Страница 17 из 59
— Но я-то здесь при чем? — спросил Эдуард, который не был поклонником домостроя, хотя к супружеской неверности относился резко отрицательно, более того — брезгливо.
— Вы должны мне помочь, — сказал мужчина. — Надо как-то войти в дом, чтобы он… ну то есть тот… чтобы они не успели одеться и убежать… Я доходчиво излагаю?
— Хотите, я постучу и скажу: телеграмма, — предложил Баранчук.
Роль частного детектива сегодня просто улыбалась ему.
— Блестящая мысль! — прошептал мужчина. — Просто, но гениально! Давайте так и поступим.
Пассажир нервно полез в бумажник и достал какую-то купюру, сунул ее в ящик между сиденьями.
— Здесь деньги, их хватит, лучше нам рассчитаться сразу, мало ли что, — по-прежнему заговорщицким шепотом оттарабанил мужчина.
«Собственно, чего он боится? — подумал Эдик. — Что любовник убьет его и он не успеет со мной рассчитаться?»
Теплая волна сочувствия и нежности к этому благородному обманутому человеку захлестнула Эдика. И он уже представил себя высоким, стройным голубоглазым блондином (все верно, кроме того, что он был брюнет) в крылатке и цилиндре, с пистолетом «Лепажа» в руке у дверей шикарного особняка с колоннами. За ним понуро стоит ее муж. Они входят в особняк, минуют анфиладу комнат и распахивают дверь в спальню. «Полиция нравов!» — говорит между прочим Эдик. Любовник в ужасе отшатывается к стене, а она, в пеньюаре, легкая, воздушная и прекрасная, в облаке пушистых волос, бросается Эдику на шею и жарко шепчет: «Спасите, месье, они оба изверги…»
— Мы у цели, — сказал пассажир, — вот к этому забору.
До дачи последние метры они прошли пешком, на цыпочках поднялись на крыльцо. Эдик постучал. В доме зажегся свет, прошлепали чьи-то шаги и сонный женский голос из-за двери спросил с хрипотцой:
— Вам кого?
— Поли… — начал было Эдик, но вовремя спохватился. — Вам телеграмма.
В домике притихли. Потом тот же голос сказал:
— А вы положите под дверь.
Тут-то и произошло то, чего Баранчук не ожидал: с жутким криком выставив плечо, мужчина бросился на дверь. Та с грохотом распахнулась, и он влетел в проем, как греческая таранная машина. Верный долгу, Эдик последовал за ним и тоже вошел в комнату. Никого! Позади них, уперев руки в боки, стояла усатая неопрятная толстуха. Она усмехалась.
— Опять таксиста привел?
Мужчина подавленно опустил плечи и весь как-то сник, а Эдик вышел, на ходу подавляя в себе чувство невольного стыда. Он сел за руль и, включив дальний свет, стал по проселку выбираться на основное шоссе.
«Кто же польстится на такое чудовище? — думал он. — Не зря красавицы жалуются, дескать, мужиков нет. А вот на такую всегда найдутся, еще и выбирать будет, капризничать».
На обочине проселка в свете фар возникли две темных фигуры. Один из мужчин поднял руку, приглашая остановиться. Эдик затормозил.
«Уже лучше, — подумал он, — холостого пробега меньше, да и ехать веселей».
Но тут он вспомнил советы Жоры и на всякий случай, прежде чем подъехать, поставил двери на кнопки.
— Вам куда, ребята? — спросил Баранчук, перегнувшись через сиденье и открывая окно со стороны пассажиров.
— В город, шеф, — сказал, наклонившись, один из них. — Обижен не будешь. Заплатим как надо.
Парии как парни — обыкновенные, ничем не выделяющиеся, — и Эдик поднял кнопку задней дверцы. Правда, лицо одного из них, того, с усиками, показалось ему знакомым, но мало ли знакомых и похожих лиц на дорогах и улицах, каждый день похожих встречаешь…
Ребята уселись на заднее сиденье, Баранчук щелкнул тумблером таксометра, и они тронулись. Второй парень, тот, что без усов, ловко скользнул меж сиденьями и пружинисто опустился рядом с водителем. Достал папиросы, закурил.
— Здесь удобнее, — весело пояснил он. — Люблю впереди сидеть — обзор.
При выезде на основную трассу Эдуард включил левый поворот — к Москве. Но передний пассажир приказал:
— Давай направо!
Баранчук остановил машину.
— Но вы же сказали — в город?
