Страница 55 из 56
Я зашел в автомат, опустил монету и набрал домашний телефон Конрада Фанебюста. Ответила женщина и сказала, что Фанебюста нет дома.
— Где его можно найти?
— На приеме в ратуше.
Спустя несколько минут я уже стоял у коробки, где размещалась ратуша, — эта крепость из стекла и бетона, воздвигнутая с целью увековечить в истории великих мужей 70-х. На первом этаже я узнал, где проходит прием.
Я поднялся на лифте на самый верх, на тринадцатый этаж, и направился на звук голосов в огромный зал приемов.
Вопреки моим ожиданиям гостей оказалось не так много; небольшими группками они были рассеяны вдоль длинного банкетного стола. Общество состояло из знаменитостей, более или менее крупных, более или менее забытых. Среди них я узнал по крайней мере двух обанкротившихся, но все еще опасавшихся расследования судовладельцев, были и другие представители торгового флота и промышленности. Два бывших мэра наслаждались обществом друг друга, их особенно радовало то, что конкурент давно не у дел и песенка его спета. Представитель социалистической левой партии, не теряя времени попусту, с наслаждением поглощал мясное ассорти. Одна известная всем дама из Рабочей партии заливалась, как колокольчик, бесконечным смехом, а член городского совета от Христианской партии, неизменно и последовательно отклонявший все ходатайства о продаже спиртных напитков, судя по блеску в глазах, пропустил уже не один стаканчик. В дальнем углу зала стоял теперешний мэр, такой загорелый и стройный, как будто у него в кабинете солярий. Он любезно согласился сфотографироваться рядом с группой низкорослых улыбающихся азиатов. Скорее всего это была та самая делегация, в честь которой и организовали прием.
Конрад Фанебюст стоял несколько в стороне, его внимание явно привлекало большое блюдо с закусками и длинная сервировочная вилка. Я направился прямо к нему, он удивленно поднял на меня глаза. Лицо выражало легкое удивление, сервировочная вилка с куском ростбифа, насаженным на ее два острых зубца, так и повисла в воздухе.
На дипломатические разговоры меня уже не хватило, и я выложил напрямик:
— Ты солгал мне, что Харальд Ульвен мертв.
— Что? — Он бледнел у меня на глазах. — Ты нашел его?
— Нашел. — Теперь я смотрел ему прямо в глаза не отрываясь, а его взгляд скользнул куда-то за мое плечо и потом выше, дальше. — Но в семьдесят первом Юхан Верзила, Юхан Ульсен был убит, а не Харальд Ульвен. И сделали это вы вдвоем с Ульвеном.
Он еще больше побледнел.
— Послушай, Веум, если ты пришел сюда…
— Конечно, я пришел сюда не для того, чтобы есть ростбиф. И пожар, кстати, не главное в этом во всем. Главное то, что произошло в семьдесят первом и семьдесят втором.
— В семьдесят втором?
— Что касается пожара на Фьесангервеен, то здесь все было ясно с самого начала, вот только доказательств не было. Но теперь, когда Харальд Ульвен признался, и…
— Он признался? — Мой собеседник не верил своим ушам.
Не удостоив его ответом, я продолжал:
— Прежде всего я должен был выяснить, кому смерть Ялмара Нюмарка была на руку. И что оказалось? Не Хагбарту Хелле, владельцу огромных капиталов за границей, где он всегда мог найти пристанище. И не Харальду Ульвену, окажись он в живых, — это был тертый калач, и он понимал, что улик против него нет. Таким человеком не мог быть и ты, хотя именно тебя назначили ответственным за расследование этого дела, и ведь если бы сейчас явился кто-то и доказал то, что не удалось тебе, это бы бросило некоторую тень на твой послужной список. Хотя кого волнуют дела тридцатилетней давности?
Конрад Фанебюст сдержанно поприветствовал какого-то деятеля, продефилировавшего мимо нас с тарелкой рыбного заливного. На его лице было написано: беседа интимная, просьба не мешать. В его позе было нечто возвышенное и незыблемое, и в этой величественной спине, и даже в этой застывшей с вилкой руке.
— Вы с Ялмаром были убеждены, что Харальд Ульвен и есть тот самый Призрак, — сказал я, — а после пожара на «Павлине» это убеждение только окрепло. Прошло семнадцать лет, и тебе самому понадобилась помощь Призрака.
