нибудь мне сказать. Изо дня в день, капля за каплей. Его раздражает моё присутствие. Ему ничего от меня не нужно. Даже... - я осеклась, чувствуя, что начинаю краснеть, но всё-таки продолжила, - даже как женщина я ему не нужна.

   - Значит, он просто полный идиот, - неожиданно сказал Эдмонд, и в его взгляде я прочитала совсем не то, что ожидала увидеть. Нечто принципиально отличавшееся от жалости или сочувствия.

   Эдмонд крепче сжал мою руку. Я вдруг обнаружила, что сидим мы гораздо ближе друг к другу, чем прежде. Гораздо ближе, чем позволяли приличия. Но, к счастью, кругом ни души не было. А его лицо медленно приближалось к моему.

   Я нешуточно напряглась, пытаясь понять, что делать. Отстраниться? Убежать? Дать ему пощёчину? Но пока я пыталась что-то решить, он уже коснулся губами моих губ, и что-то у меня внутри растаяло от этого прикосновения. И я слегка приоткрыла рот, отвечая на его поцелуй. Первый поцелуй в моей жизни. Сперва неуверенно и неумело, но, как оказалось, в подобных вопросах учиться легко и приятно. Эдмонд был очень нежен. И в том, как обнимал меня за талию, и в том, как целовал мои губы, и в том, как, отстранившись, мягко провёл пальцами по моему лицу, утирая последние слезинки.

   Ни один мужчина никогда не был со мной так нежен. Кавалеров у меня никогда и не было: я слишком рано попала в пансион, а что касается отца... Отца я вообще видела в своей жизни довольно-таки мало, что уж там говорить о нежности. Когда-то у них были отношения с моей матерью, он зачал ей ребёнка, но это был мезальянс, и о женитьбе речи не шло. Нет, отец нас не бросил, он всю жизнь нас обеспечивал, так что мы никогда ни в чём не нуждались. Но приезжал редко. Насколько мне известно, большую часть времени он и вовсе проводил заграницей. Была у него такая странность - тяга к путешествиям, и я даже толком не знала, просто так он ездит по разным странам или занимается там какими-то делами. Так или иначе, факт остаётся фактом: в моей жизни отец вроде бы и существовал, а вроде бы его и не было.

   Я всё-таки смешалась и отвернулась, не зная, как встретить теперь его взгляд.

   - Рони, простите меня, - тихо сказал Эдмонд. - Я... не сдержался. Это никогда больше не повторится, если вы не захотите.

   Я молчала. И лучше бы, чтобы не повторялось. Вот только, конечно же, я хотела.

   - Только, пожалуйста, запомните одно. - Он снова осторожно взял мою руку. - Если вам понадобится помощь, я всегда буду рядом. Я постараюсь бывать в замке как можно чаще. И сделаю всё, чтобы не дать вас в обиду. Пожалуйста, не отказывайтесь.

   Я не отказывалась. Вот только что может сделать лекарь против виконта? Даже при самых лучших побуждениях?

Глава 4

   Время шло, а течение жизни в замке не менялось. С назначением дня свадьбы виконт не торопился, и я была последним человеком, который стал бы его к этому подталкивать. Мысль о том, что рано или поздно мне всё-таки придётся пойти с ним под венец, а потом и в опочивальню, с каждым днём пугала всё больше. И я всё сильнее и сильнее ненавидела виконта.

   Мы несколько раз встречались с Эдмондом на территории замка, а также во время богослужений. Разговаривали, когда была такая возможность. Я делилась с ним своими переживаниями, более не опасаясь вероломства с его стороны. Он старался меня успокоить и поддержать. Развлекал всякими смешными историями из собственной практики. Рассказывал о своей юности, которая прошла недалеко от моего родного Мэйриджа.

   Лишь дважды мы могли быть уверены, что действительно остались наедине и нас никто не увидит. Тогда мы целовались, жадно ловя каждую секунду, которую могли провести в объятиях друг друга. Поцелуи Эдмонда постепенно становились всё более страстными. Я корила себя за то, что поступаю неправильно, но ничего не могла с собой поделать. Или не хотела. Эти встречи были единственным, что держало меня на плаву. Отказавшись от них, оставалось лишь покорно пойти ко дну.