Страница 31 из 33
Кнусперли смешался, особенно потому, что жена его внимательно прислушивалась к разговору.
— «Помона» не выпускает каталога своих изделий, — сказал он.
— Но почему? Разве это не обычная деловая практика?
— Не знаю, мосье. «Помона» — странная фирма во многих отношениях.
— Вполне могу в это поверить. Может быть, вы дадите мне ее адрес и телефон? Тогда мы сумеем выяснить все вопросы.
— У меня нет их адреса… при себе.
— Тогда как же вы получаете от них часы? — поинтересовался мосье Петисьон. — Уж не фабрикуете ли вы их случаем сами?
— Мосье, я буду с вами откровенен…
— Наконец-то.
— Что происходит, Генрих? — спросила мадам Кнусперли.
— Ничего. Ничего не происходит. — Он весь подался вперед. — У вас, мосье, работает некая мадам Деморуз, она поддерживает порядок в шале во время вашего отсутствия.
— Совершенно верно.
— Когда ваша итальянская служанка выбрала часы за сто восемьдесят франков…
— И уплатила за них!
— Я и не говорю, что она не платила! Я никогда не говорил этого! Никогда, мосье!
— Ну хорошо, продолжайте.
— Она… служанка то есть, послала эти часы в Италию. Я полагаю, кому-то в подарок. Подарок не подошел и был возвращен. Вместе того чтобы отправить часы обратно мне, как и следовало поступить, она послала их мадам Деморуз, а та дала их своему мужу, чье имя мосье Деморуз.
— Это кажется логичным.
— Итак, этот самый мосье Деморуз пришел ко мне и наотрез отказался вернуть часы. Это, сказал он, уже не новые часы, поскольку он их носит. Он указал также, что в пути на корпусе появилась вмятина. Что же мне было делать? Я не могу позволить себе нести такие убытки. И я посоветовал ему приобрести для вашей служанки другие часы и уладить все дело с ней самой, коль скоро она прислала часы именно ему. Он выбрал часы «Помона», сказав, что они вполне подходят. Он заплатил за них. Обе пары часов оплачены, и, что касается меня, вопрос исчерпан. Люди все время приходят ко мне за покупками, и коль скоро покупки эти оплачены, меня не интересует, что происходит с товаром, как только он окажется за пределами магазина. У меня, в конце концов, не благотворительное заведение.
— Очень хорошо, — спокойно ответил мосье Петисьон. — Я выслушал ваш рассказ. Все, что я могу сказать вам, сводится к одному: кто-то должен будет выплатить разницу между восемнадцатью и ста восемьюдесятью франками, и в следующий раз, полагаю я, вы увидите меня в обществе жандарма.
— Часы стоят сорок франков, мосье, а не восемнадцать!
— Я предпочитаю полагаться на оценку авторитетного часового мастера, тем более что вы вроде бы и в руках не держали прейскурант фирмы «Помона». Bon appétit![35]
— Чертов Деморуз! — завопил Кнусперли, когда Петисьон ушел, но эта вспышка благородного негодования не спасла его — жена задала ему унизительнейшую взбучку.
Петисьон пообедал в лыжном клубе, наблюдая дефилировавших перед ним элегантных дам. После обеда он вернулся в шале, зная, что мадам Деморуз будет там прибираться.
— Говорят, ваш муж обзавелся красивыми новыми часами, — заметил он, притворяясь, будто читает «Фигаро».
— Новыми часами, мосье? А я и не заметила.
— Ах, полноте, мадам Деморуз, вы — и вдруг не заметили! Судя по тому, как блистательно наводите вы порядок в доме, вылизывая каждое пятнышко, я считаю, вы замечаете все и вся.
— Может, у него и есть часы, но не новые, — упорствовала мадам Деморуз.
— Не новые? Сколько же им? Пара недель, так мы скажем?
— К чему вы клоните, мосье?.
— А вот к чему, мадам Деморуз, — ответил Петисьон, смотри на нее в упор чуть ли не ласковым взглядом. — Пия послала вам часы, купленные ею для племянника, которые ему не подошли, не так ли?
— Верно.
— Может, вам будет угодно продолжить рассказ самой, начиная с этого места?
— Но в чем дело?
— Я объясню вам, когда вы закончите.
Мадам Деморуз пожала плечами. Она, разумеется, вела себя менее подозрительно, чем мосье Кнусперли; но ведь она женщина, подумал мосье Петисьон, и если красоты на них всех не наберешься, то искусство лжи — кладезь неисчерпаемый.
