В сладком плену

Эту возможность герцог, как видно, предусмотрел, ибо в следующий миг опять нагнулся к сумке и извлек из нее еще одну ленту, точно такой же длины, как первая.

— Теперь вторую.

Глаза Виолы расширились от ярости и шока.

— Ни за что, — прошипела она. — Ян, это нелепо. Ваша мысль понятна. С вами дурно обращались. В этом я с вами целиком и полностью согласна. Но я отказываюсь отдаваться вам и позволять.

Герцог оборвал ее, внезапно поднявшись с койки, сдернув одеяла с ее тела и так быстро схватив ее за правую руку, что она опомниться не успела, как он уже обернул атласную ленту вокруг ее запястья и начал привязывать свободные концы к столбику справа от ее головы.

— Скажите спасибо, что это не цепи, — бросил он, проверяя узлы и еще крепче затягивая каждый, прежде чем отступить на шаг и смерить ее взглядом.

Виола внутренне сжалась. Никогда еще она не чувствовала себя такой униженной и уязвимой, как теперь. Прикрытая одной только тоненькой летней сорочкой, которую, к счастью, успела опустить до лодыжек, она лежала на матрасе полностью во власти герцога, привязанная за оба запястья, а он скользил по ней темным, бесстыдным взглядом, не пропуская ни одного изгиба, от кончиков пальцев на ногах до спутанных волос, рассыпавшихся по подушке.

— Вот теперь мы поговорим, Виола, — чуть ли не промурлыкал Ян, упиваясь своей властью. — И думаю, что теперь, когда пленница вы, это поможет освежить память нам обоим.

Виолу трясло, во рту у нее пересохло, мысли путались.

— Вы сумасшедший.

Ян усмехнулся.

— Это уже забавно.

— Забавно? Будете неделями держать меня на привязи? Кормить бульоном и хлебом? Бросите меня здесь умирать?

Все веселье исчезло с лица герцога; он снова сел рядом с Виолой и скрестил на груди руки.

— Хоть я и считаю, что только сумасшедший мог похитить дворянина, неделями держать его на цепи и кормить одним протухшим бульоном да хлебными крошками, я бы никогда не сделал с вами такого, Виола. Хотите верьте, хотите нет, но мне больно слышать, что вы считаете меня способным на подобные низости после всего, что между нами было, хорошего и дурного. — Он выдержал паузу, потом склонился к ней и прошептал: — Тем более теперь, когда я знаю, что вы мать моего сына.

Странное ощущение теплоты охватило Виолу, а вместе с ним щедрая доля раскаяния, которое Ян, несомненно, и хотел ей внушить. Но, откровенно говоря, в этот момент она не чувствовала от него физической угрозы, только тревогу по поводу его сиюминутных намерений.

— Сейчас, — начал он, — я буду задавать вопросы, а вы будете давать на них полные и правдивые ответы.

Надеясь, что герцог не заметит, Виола легонько потянула за одну из лент, чтобы проверить, насколько она крепка. Лента не поддалась.

— Я хочу знать, — продолжал Ян, глядя ей прямо в глаза, — пользовались ли вы мной интимным… сексуальным образом, пока я лежал без сознания в темнице.

Ее пульс ускорился.

— Разумеется, нет. Я же говорила. Я… я просто обмывала вас, когда могла, ухаживала за вами. И только.

Его темные глаза проницательно сощурились, он сделал глубокий вдох, но не отвел взгляда.

— А как насчет моментов, когда я полностью или частично находился в сознании?

Виола сглотнула.

— Нет.

Угол его рта слегка приподнялся.

— И все-таки, как мы уже обсуждали сегодня, я помню, что женская рука ласкала меня, Виола, пока я не достиг кульминации. Зачем вы лжете мне сейчас, вместо того чтобы просто признать это?

Смущенная прямотой герцога, Виола почувствовала, что ее лицо заливает краска. Закрыв глаза, она упрямо замотала головой.

— Ваши воспоминания смутны, Ян, и вообще, я отказываюсь говорить на такие интимные, непристойные темы.

Несколько секунд ничего не происходило. Потом Виола ощутила легчайшее прикосновение пальцев Яна, медленно заскользивших по ее прикрытой льном левой груди.

