Страница 32 из 54
— Дорогая, если мы уйдем прямо сейчас, мсье Аларик может счесть это неучтивостью. У нас еще есть время для других дел.
Сестры озабоченно переглянулись, поняв, что столкнулись с опасным упорством, и вместе повернулись к матери.
— Уверена, мсье Аларик ничего плохого о нас не подумает. — Эмили мило ему улыбнулась. — Мы ведь уходим не потому, что не желаем оставаться в обществе мсье Аларика, а чтобы не докучать своим присутствием мистеру Спенсер-Брауну. Думать нужно в первую очередь о других, а не о себе, так ведь, Шарлотта?
— Конечно, — быстро согласилась та. — Думаю, в трудное время мне было бы особенно дорого общество близких людей моего же пола. — Она тоже повернулась и улыбнулась французу, с некоторым беспокойством отметив, что он пристально и немного озадаченно смотрит на нее.
— Как ни лестно это для моего тщеславия, мне трудно поверить, что найдется мужчина, который предпочтет мое общество вашему, — произнес он бархатным голосом, но было ли то иронией или же только шуткой, Шарлотта определить не смогла.
— Тогда, может быть, лучше понемногу и одного, и другого? — предложила она, вскинув брови. — Даже сладчайшее приедается через какое-то время, и человеку хочется перемен.
— Сладчайшее, — пробормотал Аларик, и теперь она точно знала, что он смеется над ней, хотя на его лице это никак не отражалось и никто, кроме нее, ничего такого не заметил.
— Не говоря уж о горьком, — сказала Шарлотта.
Олстон за разговором не поспевал, но радушие и хорошие манеры помогли ему справиться с растерянностью.
— Я вовсе не желаю, чтобы кто-то из вас уходил. — Он широко развел руками, словно желая обнять всех своих гостей. — Пожалуйста, останьтесь. Вы так добры.
Кэролайн тут же согласилась, и сестрам ничего не оставалось, как снова сесть и постараться завести новый разговор.
Задачу им облегчила Кэролайн. До последнего момента она держалась как бы в сторонке, выражая сочувствие вежливо и молча, но тут вдруг вспыхнула и засияла с такой интенсивностью, что ее ощутили все присутствующие.
— Мы убеждали мистера Спенсер-Брауна позаботиться о себе, — сказала она, переводя взгляд с Олстона на Аларика. — Печалясь о любимом человеке, так легко забыть о себе. Думаю, вы сможете помочь ему лучше, чем мы.
— Я для того и пришел, — сказал Аларик. — Появляться в обществе вам, конечно, нельзя, но и оставаться одному в доме невыносимо. — Он повернулся к Олстону. — Я подумал, может быть, вам захочется покататься в экипаже. Приятная прогулка, если погода выдастся хорошая, и встречаться ни с кем не потребуется.
— Думаете, стоит? — засомневался Олстон.
— А почему бы и нет? Каждый переживает горе на свой лад, и те, кто желает вам добра, не станут упрекать вас тем, что вы хотите развеяться. Мне, например, доставляет удовольствие музыка и созерцание великих произведений искусства, красота которых пережила их творцов, вобрав в себя всю боль и все устремления. Я буду счастлив сопроводить вас в любую галерею по вашему выбору — или куда-либо еще.
— Но ведь люди, наверно, считают, что мне следует оставаться в доме? — озабоченно нахмурился Олстон. — По крайней мере, до похорон? Знаете, это еще несколько дней. До пятницы. — Он моргнул. — Вы, конечно, знаете, о чем я говорю.
— Если вы не против, я мог бы поехать с вами, — спокойно предложил Аларик. — Если вам больше нравится быть одному, обижаться не стану, но я в такой ситуации одиночество не выбрал бы.
Лоб Олстона прочертила глубокая морщина.
— В самом деле? Очень, очень великодушно с вашей стороны.
Шарлотта подумала о том же, но с раздражением. Она предпочла бы осуждать Поля Аларика и иметь для этого основания. Зато глаза Кэролайн излучали мягкий свет одобрения.
Шарлотта бросила взгляд на Эмили и моментально поняла, что сестра тоже это заметила.
— Вы так добры. — Резкие нотки в голосе Эмили отражали скорее ее собственные страхи, чем беспокойство за Олстона. — Прекрасное решение. Дружеская помощь в такое время бесценна. Помню, в трудный час именно близость мамы и сестры служила мне поддержкой и утешением.
О чем это она? Уж не о смерти ли Сары? Та трагедия одинаково поразила их всех — но никакого другого «трудного часа» Шарлотта припомнить не могла.
Между тем Эмили продолжала:
— Не вижу причин, почему бы вам не прокатиться, если мсье Аларик предлагает составить компанию. Ни один здравомыслящий человек — никто, чье мнение имело бы значение, — не увидит в этом чего-то предосудительного. — Она с вызовом выставила подбородок. — Люди, конечно, не всегда верно истолковывают некоторые связи, но чаще всего это касается дружбы между леди и джентльменом. Вот тогда разговоров бывает много, независимо от того, насколько все невинно на самом деле. Вы не согласны, мсье Аларик?
Пристально наблюдая за ним, Шарлотта попыталась обнаружить хотя бы малейший намек на понимание истинного значения и цели этих малосодержательных слов.
Аларик, однако, сохранил полное самообладание; казалось, его внимание полностью поглощено Олстоном.
— Осуждающие найдутся всегда, леди Эшворд, — ответил он. — Независимо от обстоятельств. Всем не угодишь. Нам должно следовать голосу совести и соблюдать очевидные условности, дабы не оскорбить кого-то непреднамеренно. Полагаю, это всё. А в остальном каждый волен вести себя так, как ему заблагорассудится. — Он повернулся и внимательно посмотрел на Шарлотту, словно понимая каким-то особенным чутьем, что она сказала бы то же самое. — Вы не согласны, миссис Питт?
Перед Шарлоттой встала дилемма. Она терпеть не могла уклончивость, и ее собственный язычок столько раз загонял ее в неловкие ситуации, что всякое соперничество с ним выглядело бы смехотворным. Ей также хотелось бы согласиться, потому что во французе было одно качество — не элегантность и даже не привлекавший ее интеллект, а некий запас чувств, пока еще скрытый и недоступный, но влекущий и очаровывающий, как надвигающаяся буря или поднимающийся с моря вечер, — грозный, опасный и неодолимо прекрасный.
Шарлотта закрыла, потом открыла глаза.
— Я думаю, это эгоистичное потакание собственным желаниям, мсье Аларик, — сказала она с чопорной церемонностью, от которой ее едва не стошнило. — Как бы мы ни хотели этого, мы не можем игнорировать общество. Если бы за оскорбление чувств других людей — неважно, заслуженное или нет, — каждый платил только сам и только свою цену, это было бы одно. Но так не бывает. Чаще всего слухи задевают невинных. Мы не одиноки. Никто не одинок. Любое пятно ложится еще и на семью. Представление о том, что можно поступать как заблагорассудится, не причиняя зла другим, есть иллюзия, в высшей степени незрелая и безответственная. Слишком многие пользуются ею для оправдания потворству своим слабостям, а потом ссылаются на то, что, мол, ничего не знали, и изображают изумление, когда вместе с ними достается другим, как будто это нельзя было предвидеть, имея хотя бы унцию здравого смысла! — Она выпалила это на одном дыхании и остановилась, не смея ни на кого взглянуть, и в первую очередь на Аларика.
— Браво, — прошептала Эмили так тихо, что остальным показалось, будто она всего лишь вздохнула.
— Шарлотта! — потрясенно изрекла Кэролайн, не зная, что еще сказать.
— Как тонко ты все подметила. — Эмили поспешила заполнить паузу. — И как хорошо выразила! Эта тема давно заслуживает того, чтобы высказаться по ней четко и ясно. Мы так часто обманываем себя самих, чтобы оправдать любое свое поведение… Может быть, мне и не полагается, поскольку я твоя сестра, но все же похвалю тебя за честность!
Поскольку именно эту заповедь Шарлотта исполняла в последнюю очередь, реплика Эмили могла быть только иронической, хотя в голубых глазах сестры не было ничего, кроме искренности.
Шарлотта мило улыбнулась, мысленно отправив по ее адресу несколько стрел.
— Спасибо. Ты мне льстишь. — Она поднялась. — А теперь я, по крайней мере, должна уйти, иначе у меня не останется времени, чтобы посетить очаровательную миссис Чаррингтон. Ты со мной, мама? Или мне сказать ей, что ты сочла своим долгом остаться здесь с мистером Спенсер-Брауном — и мсье Алариком?