— Но это же смешно, Веум. Я…
— Так вот, семнадцать лет спустя, примерно в семидесятом, дела фирмы, совладельцем которой ты был, пошла совсем плохо. То ли ты уже не контролировал ситуацию, то ли тебе что-то понадобилось скрыть. Во всяком случае, ты задумал избавиться от компаньона.
— При чем здесь Вигер? Ведь он…
— Он погиб при пожаре, не так ли? Еще один несчастный случай? Изучить это дело повнимательнее, наверное, нашлись бы желающие, если бы догадались о том, что между Конрадом Фанебюстом и Харальдом Ульвеном существовала определенная связь, которая прослеживается в семьдесят первом году.
— Никакой связи не существовало, — тоскливо проговорил он.
— Неужели? Но я получил доказательство сегодня вечером и еще одно сегодня утром. Через несколько часов после того, как ты рассказал мне, что Харальда Ульвена нет в живых, я столкнулся с ним лицом к лицу. А это значит, что в семьдесят первом ты убил не Ульвена, а Юхана Верзилу, своего товарища, бывшего соратника. Совершенно очевидно, что старая дружба не шла в счет, когда возникала необходимость сохранить свои позиции. Ты заметил сходство в телосложении, и у обоих были повреждения в ноге. Ты принес в жертву Юхана Верзилу, чтобы сохранить Харальда Ульвена, на всякий случай, до тех пор, пока он тебе не понадобится. А жизнь Юхана для тебя и гроша ломаного не стоила, так ведь?
Теперь он был бледен как полотно, и лишь на скулах пылали два пунцовых пятна.
— То есть, ты хочешь сказать…
— Ты воспользовался услугой Призрака, чтобы избавиться от компаньона. Ты нанял его и тем самым перечеркнул все то, что вас когда-то разделяло, ты сам перешел на сторону врага!
— Но это уже клевета, Веум!
— Да? Давай-ка взглянем на протокол и того, другого пожара. И вместе с полицией. На основании известных нам теперь фактов.
— Послушай…
— Но зачем тебе понадобилось лгать, что ты вместе с Юханом убил Харальда Ульвена в семьдесят первом? Когда-то ты героически сражался с нацизмом, но похоже, что сражался ты напрасно. Нацизм жив. Но настоящую опасность представляют сегодня не мальчики, марширующие в формах штурмовиков, и не те, кто с восторгом вспоминает нацистские порядки. Самые страшные фашисты сегодня — это ты и тебе подобные, для которых жизнь человеческая ничего не значит. Ты убил Ялмара Нюмарка, и Юхана Верзилу, и Ольгу Серенсен.
— Я не понимаю… — И вдруг он словно передумал. — Сейчас мэр будет выступать с речью.
Я только немного понизил голос и продолжал свои обличения:
— Здесь я не для того, чтобы слушать речи мэра. Ялмар Нюмарк приходил к тебе, и ты понял, что он напал на след каких-то дел 71-го года, а именно, он уловил связь между мнимой гибелью Харальда Ульвена и исчезновением Юхана Верзилы, на что никто раньше не обращал внимания. Ты понимал, что это разоблачение может обернуться для тебя катастрофой. И ты перешел к действию. Вначале ты попытался его задавить на машине, не получилось. Твой следующий шаг оказался удачнее.
— Я не убивал его. Я только просил его… — он прикусил губу и замолчал.
— Ты просил его прекратить расследование, а он…
— Он поднялся в постели, он был очень возбужден, он сказал, что все понял, а потом схватился за сердце… Я не мог поверить… Но я очень надеялся, что ему поможет успокоительное.
— Своевременная медицинская помощь могла бы спасти его. Но ты же прихватил с собой коробку со всеми материалами. Это называется убийством, Фанебюст.
— Ты не юрист, Веум. К тому же я понятия не имел, где обитает Харальд Ульвен! Я о нем ничего не знал, я был готов предположить, что он уже мертв. Но если бы ты его нашел, я был бы рад заплатить тебе.
— Помнится, ты назвал это конспирацией? В тебе говорил страх, что я найду его раньше, чем это удастся сделать тебе. Потому что ты потерял его из поля зрения после той услуги, что он оказал тебе в 72-м.