Ошеломленная, она схватила губами воздух; ее глаза распахнулись. Ян смотрел на нее, и теперь его взгляд был не просто сосредоточенным, но жгучим.

— Мои воспоминания могут быть смутными, — хрипло ответил он, — но я определенно помню женскую руку на своем теле. Мне бы очень хотелось думать, что она была вашей. А теперь скажите еще раз, что вы помните.

Виола ерзала на постели, не в силах укрыться от его прикосновения.

— Ян, пожалуйста, давайте не будем…

Герцог оборвал ее, перевернув ладонь и проведя костяшками пальцев по той же груди, но надавив чуть сильнее. Соски Виолы затвердели под тканью, дыхание перехватило.

— Виола?

Теперь она понимала, чего добивается герцог. Он будет штурмовать ее лаской до тех пор, пока не узнает от нее все, что ему нужно. Конечно, она может лгать или говорить то, что ему хочется слышать, или же позволить любить себя вот так, отдаваться ему, лежа привязанной к кровати, в лесной хижине, где на мили вокруг кроме них ни души. Пять лет назад она была вольна любить его или отпустить, а теперь эта власть оказалась у него в руках. И он об этом знал. Этот тотальный контроль над ней, эту возможность использовать ее и погубить, если ему так вздумается, он задумывал с самого начала.

Уступая наконец, Виола остановила на герцоге пристальный взгляд и прошептала:

— Вы умоляли меня коснуться вас, Ян.

Секунду-другую он как будто не мог уловить смысла ее слов. Потом сел чуть ровнее, убрал руку от ее груди и нахмурился.

— Умолял.

Он произнес это утвердительным, а не вопросительным тоном, и по его лицу и голосу Виола поняла, что ее неожиданный ответ не только изумил его, но и поставил в тупик.

Она вздохнула.

— Возможно, правильнее будет сказать, что вы просили меня остаться и… утешить вас.

— Понятно. — Он провел рукой по волосам, заметно теряясь. — И вы по первому требованию удовлетворили мои физические нужды?

Почему из его уст это звучит так примитивно и мерзко? Раздраженная, Виола ответила:

— Не так, вовсе не так. В моей заботе о вас не было ничего вульгарного или… аморального. Поначалу в ней даже плотского ничего не было. Вам было одиноко и страшно. Вы… вы… — Она смолкла и прикусила нижнюю губу. — Неужели вы действительно ничего этого не помните?

Ян покачал головой.

— Не все подробности. Пожалуй, в моей памяти осталось ровно столько, чтобы я мог распознать, лжете вы или нет.

Хотя Виоле ничего другого не оставалось, кроме как верить Яну, у нее зачесался нос, и она вдруг мысленно прокляла герцога за то, что тот ведет себя как властолюбивый осел и ставит ее в такое непристойное положение.

— Не о чем больше рассказывать, Ян, — с досадой продолжала она. — Вы были в отчаянной ситуации. Вы пролежали в темнице несколько дней, иногда теряя сознание, иногда приходя в него. Я купала вас, ложилась рядом с вами, согревала, когда вам было особенно холодно, обнимала вас, когда вам этого недоставало и когда вы просили меня об этом. Одно тянет за собой другое, и в конце концов, в какой-то момент, когда я была рядом, вы… вы пришли в…

— Возбуждение?

Виолу охватил жар, но она удержалась от желания отвести глаза от пронизывающего взгляда герцога.

— Вы попросили помочь вам снять… напряжение, а когда я заколебалась, взяли меня за руку и… это… это просто случилось…

Брови Яна взлетели ко лбу, и он почти улыбнулся. Почти.

— Очень мило, Виола.

Она снова заерзала.

— Вот и хорошо. Теперь вы знаете подробности, так что отпустите меня. Пожалуйста. Держать меня вот так, связанной, просто нелепо. Для джентльмена такое поведение совершенно неприемлемо.

Ян пропустил ее требование мимо ушей.

— Вам тоже понравился этот интимный момент?

Виола боялась, что он спросит нечто подобное. Храбро задрав подбородок, она деловым тоном ответила:

— Я ухаживала за вами, ваша светлость. Я не хотела, чтобы вы были несчастны, и не хотела, чтобы вы умерли. Для меня это было скорее обязанностью.

Ян расхохотался.

Виоле захотелось скрутиться в комочек под одеялами.