Точка уязвимости

– Эй, стойте, о чем это они?

– Это же радио, а не магнитофон, радио стоять не может, – укоризненно заметил санитар. – А вот уже и подъезжаем. В больнице все узнаешь, там тоже радио есть и даже голубой экран.

И правда, машина лихо взлетела по пандусу вверх, к приемным воротам. Открылась торцевая дверца салона.

– Самодур, на выход, лечиться пора, – позвали его ласково.

Его ждали, к нему тянулись длинные волосатые руки, чтобы упихнуть в черную дыру психлечебницы минимум на месяц.

Радио, которое он принял за магнитофон, еще сказало, что в руке у господина Шермана был зажат отрубленный палец ребенка, скорее всего имеющий отношение к его дочери, похищенной две недели назад прямо на улице. Ну что это за слова такие элегантные – «имеющий отношение»? И еще радио сказало, что господин Шерман был замешан в крупном международном скандале, связанном с новым лекарственным препаратом, именуемым патоцидом, который, по подозрению в токсичности и канцерогенности был отклонен как американской FDA[5], так и российским Минздравом…

– Эй, что ты там, заснул?

– Сейчас, сейчас, я вам не блоха, чтобы скакать…

Итак, господин Шерман почему-то не смог спасти свою дочь и решил погибнуть. Неужели он пожмотился на выкуп? Или он хотел быть правильным и понадеялся на постсоветских шерлок-холмсов? В свою очередь, шерлок-холмсы его не поняли. И вместо того чтобы шевелиться, стали ждать, пока «жирный кот» выплатит энную сумму и проблема рассосется сама собой.

Страдания господина Шермана, на первый взгляд, были далеки от господина Шрагина. Сережа не виделся со своим папаней с момента собственного зачатия. Сережины пальцы бессмысленно было посылать папе, ввиду отсутствия получателя. Полупарализованный поэт Кривоходько, которого его мама некоторое время выдвигала на роль отца, давно спился и не мог отличить пальца от сосиски, а сосиски от пиписки. Не было речи и о том, чтобы кто-то похитил Сережиного сынка Вовку в деревне Носопаткино. Вовка любым киднепперам таких бздей накидает, что они после этого смогут разве что ботинки ему лизать в лежачем положении. Но с другой стороны, лишь одно воспоминание хранилось в почти живом и ярко-цветном виде в памяти Шрагина.

…Руки-клещи прижимают его щекой к какой-то склизкой доске, прямо перед глазом шевелит усиками, будто силилась пообщаться глянцевая жужелица. Там, за жужелицей, виднеется его кисть, лежащая на той же доске. Один «дедушка»-сержант держит ее запястье, другой зажимает его шею под мышкой, третий подносит штык-нож к его пальцам. Кисть кажется жужелице огромной горой типа того самого Эвереста, но в руке первого «деда» она выглядит чем-то незначительным, вроде зубной щетки. Потом лезвие кидается вниз. Боль возникает как будто с другой стороны тела, а потом шквалом кидается к руке…

Шрагин нарочито медленно выбирался из машины, мучаясь от крайне неприятного ощущения – как будто что-то натягивается в его голове и хочет оборваться.

Эту девочку никто никогда не спасет. В грязной и холодной яме инфекция обеспечена. Сепсис, гангрена. Вспышка огня в маленьком тельце, засохшие губы, а потом тепло уходит навсегда. Это ощущение было сейчас на его ладони…

Девочку никто никогда не спасет, кроме… Три года назад он встретил в электричке господина Шермана и его дочку, тогда Андрей Арьевич еще изредка ездил на общественном транспорте. Сергей знал его по Одессе, если точнее, по школе, слегка так, потому что Андрей был младше на несколько лет. Шермана было не трудно узнать, низенький, кругленький, рыжеватые кудряшки, как был карапуз с виду, так и остался. А вот сам Шерман долго таращил свой и без того лупоглазый зрительный аппарат, пытаясь распознать неожиданного собеседника.

