Страница 38 из 59
Старый друг Виктора Васильевича инспектор Савельев, вероятно, тоже подумал об этом, а потому, скрывая обиду, засопел, закряхтел и полез в планшет за документами — оно хоть и в отставке, а полковник все же, орденская планка в четыре ряда. Протянул Савельев Стародубцеву бумаги и сразу стал экономен в словах:
— Получите фотографический портрет преступника. Рекомендую повесить в диспетчерской.
— Фотографический? — удивился Стародубцев. — А какой же еще может быть? Натуральный?
«Детектив» снисходительно усмехнулся:
— Бывает еще рисованный.
— Ах, ну да…
Тут послышался шум затормозившей у крыльца машины, захлопали дверцы, и потому остается неизвестным, что бы еще сказали старые друзья на прощание друг другу.
В кабинет Стародубцева вошли двое; впереди — паренек в ватнике, ватных брюках и валенках, абсолютно шоферской наружности, за ним — молодой человек явно городского или даже более того — столичного типа, несмотря на унты, выглядывающие из-под длинного цивильного пальто.
— Что такое? По какому вопросу? — строго сдвинул брови Стародубцев, слегка покосившись на Савельева.
— Виктор Васильич! — выпалил паренек для начала, а дальше так зачастил, так пошел крыть беглой картечью, что только успевай ушами шевелить да поворачиваться.
— Отставить! — рявкнул Стародубцев. — Ну-ка доложи мне суть дела спокойно, по порядку, по-деловому. Начинай!
Паренек перехватил воздух:
— Виктор Васильевич, на базе рессор нет, втулок нет, баллонов не дали. Все!
— Что? Так ничего и не дали?
— Нет, почему же. Дали грей-фрукт. Так в накладной.
— Что?!
Паренек пожал плечами:
— Ну апельсины такие, зеленые… Типа лимоны. Четыре ящика. Пахнут здорово!
Стародубцев ненадолго задумался, он очень рассчитывал на рессоры и новые баллоны, да и втулки тоже были нужны позарез. Теперь в мозгу его зрела такая радиограмма, что ни один радист не взялся бы ее редактировать.
— Это, надо полагать, все? — спросил он водителя.
— Не совсем, — замотал чубом юный шофер, кивком указав на приехавшего с ним «городского». — Этот товарищ к вам, Виктор Васильевич. Из Москвы, из газеты.
Но тут реанимировался старший инспектор милиции младший лейтенант Савельев. С любезностью и задушевностью старого знакомого, с чувством пожал он руку Смирницкому, явно демонстрируя Стародубцеву свою потрясающую осведомленность опытного работника.
— Добрый день, товарищ Смирницкий! Как здоровье? Как доехали? Алексей Иваныч звонили, справлялись о вас. Мы и доложили — отправили честь честью…
Стародубцев взирал на эту сцену исподлобья.
— Благодарю вас, — чуть наклонил голову Смирницкий. — Одно непонятно: как вы здесь оказались раньше? На вертолете обогнали?
Савельев неожиданно подмигнул корреспонденту столичной газеты. Неожиданно для себя.
— Государственная тайна, — сказал он то ли в шутку, то ли всерьез. — Служба такая — сегодня здесь, завтра там. Никогда не знаешь, где через полчаса окажешься. Ну-с… желаю здравствовать, всем доброго здоровья!
И, оглушительно скрипя калошами, старший инспектор Савельев величаво и монументально удалился по своим неотложным государственным делам.
— Удивительные вещи происходят, — задумчиво посмотрел Смирницкий вслед участковому. — Он мне помог машину найти, еще утром, в Октябрьском. А сам оказался здесь раньше меня. Мог бы и с собой прихватить, воздухом.
Стародубцев никак не отреагировал на деликатную жалобу корреспондента. Не то чтобы Смирницкий ему не понравился, а просто не любил начальник мехколонны пишущую братию и испытывал к ней прочную застарелую неприязнь. Себе же дал слово: не следовать порочному и тщеславному примеру своих ровесников-товарищей и, как уйдет на пенсию, никаких мемуаров не писать. Ни за что! Никогда! Вот почему поначалу Виктору Михайловичу Смирницкому в этой колонне был оказан довольно сухой прием.
— Чем могу служить? — ровно, на одной интонации пробурчал Стародубцев, всем своим видом давая понять, что времени у начальника колонны не так уж много.