— Правильно, только город городу рознь. Поехали в другой город.
— Нет, — заявил Баранчук, — у меня смена кончилась. Не повезу.
— Чего ты колотишься, шеф? — прищурился передний. — Копейка есть, будешь в порядке, я же сказал — заплатим.
— Не повезу, — Эдик отрицательно покачал головой. — И не уговаривайте.
— А ты глянь сюда, шеф, — негромко сказали с заднего сиденья. — Повернись, повернись…
Баранчук оглянулся на усатого: в машине было темновато, но не настолько, чтобы не увидеть пистолет в руке пассажира. И тут Эдик вспомнил, откуда ему знакомо это лицо: если бы не усы, за его спиной сидел бы копия Борьки.
«Попал», — мелькнуло у него в голове.
Выхода не было, и Баранчук повернул направо, лихорадочно соображая, что можно предпринять в такой ситуации. Выпрыгнуть на ходу из машины? Рискованно. Может, врубиться в столб… А потом что? Нет, это не выход…
Мысли потекли спокойнее. Раз они его сразу не стукнули, значит, он им нужен. Зачем?
Сидящий рядом с ним парень как бы угадал, о чем он думает, шевельнулся.
— Сделаешь все, как надо, — получишь сотенную. Понял?
— Понял…
«Интересно, за что расплачиваются такой купюрой?» — подумал он.
По ходу, но еще далеко засветились слабые огоньки. Эдик знал, что это пост автомобильной инспекции.
— Смотри не балуй, — предупредил передний пассажир.
— Они могут остановить. Как тогда?
— Очень просто: проедешь мимо.
Баранчук лихорадочно прокручивал варианты…
— Могут догнать. У меня движок слабый… после капиталки.
— Не догонят, — усмехнулся парень, — не на чем.
Вдали у будки, хорошо освещенной фонарями, действительно не было ни «коляски», ни «Жигуленка». На противоположной стороне стоял огромный рефрижератор, а его водитель шустро перебегал дорогу к остановившему его инспектору, тем самым выказывая уважение провинциального дальнобойщика к столичной милиции.
«На таких постах обычно дежурят по двое, — подумал Баранчук, — второй инспектор, видимо, в будке».
Он снизил скорость до сорока километров, как того требовал знак, и глянул в зеркальце заднего вида. Усатого не было, лег на сиденье, паршивец…
— Давай быстрей, — приказал передний. — Гони!
— А если за углом коляска?
— Гони, тебе говорят, — и парень выматерился сквозь зубы.
Но Баранчук уже знал, что нужно сделать. Этот трюк они придумали еще до армии: у кого была лысая резина, поливали парк и устраивали в выходной соревнование. Разумеется, в отсутствие начальства. Трюк был простой, но требовал мастерства и хорошей вестибулярки. Надо было, разогнавшись, заложить вираж — машина, на мокром асфальте раскручивалась: кто больше сделает оборотов, тот и выиграл. Сейчас успех зависел от трех вещей: две из них были налицо — мокрая, после дождя, дорога и почти лысая резина, не выработавшая, на его счастье, свой ресурс по документам.
«Только бы дверца не подвела», — с надеждой подумал Баранчук, разгоняя машину.
До будки оставалось совсем немного, каких-то двести метров. Эдуард уже видел, что инспектор, проверяющий документы дальнобойщика, и не собирается их останавливать: глянул только, убедился — такси, пусть проезжает; к таксистам на ночной дороге меньше претензий.
И тогда Эдик, на секунду выжав сцепление, резко бросил его и выжал до конца педаль газа. Мотор взревел, «Волга», чуть не встав на дыбы, рванула вперед, и Баранчук, чуть откинувшись, вложил всю силу в правое плечо и врубился им в пассажира, сидящего рядом. Под двойной тяжестью дверца распахнулась, и передний пассажир кулем вывалился чуть ли не под ноги инспектору и дальнобойщику, так и не успев что-либо сообразить.
Дальше было проще, хотя и требовало определенного мастерства и точного расчета. Баранчук, сцепив зубы и ожидая выстрела сзади, уже закладывал вираж, уже открывал свою дверцу и сам вываливался из машины. Падая, переворачиваясь и теряя сознание, он успел увидеть, что расчет оказался верным: заканчивая немыслимый пируэт, его машина врезалась в рефрижератор именно той дверцей, где, как он думал, должна была находиться голова спрятавшегося преступника. Больше Баранчук ничего увидеть не успел.