Ежик в тумане

– А разговаривать можно? – спросил Заяц. Ежик опять промолчал.

– Говори, – сказал Медвежонок.

– Я в первый раз сумерничаю, – сказал Заяц, – поэтому не знаю правил. Вы не сердитесь на меня, ладно?

– Мы не сердимся, – сказал Ежик.

– Я как узнал, что вы сумерничаете, я стал прибегать к твоему, Ежик, дому и глядеть во-он из-под того куста. Во, думаю, как красиво они сумерничают! Вот бы и мне! И побежал домой, и стащил с чердака старое кресло, сел и сижу…

– И чего? – спросил Медвежонок.

– А ничего. Темно стало, – сказал Заяц. – Нет, думаю, это не просто так, это не просто сиди и жди. Что-то здесь есть. Попрошусь, думаю, посумерничать с Ежиком и Медвежонком. Вдруг пустят?

– Угу, – сказал Медвежонок.

– А мы уже сумерничаем? – спросил Заяц. Ежик глядел, как медленно опускаются сумерки, как заволакивает низинки туман, и почти не слушал Зайца.

– А можно, сумерничая, петь? – спросил Заяц. Ежик промолчал.

– Пой, – сказал Медвежонок.

– А что?

Никто ему не ответил.

– А можно веселое? Давайте я веселое спою, а то зябко как-то?

– Пой, – сказал Медвежонок.

– Ля-ля! Ля-ля! – завопил Заяц. И Ежику сделалось совсем грустно. Медвежонку было неловко перед Ежиком, что вот он притащил Зайца и Заяц мелет, не разбери чего, а теперь еще воет песню. Но Медвежонок не знал, как быть, и поэтому завопил вместе с Зайцем.

– Ля-ля-лю-лю! – вопил Медвежонок.

– Ля-ля! Ля-ля! – пел Заяц. А сумерки сгущались, и Ежику просто больно было все это слышать.

– Давайте помолчим, – сказал Ежик. – Послушайте, как тихо!

Заяц с Медвежонком смолкли и прислушались. Над поляной, над лесом плыла осенняя тишина.

– А что, – шепотом спросил Заяц, – теперь делать?

– Шшш! – сказал Медвежонок.

– Это мы сумерничаем? – прошептал Заяц. Медвежонок кивнул.

– До темноты – молчать?..

Стало совсем темно, и над самыми верхушками елок показалась золотая долька луны.

От этого Ежику с Медвежонком вдруг стало на миг теплее. Они поглядели друг на друга, и каждый почувствовал в темноте, как они друг другу улыбнулись.

КАК ОТТЕНИТЬ ТИШИНУ

– Я очень люблю осенние пасмурные дни, – сказал Ежик. – Солнышко тускло светит, и так туманно– туманно…

– Спокойно, – сказал Медвежонок.

– Ага. Будто все остановилось и стоит.

– Где? – спросил Медвежонок.

– Нет, вообще. Стоит и не двигается.

– Кто?

– Ну, как ты не понимаешь? Никто.

– Никто стоит и не двигается?

– Ага. Никто не двигается.

– А комары? Вон как летают! Пи-и!.. Пи-и!.. – И Медвежонок замахал лапами, показал, как летит комар.

– Комары только еще больше, – тут Ежик остановился, чтобы подыскать слово, – о т т е н я ю т неподвижность, – наконец сказал он.

Медвежонок сел:

– Как это?

Они лежали на травке у обрыва над рекой и грелись на тусклом осеннем солнышке. За рекой, полыхая осинами, темнел лес.

– Ну вот смотри! – Ежик встал и побежал. – Видишь?

– Что?

– Как неподвижен лес?

– Нет, – сказал Медвежонок. – Я вижу, как ты бежишь.

– Ты не на меня смотри, на лес! – И Ежик побежал снова. – Ну?

– Значит, мне на тебя не смотреть?

– Не смотри.

– Хорошо, – сказал Медвежонок и отвернулся.

– Да зачем ты совсем-то отвернулся?

– Ты же сам сказал, чтобы я на тебя не смотрел.

– Нет, ты смотри, только на меня и на лес о д н о в р е м е н н о, понял? Я побегу, а он будет стоять. Я о т т е н ю его неподвижность.

– Хорошо, – сказал Медвежонок. – Давай попробуем. – И уставился на Ежика во все глаза. – Беги! Ежик побежал.

– Быстрее! – сказал Медвежонок. Ежик побежал быстрее.

– Стой! – крикнул Медвежонок. – Давай начнем сначала.

– Почему?

– Да я никак не могу посмотреть на тебя и на лес одновременно: ты так смешно бежишь, Ежик!

– А ты смотри на меня и на лес, понимаешь? Я – бегу, лес – стоит. Я оттеняю его неподвижность.