Виктор Смирницкий оценил ситуацию и понял, откуда и какой ветер дует, на то он и был журналист.
«Ничего, — подумал он про себя, — растормошим… Не таких бирюков поднимали».
Вслух же, доверительно и открыто улыбнувшись, со всей искренностью пусть и незваного, но все-таки гостя произнес:
— Прибыл в ваше подразделение, Виктор Васильевич… по срочному заданию редакции.
— Удостоверение личности есть? — по-прежнему сухо спросил полковник запаса.
— Есть! — весело откликнулся Смирницкий. — Есть удостоверение. А личность — перед вами, собственной персоной.
Стародубцев не отреагировал на шутку, а молча ждал. Виктор достал бумажник — подарок Ольги на двадцать третье февраля, — вынул алое, тисненное золотом редакционное удостоверение и протянул начальнику колонны.
— Да уж давайте, — проговорил Стародубцев, — а то время сейчас тревожное, скажем так, оперативное.
— Чем же оно тревожное?
— Ищут тут одного, — ответил Стародубцев, старательно сличая фотографический портрет Смирницкого с оригиналом, так, словно Смирницкий этим самым искомым и был.
— Вы говорите, ищут? Не журналиста ли? — усмехнулся Смирницкий, несколько уязвленный поэтапным, как того требует инструкция, изучением своего лица.
— Нет, не журналиста, — с видимым сожалением вздохнул Стародубцев, — но тоже из серьезной организации, то есть из учреждения.
— Скорблю вместе с вами, — участливо проговорил Смирницкий.
Он еще утром слышал в милиции о том, что кто-то бежал из колонии, дежурный при нем принимал телефонограмму, но Виктор, занятый своими проблемами, не обратил внимания на ЧП, не относящееся к его собственным проблемам. Да и появление Савельева в вагон-городке Виктор не связал с этим неординарным происшествием.
Наконец Стародубцев вернул красную книжечку владельцу, сцепил на столе крупные руки и с оттенком тихой грусти, так несвойственной ему, повел следующую речь:
— Да-а, — протянул начальник колонны, — давненько ваш брат нас не баловал, не добирался до нашей глухомани, слава богу… Впрочем, запамятовал я: приезжали тут как-то двое, из телевидения, что ли, на пленку снимали. Ну и придумали же! По-ихнему, у меня водители на трассу без двустволки не выезжают. Одно занятие у них — зверье бить и прочих куропаток. Артисты, одним словом. На всю область ославили. Еще сейчас в штабе стройки тыкают пальцем в спину: гляньте, мол, бригадир охотников пожаловал. А то и еще похлеще…
Смирницкому это надоело: лимит времени истекал через три дня, и он к тому же прекрасно понимал, что Стародубцев морочит ему голову.
— Меня проблема охоты не интересует, Виктор Васильевич, — холодно перебил он. — Командировка моя одобрена секретарем райкома партии Трубниковым Алексеем Ивановичем. Вам должны были радировать.
— Орлов! Вовка! — рявкнул хозяин, так что Смирницкий даже вздрогнул.
В окошке радиостанции мгновенно появилась ушастая физиономия бдительного радиста.
— Радиограмма из райкома была?
— Никак нет, товарищ полковник! — отчеканил тонко чувствующий ситуацию Дятел.
— Не было… — развел руками Стародубцев.
Смирницкий покладисто, но уже не слишком добро усмехнулся:
— Значит, будет. Ожидайте.
— Ну, будет так будет, — согласился Стародубцев. — Позвольте поинтересоваться, с чем вы к нам пожаловали?
— Вот это уже другой разговор, — одобрительно кивнул Смирницкий, но, оглянувшись, увидел все еще находившегося здесь водителя. Паренек, разморившийся в тепле, сидел на табуретке у двери, лениво прислонившись к косяку.
— Товарищ Стародубцев, — устало произнес журналист, — у меня к вам разговор конфиденциальный.
— Какой?
— Конфиденциальный. Не подлежащий огласке. Во всяком случае, пока…
— Понял. Что-то все секретничают сегодня. — Стародубцев повернулся к водителю, сделав разрешающий жест рукой: — Иди, Паша, ты мне пока не нужна, иди ужинать, а то столовские разбегутся. Да накажи им, кстати, чтоб не уходили, попозже товарища накормят.