Гном

Среди своих старших одноклассников Сережа был уважаем – они забыли через пару недель о его возрасте, привыкнув, что среди них – он был самым во всем: и в открытой дружбе, и в помощи, и в знаниях. Сережа тоже привык к своей самой мелкости в классе и не чувствовал себя младше или меньше, видя, что остальные – без всякого притворства – просто хорошо к нему относятся и обожают болтать с ним обо всем.

В октябре, как всегда, пережив агонию начала учебного года, в школе проводили диспансеризацию и класс весело шутил в коридоре, предполагая реакцию врача, который приехал из Союза только-только и не знал гения Сережи Матвеева, на его появление после нескольких одноклассников. Шутки разнились либо в сторону болезней, либо – возможной недалекости докторов, и, весело хохоча, Сережа, наконец вошел в кабинет, пытаясь придать облику серьезное выражение, чтобы посещение все же обернулось шуткой.

Молодой мужчина в белом халате, не поднимая глаз от стола, все еще записывая что-то в карту предыдущего школьника, спросил Сережину фамилию и начал искать его карту. Открыв ее, он просмотрел первую страницу и на ходу проговаривая: «Посмотрим, насколько здоров наш молодой гений», – с широкой улыбкой поднялся сначала сам и только потом посмотрел на Сережу. Увидев выражение лица врача, Сергей подумал, что тот все же не понял что-то о его возрасте, и шутка еще может «пройти» – доктор смотрел на него растерянно:

– Сергей Глебович, в каком году вы родились? – спросил он абсолютно без улыбки, все еще с какой-то странной растерянностью.

– Доктор, там же написано – в семидесятом, – уже сбитый с толку Сергей ответил почти раздраженно.

Врач, не говоря ни слова, жестом указал ему подойти к месту, где замеряли вес и рост, и Сережа послушно побрел исполнять молчаливую просьбу. Врач записал данные, проверил зрение, говоря только необходимое, и попрощался с ничего не понимающим Сергеем:

– До свидания, Сергей Глебович, удачи в новом классе!

Растерянный, Сергей вышел из кабинета и прокомментировал одноклассникам, ждавшим в полной готовности взорваться хохотом аплодисментов:

– Да он, как все: все обо всех знает, да еще, видимо, нас слышал, как мы здесь планы орали насчет него…

Подростки, не сильно расстраиваясь неудаче, продолжили вхождение-выхождение в и из кабинета, а Сережа подумал, что странный врач испортил его настроение, дав понять в очередной раз, что в мире, в котором они здесь все существуют, секретов нет и, видимо, быть не может.

Только приехавший в дипмиссию, молодой врач Алексей Корнилов попал в нее только благодаря своему таланту и любви к детям – он защитил докторскую диссертацию, но уйти в науку из практики не пожелал и, получив назначение в Швейцарию, нельзя сказать, что сильно обрадовался практике в дипмиссии – подобная работа была далека от службы врача в его понимании. Но и отказаться он не мог – это повлекло бы за собой отсутствие вообще какой бы то ни было практики или науки на всю жизнь.

Привыкнув к самому понятию «диспансеризация» как к формальной проверке здоровья заведомо здоровых людей или детей, он проводил ее просто с удовольствием познакомиться с ребятами, живущими в другой стране, в большинстве своем не один год. Ему было интересно посмотреть на них всех: насколько они отличаются от своих таких же советских сверстников, только живущих в родившей их стране. Подняв глаза на Сережу Матвеева, о котором, он, разумеется, был уже наслышан, Алексей услышал в голове отчетливый громкий сигнал тревоги, который усилился после измерения Сережиного роста. Алексей знал, что он должен проверить подозрения анализами, но сама мысль о судьбе этого мальчика, если его подозрение подтвердится, колола его иголками по всей коже. Алексей решил сначала узнать невзначай у секретарш дипмиссии побольше о семье Матвеева и его сыне и только потом действовать. Хотя, если все, о чем он думал с таким ужасом, подтвердиться, какие-либо действия не сильно помогут мальчику:

– Дурацкая жизнь, дурацкая судьба, – зло подумал Алексей, целый день так и не будучи в силах стереть из памяти серые умные глаза и красивое лицо мальчика.