— Когда Пия прислала часы, я, само собой, дала их мужу. У меня ни на что, кроме своей работы, времени не хватает. Вечером, увидев мужа, я заметила у него на руке часы и спросила, где и как он их раздобыл. «Порядок, — сказал он, — Кнусперли наотрез отказался взять их обратно». «О, — сказала я, — он тебе их подарил?» «Нет, — ответил муж, — за них заплачено. Брать обратно он их не хочет, оставить себе не может, так должны же они кому-то принадлежать». «Нет уж, — сказала я, — Пия за них заплатила, она и хозяйка». «Но ей они не нужны, — возразил муж. — В письме ведь так и сказано». «Это все очень хорошо, — сказала я ему, — но она ведь хотела их обменять на другие». А он ответил: «Знаю, я и купил ей другие по доброте своей душевной. Обошлись мне всего в сорок франков». «Сорок франков!» — сказала я. «Ну, тридцать», — говорит. «За тридцать франков, — отвечаю, — хороших часов не купишь». «Значит, сорок», — сказал он. Выходит, муж и не должен был ей ничего покупать, мосье. Сделал он это, как сам говорил, только по доброте душевной. Не хотел оставлять ее с пустыми руками, понимаете, мосье, она ведь не швейцарка, а иностранка.
— Иными словами, мадам Деморуз, вы утверждаете, что мосье Кнусперли отказался взять часы обратно?
— Так мне сказал мой муж, — отвечала мадам Деморуз, губа сс задрожала от преждевременного гнева.
— Но мосье Кнусперли уверяет, что ваш супруг отказался отдать ему часы.
— О-о!.. О! — вскричала мадам Деморуз, подыскивая интонацию, выражающую бесповоротное осуждение подобного кощунства.
— Я никого не обвиняю во лжи, — холодно заметил мосье Петисьон. — Все, что меня интересует, это возмещение суммы, определенной мною в сто шестьдесят два франка. И я сегодня же обращусь в жандармерию.
Мосье Деморуз пребывал в обществе мосье Кнусперли, когда мосье Петисьон явился в лавку в обществе Броглио, местного жандарма. Броглио доводился кузеном Кнусперли и племянником Деморузу и имел основания не доверять им обоим. После разговора с мосье Петисьоном мадам Деморуз поспешила домой и пересказала мужу содержание их беседы. Мосье Деморуз, которого днем всегда можно было застать дома, встряхнулся и, рыча от ярости, неистово устремился вниз, в деревню. Сейчас, застигнутые в самый разгар спора, и он, и Кнусперли замерли, как изваяния. Оба довольно мрачно приветствовали жандарма, назвав его по имени — Жюлем. Представитель власти снял фуражку, тем самым показывая, что не желает выносить скандал за пределы семьи.
— Могу я начать? — осведомился мосье Петисьон.
— Я уже осведомлен о фактах, мосье, — сказал жандарм.
— Вы осведомлены о двух различных версиях событий, мосье жандарм. Теперь наш долг, как и ваш, распутав узел, установить истинные факты, — поправил его мосье Петисьон.
— Как вам угодно, мосье, — ответил жандарм, всячески старавшийся скрыть свою тупость под личиной усталости.
Он медленно достал блокнот, лизнул палец и, после долгого изучения чистого листа бумаги, отыскал на нем нужное место.
— Где часы? — осведомился он.
— Какие часы? — спросил Кнусперли.
— Насколько я понимаю, причиной конфликта послужили часы, — сказал жандарм.
— Точнее, две пары часов.
— Именно две! — страстно подхватил мосье Деморуз.
— Две пары часов? — И жандарм воззрился на мосье Петисьона с таким видом, будто тот ввел его в заблуждение. — Если речь идет о целых двух парах часов, — сказал он, — то, пожалуй, дело следует передать в управление.
— Я все объяснил вам в отделении, — с изысканным терпением напомнил мосье Петисьон.
— Мне это известно, мосье. Я, знаете ли, не слабоумный.
— Разумеется, нет.
— Вы заявили, что некая итальянская дама, Чиантелла, Пия, которая работает у вас служанкой по адресу: номер девяносто один бис, авеню Фоша, Париж, Франция, приобрела часы — одну пару часов, — он с особым нажимом произнес три последних слова, — одну пару часов в магазине мосье Кнусперли, Генриха, уплатив сумму в сто восемьдесят франков…
35
Приятного аппетита! (франц.).