Страница 6 из 7
Оставив в стороне группу психоаналитиков левого толка, а также тех из организации Фрейда, кто был уже здесь упомянут, я хочу особо отметить четырех психоаналитиков, чей вклад носит более систематизированный характер и уже приобрел гораздо большее влияние и авторитет, чем достижения других. (Я не включаю сюда первых «несогласных» – Адлера, Ранка и Юнга.)
Карен Хорни первой заняла критическую позицию относительно взглядов Фрейда на психологию женщины. Со временем она разработала подход, который, минуя теорию либидо, основываясь на значении культурных традиций, привел ко многим плодотворным догадкам.
Г.С. Салливан, также признавая важность культурных факторов, в своей концепции психоанализа как «межличностных отношениях» тоже отказался от теории либидо, хотя, на мой взгляд, его модель человека подразумевает главным образом современного отчужденного человека. Основным достижением Салливана было проникновение в мир фантазии и средств общения тяжело больных людей, – особенно больных шизофренией {4}.
Эрик X. Эриксон (Erik H. Erikson) внес существенный вклад в изучение детского периода развития и в разработку проблемы влияния общества на детство. Психоаналитическими исследованиями биографий Лютера и Ганди он, кроме того, способствовал дальнейшему развитию психоаналитической мысли. Насколько я понимаю, он не пошел так далеко, как мог бы, если бы радикальнее следовал выводам из некоторых своих логических посылок.
Большая заслуга Мелани Кляйн и ее школы состоит в том, что они обратили внимание на глубинную нерациональность человека, попытавшись продемонстрировать ее проявления в ребенке младенческого периода. Пока ее исследования не приобрели достаточной убедительности в глазах большинства психоаналитиков, включая и меня самого, но ее свидетельства выполняли функцию антидота, нейтрализуя рационалистические тенденции, которые все больше и больше проявлялись в психоаналитическом движении.
Конформистские тенденции, имевшие место у значительного числа психоаналитиков, нашли свое основное выражение в школе эго-психологии, на которой я остановлюсь подробнее, поскольку со временем эта школа стала самой влиятельной и престижной во всем психоаналитическом движении. Школу эго-психологии учредила и занималась ее проблемами группа психоаналитиков[19], которые совместными усилиями разработали систему, предназначенную для дополнения классической теории, пока шел процесс освоения уже достигнутого.
Эго-психология получила название от теоретических разработок психологов, обративших внимание на Эго, вне зависимости от того, что средоточием системы Фрейда являлось Ид – иррациональное влечение, которое мотивирует поведение человека, оставаясь для него неосознанным, – подсознательным. У этого интереса к эго имеется прекрасная родословная. Особенно после того как деление Ид – Эго – Супер-эго сменило прежнюю дихотомию подсознание – сознание, концепция эго стала центральной в теории психоанализа. Изменение Фрейдом терминологии, а в известной мере и смыслового содержания было вызвано среди прочего открытием бессознательных аспектов эго, по-видимому, превративших прежнее деление в нечто морально устаревшее. В работе Анны Фрейд «Эго и механизмы защиты» (1964) сформулирован другой опорный момент начала исследований в сфере эго-психологии – она явилась результатом органического развития, корни которого лежат в теории классического фрейдизма.
Эго-психологи особо подчеркивали, что работа Анны Фрейд не была первой декларацией их позиции. Они считали себя преемниками более ранних исследований Фрейда, посвященных бессознательным аспектам функционирования эго. Однако, несмотря на корректность цитации, которые возводили Фрейда в сан отца эгопсихологии, притязания на его «отцовство» не настолько обоснованы, как это кажется Хартману и его группе. Хотя Фрейд и проявлял все больший интерес к эго, сосредоточением его аналитической психологии продолжали оставаться бессознательные влечения, которыми мотивируется поведение, и по этой причине он был и всегда оставался ид-психологом.