– А ты не можешь бежать большими прыжками?

– Зачем?

– Попробуй.

– Что я – кенгуру?

– Да нет, но ты – ножками, ножками, и я не могу оторваться.

– Это не важно, как я бегу, понял? Важно то, что я бегу, а он – стоит.

– Хорошо, – сказал Медвежонок. – Беги!

Ежик побежал снова.

– Ну?

– Такими маленькими шажками не оттенишь, сказал Медвежонок. – Тут надо прыгать вот так! И он прыгнул, как настоящий кенгуру.

– Стой! – крикнул Ежик. – Слушай! Медвежонок замер.

– Слышишь, как тихо?

– Слышу.

– А если я крикну, то я криком о т т е н ю тишину.

– А-а-а!.. – закричал Медвежонок.

– Теперь понял?

– Ага! Надо кричать и кувыркаться! А-а-а! – снова завопил Медвежонок и перекувырнулся через голову.

– Нет! – крикнул Ежик. – Надо бежать и подпрыгивать. Вот! – И заскакал по поляне.

– Нет! – крикнул Медвежонок. – Надо бежать, падать, вскакивать и лететь.

– Как это? – Ежик остановился.

– А вот так! – И Медвежонок сиганул с обрыва.

– И я! – крикнул Ежик и покатился с обрыва вслед за Медвежонком.

– Ля-ля-ля! – завопил Медвежонок, вскарабкиваясь обратно.

– У-лю-лю! – по-птичьему заверещал Ежик.

– Ай-яй-яй! – во все горло закричал Медвежонок и прыгнул с обрыва снова.

Так до самого вечера они бегали, прыгали, сигали с обрыва и орали во все горло, оттеняя неподвижность и тишину осеннего леса.

В РОДНОМ ЛЕСУ

Заяц утром как вышел из дома, так и потерялся в необъятной красоте осеннего леса.

«Давно уже пора снегу пасть, – думал Заяц. – А лес стоит теплый и живой». Встретилась Зайцу Лесная Мышь.

– Гуляешь? – сказал Заяц.

– Дышу, – сказала Мышка. – Надышаться не могу.

– Может, зима про нас забыла? – спросил Заяц. – Ко всем пришла, а в лес не заглянула.

– Наверно, – сказала Мышка и пошевелила усиками.

– Я вот как думаю, – сказал Заяц. – Если ее до сих пор нет, значит, уже не заглянет.

– Что ты! – сказала Мышка. – Так не бывает! Не было еще такого, чтобы зима прошла стороной.

– А если не придет?

– Что говорить об этом, Заяц? Бегай, дыши, прыгай, пока лапы прыгают, и ни о чем не думай.

– Я так не умею, – сказал Заяц. – Я все должен знать наперед.

– Много будешь знать – скоро состаришься.

– Зайцы не состариваются, – сказал Заяц. – Зайцы умирают молодыми.

– Это почему же?

– Мы бежим, понимаешь? А движение – это жизнь.

– Хи-хи! – сказала Мышка. – Еще каким стареньким будешь.

Они вместе шли по тропинке и не могли налюбоваться на свой лес.

Он был весь сквозящий, мягкий, родной. И оттого, что в нем было так хорошо, на душе у Зайца и Мышки сделалось грустно.

– Ты не грусти, – сказал Заяц.

– Я не грущу.

– Грустишь, я вижу.

– Да вовсе не грущу, просто печально.

– Это пройдет, – сказал Заяц. – Насыплет снега, надо будет путать следы. С утра до вечера бегай и запутывай.

– А зачем?

– Глупая ты. Съедят.

– А ты бегай задом наперед, – сказала Мышка. – Вот так! – И побежала по дорожке спиной вперед, мордочкой к Зайцу.

– Здорово! – крикнул Заяц. И помчался следом.

– Видишь? – сказала Мышка. – Теперь никто не поймет, кто ты.

– А я… А я… Я знаешь тебя чему научу? Я тебя научу есть кору, хочешь?

– Я кору не ем, – сказала Мышка.

– Тогда… Тогда… Давай я тебя научу бегать!

– Не надо, – сказала Мышка.

– Да чем же мне тебе отплатить?

– А ничем, – сказала Лесная Мышь. – Было бы хорошо, если бы тебе помог мой совет.

– Спасибо тебе! – сказал Заяц. И побежал от Мышки задом наперед, улыбаясь и шевеля усами.

«Здорово! – думал Заяц. – Теперь меня никто не поймает. Надо только хорошенько натренироваться, пока не высыпал снег».

Он бежал задом наперед через любимый свой лес, спускался в овраги, взбирался на холмы, «получается!» – вопил про себя Заяц и чуть не плакал от радости, что теперь уже никто никогда не отыщет его в родном лесу.