В итоге не только распознал, но и взял Сергея в свою фирму. Тот не задавался вопросом о происхождении стартового капитала господина Шермана (собственно и персонажу известного анекдота не стоило спрашивать: "Где взял топор?"). И, конечно же, Шрагин понимал, что есть у босса джентльменский набор в виде счетов на офшорных островах под крылышком британской королевы. Однако Сергею казалось, в Шермане иногда говорит совесть, что редко бывает у богатых. А его девочку звали Аня. В электричке она почти все время молчала, но подарила Сергею гриб на прощание…

Шрагин почувствовал поворот, за которым его ждет Виртуэлла, сейчас маленькая и печальная. Она была похожа на украденную Аню Шерман и на соседскую девчонку, которая тридцать лет назад таскала ему сладости из буфета своего папы – полковника. Виртуэлла просила о помощи слабым, прерывающимся из-за каких-то помех голосом. И он не мог прогнать ее, хотя она была явным призраком его нездоровья. Еще он увидел картинку. Спасенный ребенок разместился на одной его руке, в другой – временно опущенный меч, на голове пилотка, с монументальных плеч спадает плащ-палатка. Он только что грохнул этим самым мечом всех негодяев-похитителей, лихо выверчивая восьмерки самурайским лезвием.

Шрагин не стал думать, что ему пригрезилось новое издание памятника русскому солдату-освободителю в берлинском Трептов-парке, разве что меч позаимствован у мастеров кэндо.

Как сигнальная ракета, вспыхнула и осветила все вокруг простая мысль: еще мгновение, и поворот исчезнет.

Но я не могу действовать, Виртуэлла, пожаловался он, я привык оперировать абстракциями: типами и интерфейсами. А не кулаками или ногами.

Ну и оперируй своими кулаками и ногами, так же как и своими абстракциями, посоветовала Виртуэлла.

Это была интересная идея. А также больше чем идея.

Наружное пространство стало медленным, холодным и плоским. Внутреннее пространство осталось теплым, и в нем находился виртуальный Шрагин – маленький подпрограммист, быстрый и решительный. Подпрограммист рассек наружное пространство мечом-сканером, расчленяя его на объекты. Подпрограммист сшил нужные объекты эластичными нитями будущих событий.

Эта эластика и вытолкнула Шрагина, как тело, из точки покоя.

Он дважды хряпнул санитара, сперва головой в живот, где как будто пробил заслонку из мышц, а потом коленом в челюсть – до хруста.

Он, почти не чувствуя веса, устремился прочь от приемного покоя Института имени Бехтерева.

Он обнаружил, что водитель с физиономией, выражающей ярость, догоняет его. Неожиданно из памяти выплыл хоккейный приемчик. Резкая остановка с подкатом помогли оторвать преследователя от поверхности земли, а затем припечатать к асфальту. Выражение ярости у водителя сменилось выражением плаксивого недоумения…

Снизу по пандусу въезжал легковой автомобиль. Сейчас или никогда. Шрагин запрыгнул на бампер легковушки, пробежался по капоту, крыше и… приземлился за багажником. Ну надо же. Все так просто – словно в компьютьерной игре, на уровне для «начинающих».

Несколько секунд Шрагин потратил на то, чтобы признать свой успех и вычислить новое направление для своего тела. Тело рванулось к воротам для въезда автотранспорта. Створки ворот уже закрывались, движимые электромеханизмом. Сзади вздымался на ноги могучий санитар. Отрывался от асфальта и озлобленный шофер с красной соплей под носом.

Ворота сжали Шрагина, но не успели раздавить. Куда теперь? Остановка троллейбуса направо или налево? Кажется, по этой дорожке налево. Все, бежать больше невмочь. Собственно, прибежал уже.

Надо ждать и молиться троллейбусным богам. А на рубашке еще несколько кровавых клякс добавилось. И в стекле отражается мелкий злодей, порешивший собутыльника на бытовой почве. Именно на таких милиция выполняет все свои планы.

Но разве он мелкий злодей? Чего уж тут мелкого? Впервые его виртуальная мощь вырвалась наружу, хотя могла просидеть внутри вплоть до более-менее естественной кончины. Впервые он покрыл себя невиртуальной славой.

Внутри забурлил суп из разных чувств: страх с виной, с гордостью и удовлетворением, все это было поперчено первобытным ужасом.

Полностью растерявшийся Шрагин бросился в кусты за трансформаторной будкой и попытался проанализировать.

5

Федеральное агентство по лекарственным средствам.