«Появление на свет» эго-психологии связано с публикацией в 1939 году (через год после смерти Фрейда) статьи ее основателя Хейнца Хартмана. В статье «Эгопсихология и проблема адаптации» {5} Хартман, сосредоточив внимание на процессе адаптации к окружающей среде, заложил тем самым основу новой системы. Он ясно и четко обозначил цель своей ревизии учения. «Психоанализ начался с изучения патологии и феноменов, принадлежащих пограничной области между нормальной психологией и психопатологией. В ту пору работа была сосредоточена на Ид и инстинктивных влечениях… В настоящее время мы уже больше не сомневаемся в том, что психоанализ можно считать общей психологией в самом широком смысле и наша концепция рабочих методов, которые с полным основанием могут считаться психоаналитическими, расширена, углублена и обладает гораздо большими исследовательскими возможностями[20].
Новое значение психоанализа как общей психологии заставило эго-психологов обратить внимание на феномены, которыми пренебрегали прежние психоаналитики и которым почти не уделялось внимания в последние годы, то есть на те процессы и функции ментального аппарата, которые приводят к успешной адаптации[21]. В основу дальнейшего развития эго-психологии было заложено положение о том, что не всякая адаптация к окружающей среде, расширение знания о ней, не все в процессе возмужания носит характер конфликта. Процессы развития восприятия, предметного мышления, феномены припоминания, продуктивности развития личностной активности – хватания, ползания, хождения и, наконец, процесс возмужания находятся вне пределов конфликта. Хартман предложил принять временный рабочий термин бесконфликтная эгосфера для составляющих единство функций, которые в любой момент достигают свойственных им результатов за пределами ментальных конфликтов. Эго-психологи отмечают роль воли и «десексуализированной» чувственной энергии и «лишенной агрессивности» энергии разрушения, которые обеспечивают эго энергией, необходимой для осуществления его функций, включая осуществление волевого действия[22]. Таким образом, это положение констатирует смещение акцентов со сферы специфического интереса Фрейда к иррациональным силам, которые детерминируют волю и ограничивают функционирование эго, их трактовка Ид и Эго вводит в силу гораздо более фундаментальное отклонение. Фрейд рассматривает Ид как неструктурированный «котел бурлящих страстей», а Б. Джилл, с одобрения большинства эгопсихологов, вносит предложение рассматривать Ид как обладающее структурой и если уж не логикой, то по крайней мере своего рода до-логикой. Эго и Ид понимаются уже не как противоположности, а рассматриваются как некая конституциональная направленность менталитета. Отсюда следует, что предполагаемая Фрейдом дихотомия между принципом удовольствия и принципом реальности, энергией свободной и энергией связанной, процессом первичным и процессом вторичным также представляют собой одновременную непрерывность. Подобно Эго и Ид, они существуют как иерархический континуум сил и структур на всех иерархических уровнях. Принятое допущение о континууме стало причиной исчезновения из концепции Фрейда диалектического элемента. Конфликт между противоположностями и новое явление, возникающее в результате данного конфликта, основные в диалектическом методе Фрейда, уступили место новому взгляду, где концепцию противоположностей сменила концепция эволюционного развития внутри иерархической структуры.
Конформистский характер эго-психологии гораздо яснее просматривается в переоценке основных целей у Фрейда, чем в этих изысканных теоретических посылках. Фрейд изложил свое представление о целях психотерапии и развития человека в четкой и поэтической формуле: «Да будет Эго там, где было Ид». В этих словах выражена вера Фрейда в разум – в этом был заключен весь raison d’etre[23] высвобождения человека из пут бессознательного. Однако Хартман утверждает, что смысл высказывания Фрейда зачастую «превратно понимается»: «Смысл его вовсе не в том, что некогда был или мог быть всецело рациональный человек – в нем косвенно выражена всего лишь культурно-историческая тенденция и общетерапевтическая цель»[24].