В сладком плену

Ян не планировал никуда насильно ее везти. Это было спонтанное решение, порожденное гневом, издерганностью и растущей досадой от того, что ему никак не удается подмять под себя Виолу, ибо этим вечером она снова одержала над ним верх. Быть может, он уже никогда не найдет удовлетворения и не начнет новую, более счастливую жизнь. Внутренний голос нашептывал, что Виола сама виновата в том, как он ведет себя с ней. И в то же время он понимал: она была абсолютно права, говоря, что он винит ее в своих чувствах. Этот момент поразил его, стал пощечиной, встряхнувшей его и заставившей вспомнить, что он первым напал на Виолу. Он преследовал ее из низких побуждений, но в тот миг, когда он увидел портрет ее ребенка, своего ребенка, ответы внезапно стали ему важнее мести.

Виола подарила ему сына. Первенца и такого же бастарда, как он сам, рожденного от связи аристократа и простолюдинки, от связи, которой он толком не помнил и в которую, по всей вероятности, вступил по принуждению. Яна воротило от этой мысли, но именно упрямое нежелание Виолы признаться, что это его ребенок, бесило его больше всего и заставляло находить рациональные оправдания своим недостойным действиям по отношению к ней. Кроме того, он не знал, что чувствовать по этому поводу. Потребовать встречи с ребенком? Стоит ли брать на себя ответственность за мальчика, если Виола даже не признает связи между ними? Хочет ли он вообще с ним знакомиться? За один долгий, насыщенный вечер вся его жизнь перевернулась и стала гораздо сложнее, чем он мог себе представить. Теперь голова его трещала от вопросов, на которых не видно было ясных ответов.

Пожалуй, Виола может так никогда и не признаться, что родила ребенка от него. Теперь, когда появилось время спокойно подумать, Яну показалось, что он, наконец, понял ее мотивы. Если она будет отрицать его отцовство, ребенок вырастет бароном и унаследует все, что ему положено по титулу. Это было бы гораздо умнее, чем объявить мальчика бастардом и попытаться шантажировать отца. Не могла же Виола рассчитывать, что он возьмет ее в жены. Возможно, шантаж был ее первоначальным намерением, но, получив предложение руки и сердца от барона, она решила, что синица в руках куда лучше журавля в небе. Но знал ли об этом достопочтенный лорд Чешир, когда женился на Виоле? Или когда умирал? Вот такие размышления о том, как и почему Виола рискнула забеременеть, мучили герцога Чэтвина с тех пор, как он покинул свой городской особняк.

Ян повернулся к окошечку и устремил взгляд в густую черноту. Путешествовать ночью было рискованно, и все же он находил в опасности некое удовольствие, объяснявшееся еще и тем, что она еще больше действовала Виоле на нервы. Ближайшие несколько дней окажутся для нее несладкими, и, если удастся подавить чувство вины, ее страданиями он тоже насладится сполна.

— Мы почти приехали?

Ян повернулся к темному силуэту Виолы. Он чувствовал, что она пристально смотрит на него, но не мог разглядеть ее лица в полумраке.

— Да, почти.

Виола еще сильнее закуталась в плед.

— Куда вы меня везете?

Ян не спешил с ответом, раздумывая, можно ли рассказывать ей о нескольких ближайших днях.

— Вы же не планируете убивать меня, когда вам надоест со мной забавляться, верно?

Ян чуть не расхохотался от такого возмутительного предположения.

— Убивать? Бог с вами, Виола.

Плотнее закрыв шею пледом, она сказала:

— Уверена, вы понимаете, откуда у меня такие мысли. Вы явно презираете меня, насильно увезли меня из города, и ни одна живая душа не знает, где я. Кроме того, вы богаты и влиятельны, и если вы станете отрицать причастность к моему исчезновению, вам поверят.

Он заерзал на сиденье.

— Вы переоцениваете как мою важность, так и мою неприязнь к вам.

— Неужели? Вы не хуже моего знаете, что, будучи титулованным аристократом, имеете в обществе большой вес. — Смягчив тон, она добавила: — И, говоря начистоту, мы оба понимаем, что я бы здесь не сидела, не преврати вы ненависть к тому, что с вами произошло, в личную злобу против меня.