Узнав за неделю многое о Сереже и так и не перестав злиться на жизнь, вытворяющую подобное с людьми, Алексей Корнилов, наконец, собрав все свое мужество, набрал номер квартиры Глеба, решив поговорить с мамой мальчика – самого Глеба Матвеева тревожить он не хотел, все еще надеясь, что его догадка при анализах не подтвердится.

– Полина Александровна? – он выдавливал из себя каждое слово, зная, что встретившись с ней, ему все равно придется объяснить и необходимость анализов, и последствия, если они окажутся положительны. – Добрый день, меня зовут Алексей Корнилов, я – новый врач дипмиссии, меня вам представляли, по прибытии, – мне нужно поговорить с вами о Сереже…

Полина перебила его так быстро, что его сердце заныло, словно Сережа Матвеев был его сыном:

– Что… что случилось? – от волнения у нее сорвался голос, и Алексей заставил сказать себя дурацкую и такую привычную для врача фразу:

– Пожалуйста, не волнуйтесь, ничего не случилось, я хотел просто с вами поговорить.

Полина, уняв дрожь, договорилась с ним о времени и уже через два часа сидела в кабинете Алексея: он не хотел встречаться с ней в школе, подумав, что Сергей может увидеть там мать.

– Полина Александровна, – начал Алексей, не чувствуя в себе ни сил, ни желания продолжать. Глядя на женщину, полную надежд, связанных с будущим ее сына, он пытался хотя бы не разрушить их первой фразой, не сломать ее жизнь в одну минуту. – Полина Александровна, мы проводили ежегодную диспансеризацию. Вы знаете… – он видел, как Полина напряглась и в глазах ее загорелся страх, но теперь он знал, что должен продолжать быстрее, чтобы у нее не было времени испугаться самого худшего. – Я хотел просто сначала спросить у Вас: в предыдущие годы у Сережи не возникало проблем с замедлением роста? – он замолчал, ожидая паники, но с удивлением понял, что Полина начинает улыбаться, и паника, и страх постепенно стираются с ее лица.

3

Берн, 1982 год

– Алексей, я была так напугана Вашим звонком, я подумала, что что-то действительно…

Алексей уже не слышал ее. «Почему, если я не говорю, что их родственник или ребенок умирает, все они вздыхают с облегчением…» – он подумал это зло, и уже – не жалея женщину, сидящую напротив, видя памятью только серые темные глаза мальчика, продолжил так жестко, что Полина в секунду потеряла улыбку и начала щурить глаза, пытаясь понять слова врача.

– Полина Александровна, я не хочу ни пугать Вас, ни скрывать от Вас мои предположения. Сергей отстает в росте от своих сверстников, это должны были заметить на последней диспансеризации в прошлом году. Я не знаю, почему врач не поднял тревогу, но я считаю необходимым провести анализы.

Полина, выйдя из состояния почти гипнотического, ответила так раздраженно, что Алексей не сразу понял – еще неосознанный страх последствий или злость на него были в этом звенящем голосе:

– Алексей, я не понимаю, зачем Вы меня пригласили сюда, зачем напугали – Сережа абсолютно нормально физически развитый и здоровый ребенок, он нагонит несколько сантиметров позже и…

Алексей не мог слушать чушь, которую женщина чеканила словами, то ли пытаясь успокоить себя, то ли действительно веря в то, что говорила.

– Полина Александровна, я подозреваю у Сережи нанизм – заболевание, при котором мужчины не достигают роста 130 и женщины – 120 сантиметров, связанное с генетическими нарушениями, – теперь он замолчал и отвернулся к окну, зная, что теперь ей действительно нужно время – еще раз услышать его слова, потом понять их, потом… Реакцию он знал, и через несколько минут именно ее обрушила на Алексея женщина:

– О чем Вы говорите, в нашей семье ни по линии мужа, ни по моей не было…

Алексей прервал ее резко и громко, не желая выслушивать картину идеально-здоровой семьи со здоровыми генами и нежеланием увидеть за страхом и тупой уверенностью, что плохое случается только с другими, саму возможность болезни ребенка: