Страница 9 из 10
Прежде чем отправиться к Ляльке, позвонила в свою риелторскую контору с нелепым, не соответствующим истине названием «Новодом», — новых квартир мы почти не предлагаем, топчемся на вторичном рынке.
— Евгений Павлович, это Катерина. Евгений Павлович, я приболела, самочувствие жуткое, скорее всего, до завтра не выздоровею, — сыпала словами, как горохом из мешка, а генеральный директор подозрительно молчал, будто язык проглотил. Это настораживало: неужели раскусил, что вру? Не оставалось ничего иного, как предложить: — Пусть Лидия Гаевая вместо меня на показы сходит!
— У Лидии своих клиентов предостаточно, она перевыполняет план, а вы, Макеева, в прошлом месяце уже запороли две сделки, — с гадкой ехидцей в голосе припомнил начальник. — Если вам не нужны деньги…
— Нужны, еще как нужны! — заверила я, перебивая. — Но ведь каждый человек имеет право заболеть!
— Каждый, если он не риелтор, — с ледяным бесчувствием отрезал Евгений Павлович. — Не хотите работать — увольняйтесь, никто вас не задерживает.
Придурок. Выходит, мир для него поделен на две части: риелторы и нериелторы. До чего прямолинейный, ограниченный человек… Нет бы пожелал выздоровления, так взял и бросил трубку! Дубина длинноносая… Есть в нем нечто непрошибаемо-железобетонное, гадкое, не зря в нашем коллективе за директором закрепилось прозвище Негений Падлович. И фамилия-то у него соответствующая — Буренко, к которой очень подходит производный глагол: Буренко обурел. Точнее не скажешь! Я подозревала, что он давно мечтает от меня избавиться, но так не хочется остаться безработной…
Возникло состояние, будто лечу с горы: в желудке пустота, в ушах шумит, словно от свиста ветра. Вот-вот навернусь!.. Я всего один раз попробовала прокатиться на горных лыжах. Боялась смертельно, и не напрасно — на довольно пологом, неопасном спуске упала, сломала руку и почти месяц ходила в гипсе. До сих пор левое запястье ноет в непогоду… А сейчас заныли и сердце, и печень, и поясница. Может, действительно заболела? Нет, вряд ли, все гораздо хуже… Во мне иногда возбуждается прямо-таки звериная интуиция. Например, стоит подумать о ком-то, человек тут как тут — звонит или приходит. Еще бывает, выходя за покупками, я сосредотачиваюсь и безошибочно чувствую, куда идти, где обязательно найду нужную вещь. И уж конечно, всегда просекаю, кто и как ко мне относится… А сейчас обострившийся нюх подсказывал: «Не ввязывайся ты, Катя, в Серегины проблемы, как бы они ни назывались — разборки, наезды, спасение утопающих…» Риск велик, и, скорее всего, средства не оправдывают цели. Но упустить цель было жалко — такие любовники, как Серенький, на дороге не валяются, это очевидно. Тем более что мне давно не семнадцать и даже не двадцать пять лет, как было в Греции…
Подходя к высотке, я и не сомневалась, что дверь подъезда окажется запертой, но не предполагала, что на звонок домофона никто не ответит. Не уходить же? Стала ждать, когда кто-нибудь войдет или выйдет. Сначала прогуливалась по широкой площадке над лестницей, как бы служившей крыльцом, потом скакала трусишкой зайкой сереньким, стараясь согреться. Холод пробирал основательно. А еще, подпрыгивая, я заметила, что в одной из иномарок — темно-зеленом «пассате», припаркованном прямо возле крыльца, притаились двое мужчин. Кажется, оба светловолосые или в светлых шапках, — а других примет с порядочного расстояния да через затемненное стекло не разглядишь. Чтобы зря не маячить перед ними, не привлекать внимания, а заодно погреться, пошла в аптеку, расположенную на первом этаже, с другой стороны дома. Изучала витрины, а субтильная аптекарша в потешном накрахмаленном чепце изучала меня и наконец не выдержала:
— Выбрали что-нибудь?
— Пожалуйста, памперсы, — нашлась я. Маленький Артем наверняка дует в штаны, так что пригодятся.
— На какой вес?
— Ум-м, наверное, на полкило или меньше…
— Женщина, вы думаете, что говорите? Детей с таким весом не бывает, — нелюбезно фыркнула она. — Сколько месяцев вашему ребенку?
Сошлись на десяти килограммах. Рассчитываясь за упаковку памперсов, я убедилась, что иметь детей — удовольствие не для бедных… Снова ринулась к лестнице, ведущей в подъезд. На сей раз удачно: в распахнутую дверь грузчики затаскивали массивный диванище. Бросив взгляд в сторону парковки, убедилась, что зеленый «пассат» все еще там. Очень подозрительно!..
Процессом доставки мягкой мебели руководил солидный мужчина в «найке». Я поздоровалась с ним, чтобы сойти за свою, и сиганула вверх по лестнице. Дверь под номером 17 располагалась на третьем этаже. Едва дотронулась до кнопки звонка, как ее распахнули.
— Почему так долго? Заставляете себя ждать! — накинулась на меня тощая девица и выхватила памперсы. Культура так из нее и перла: ни «здрасте», ни «спасибо», и раздеться не предложила!
— У вас домофон не работает, — промямлила я, хотя впору было воскликнуть подобно Красной Шапочке: «Бабушка, почему у тебя такие большие уши и слишком длинные ноги?!» Чтобы рассмотреть ее, пришлось задрать подбородок, — девица вымахала выше некуда. Неужели она и есть неприспособленная, маленькая куколка Лялька? Дылда! Жердина. Каланча. Коломенская верста. Подъемный кран — как ее еще прозвать?.. Единственное качество, которое Сергей не исказил в описании своей жены, — это цвет волос. Крольчиха действительно обладала длинными, густыми, очень светлыми и ухоженными волосами, так и сиявшими под лампочкой. Зато все остальное в ее внешности никуда не годилось: брови и ресницы бесцветные, водянистые глаза слегка навыкате — выпуклые, как увеличительные линзы, как зенки стрекозы. Хуже всего оказался рот — широкий, тонкогубый, будто прорезь почтового ящика. Или урны для голосования.
— Сама знаю, что не работает, — противным голосом застрекотала альбиноска. — Быстрее мойте руки — туалет направо. Мне пора уходить, а я из-за вас еще душ не приняла!
Волковская квартира занимала весь этаж. Вероятно, ее соорудили, объединив две соседние. Неплохо устроились — просторно, с шиком. Холл венчал синий навесной полоток, вмонтированные в него лампы мерцали, как звезды, и отражались в озерной глади отполированного паркета. Туалет, где я долго грела руки под краном с горячей водой, был облицован черным с серебристыми прожилками кафелем. Помимо унитаза, здесь находилось биде. Наша Лидка Гаевая в подобных случаях хохмила: «У этих богатых чего только нет — и биде вам, и перде!» Мне хотелось рассмотреть баночки и бутылечки, расставленные на стеклянных полках стеллажа, но Лялька нетерпеливо затарабанила в дверь: «Эй, женщина, вы что там, уснули?» Нашла женщину… Могла бы потрудиться спросить, как меня зовут. Невежа!
Она отвела меня в детскую комнату, заваленную горами игрушек. У окна в большом манеже сидел иссиня-бледный малыш — настоящий заморыш, которого, похоже, не кормили дня три. Буйные кудряшки придавали ему сходство с неотразимым отцом, только были светлее, рыжеватого оттенка…
— Подмойте Артема, переоденьте, смените памперс, сварите кашу, накормите. — Несимпатичная мамаша так и сыпала глаголами в повелительном наклонении. Похоже, привыкла командовать, да еще нервничала. Ну, естественно, любая бы в ее положении разволновалась, теряясь в догадках, где ночевал глава семьи. Не подозревает, несчастная, что Сережка нашел отраду в моем саду, благоухающем изысканными сиреневыми ирисами…
— Иди ко мне, — приветливо поманила я заморыша. — Давай знакомиться, я — тетя Катя, а ты Темочка, да?
Мальчик отполз как можно дальше и сквасился, готовясь заплакать. Пожалуй, мной и впрямь можно детей пугать — мало щеки со шрамами, так еще и обмороженный нос торчит, как морковка у снеговика. Пора, пожалуй, признаваться его матери, что я не умею водиться с малышами и вообще по другому поводу явилась. С чего бы начать?.. Каланча меня опередила:
— Ос-споди, чего вы застыли, женщина? Берите ребенка на руки и ступайте!
— Куда?
— Елки, в кухню! Бывают же такие непроходимые тупицы… Как вас только держат в агентстве?