Несколько секунд Ян раздумывал над язвительным ответом, но в конечном итоге решил промолчать и снова отвернулся к окну. Печаль и досада, которыми веяло от слов Виолы и от самой ее фигуры, еще глубже вгоняли занозу раскаяния в том, что он похитил ее. Они напоминали Яну, что Виола считала себя неповинной в страданиях, которые он пережил пять лет назад. Но он отказывался думать об этом сейчас. Очень скоро он покажет ей вид со своей колокольни.

Они просидели в молчании почти час, и вот наконец в первых отблесках забрезжившего в сером небе рассвета Ян увидел берег Стэмфордского озера. Потом показалась его рыбацкая хижина, и он выпрямился на сиденье, поглядывая на съежившийся силуэт Виолы.

— Приехали, — сказал Ян.

Виола заморгала и села чуть ровнее, оглядываясь по сторонам.

— Мы в Стэмфорде?

— Мы на моей земле, — уклончиво ответил Ян. — Но в дом заходить не будем.

Поймав на себе его взгляд, Виола нахмурилась.

— Я не понимаю.

— Скоро поймете.

Украдкой выглянув в окно, Виола поежилась на кожаном сиденье.

— Я… м-м… мне нужно… немного освежиться. И я голодна.

Ян мысленно застонал. Он упустил из виду, что Виоле нужно нечто большее, чем кустик, за которым можно присесть. В хижине должен найтись ночной горшок, но если, не дай бог, у Виолы месячные… Этого он тоже не предусмотрел, когда с бухты-барахты решил ее похитить.

— Всему свое время, Виола. Мы почти на месте.

Экипаж замедлил ход и стал пробираться сквозь лесную чащу. По мере приближения к маленькому озерцу дорога становилась все ухабистее. Виола подалась вперед и смотрела в окно.

— Что вы надумали, Ян?

— Увидите…

— Я уже по горло сыта этой отговоркой, — перебила Виола, вновь охваченная раздражением. — Вы увезли меня за город без предупреждения, без единого лоскутка одежды, кроме той, что на мне сейчас, и держите в полном неведении относительно того, сколько я пробуду у вас в плену… — Она ахнула и распахнула глаза, с ужасом осознав всю серьезность его намерений. — Вы ведь не посадите меня на цепь?

— И не подвергну вас такому унижению? — тут же подхватил Ян, умышленно оставляя Виолу в неведении. — По меньшей мере, вы знаете, что у меня нет художественного таланта, и я не нарисую этого, чтобы потом показать миру.

— Я никогда не думала, что мир увидит эту картину, Ян, — парировала она. — Вы сами должны это понимать. Я вынуждена была действовать, когда вы поставили на кон мою репутацию и все, что мне дорого. — Немного помолчав, она добавила: — А еще вы меня разозлили.

Яна развеселило это признание. Внезапно секреты Виолы сделались для него интереснее, чем ее побуждения.

— Ваш муж ее видел?

Она сдвинула брови.

— Нет, эту не видел.

— Эту не видел? Хотите сказать, он видел другие? Он знал о ваших эротических работах?

— Я не могла продавать их без его ведома, — с досадой бросила Виола.

Об этом Ян не подумал.

— Он… поощрял это?

Виола заерзала на кожаном сиденье.

— Разумеется, поощрял. Он покровительствовал всем моим художественным поискам. Как и положено хорошему мужу.

Ян позволил этому откровению (и безликим фразам, которые Виола для него подобрала) осесть, а потом решил, что хочет большего.

— Так вот что должен делать хороший муж, Виола? Поощрять жену, если она создает картины, которые возбуждают других мужчин?

Ее глаза вспыхнули новым раздражением.

— Полагаю, если кто-то и может судить о хороших мужьях, то не вы, Ян. Только не после того, как вы похитили меня для низменных целей. Думаю, вы не захотите делиться этими подробностями с Анной, когда попросите ее руки.

Виола провоцировала его, и, честно говоря, ему вовсе не хотелось думать, как не по-джентльменски он вел себя с ней последние несколько часов. Сейчас он хотел одного — получить ответы.

— Почему он не видел картины, которую вы вчера продали с аукциона? — понизив голос, продолжил Ян.