Константин Заслонов

Томительно-медленно тянулись последние минуты. Раиса Алексеевна в сотый раз напоминала о том, чтобы Константин Сергеевич берегся, чтобы писал…

Он не отходил от девочек.

Раздался второй свисток.

Заслонов в последний раз обнял жену, крепко прижал к груди своих дорогих «бусенек».

Поезд уже тронулся.

— Папочка, поезд уже пошел! — с тревогой твердила сквозь слезы Муза. — Иди же скорей!

Она говорила одно, а думала другое: ей не хотелось, чтобы папа уходил от них, но в то же время она знала, — папа должен быть в депо.

Константин Сергеевич рванулся к выходу.

Он привычно-легко спрыгнул на полотно и стоял, глядя вслед всё быстрее и быстрее удаляющемуся вагону. Вот в окне высунулась русая головка Музы, мелькнула рука с платочком, а потом всё пропало.

Заслонов повернулся и быстро зашагал к депо.

VII

Как Женя ни пытался связывать проволокой ботинки, они развалились окончательно и с обеих сторон: с пятки и с носка. Конечно, если бы в них не играть в футбол, ботинки еще безусловно послужили бы, а так приходилось выбрасывать вон.

Работать же в депо без ботинок, когда кругом металл и тяжелые детали, было вовсе несподручно. Оставалось одно: надеть выходные, праздничные.

Женя так и решил. Он урвал утречком минуту и побежал домой переобуться.

С первого дня воины все деповцы жили на казарменном положении, и Женя впервые пришел домой.

Обрадованные мать, бабушка и сестра тотчас же принялись угощать его: поставили на стол молоко, приготовились жарить любимую Женей яичницу-глазунью.

Как ни отговаривался Женя, что он сыт, что в деповской столовой теперь кормят даже лучше, чем до войны, что ему некогда засиживаться — дорога каждая секунда, — всё-таки пришлось подчиниться.

Он переобулся, умылся и уже хотел сесть за стол, но это время на крыльце послышались шаги, и в квартиру постучались.

Женя распахнул дверь. В комнату вошли двое милиционеров — мужчина и женщина. Мужчина был лет тридцати пяти, женщина — моложе.

Бабушка, мать — Анна Ивановна, сестра — Катя и сам Женя смотрели с удивлением на непрошеных гостей: своих, оршанских, милиционеров они знали наперечет, а эти были совершенно незнакомые.

— Здравствуйте, товарищи! — козырнул мужчина. — Будьте добры, укажите нам дорогу на Красное. Мы милиционеры, ушли из Минска, который занят фашистами.

— Из Минска! — всплеснула руками Анна Ивановна.

— А на чем же вы приехали? — спросил Женя.

— Мы шли пешком, — ответил мужчина. А женщина только смотрела куда-то в сторону и как-то особенно сладко улыбалась.

— Садитесь же, пожалуйста! Отдохните с дороги! Минск ведь не близкий свет! — засуетилась бабушка.

Милиционеры стояли в нерешительности перед накрытым к завтраку столом.

— Садитесь, покушайте с дороги молочка, — предложила Анна Ивановна.

— Вот и яишенка готова, — несла бабушка на стоя сковороду с глазуньей.

Милиционеры переглянулись и сняли фуражки.

— Помойте руки с дороги. Вы же запылились! Мама покажи, где рукомойник! — обратился к матери Женя.

Милиционеры пошли за Анной Ивановной в коридор, где был рукомойник. Когда они вышли, Женя шепнул Кате:

— Беги в конвойную команду. Это шпионы.

Катя взглянула на Женю и, ни слова не говоря, юркнула в спальню.

Милиционеры, умыв руки, вернулись в комнату и сели за стол.

Бабушка и Анна Ивановна наперебой угощали путников и расспрашивали их о Минске, о войне.

Милиционеры расписывали ужасы бомбежек и пожара Минска, говорили, что не сегодня-завтра фашисты будут в Орше, что надо уходить.

Женя сидел возле милиционера, яичницы не ел, только пил молоко. Он плохо слушал, что говорят «гости», и ждал, когда же, когда придут красноармейцы.

И вот эта минута настала: дверь широко распахнулась и в комнату вошли четверо красноармейцев и лейтенант.

Бабушка и Анна Ивановна испуганно вскочили.

— Руки вверх! — сказал лейтенант, направляя на «милиционеров» наган.

Те послушно подняли руки вверх. Их заставили выйти из-за стола, обыскали, — кроме наганов в кобурах, другого оружия у «милиционеров» не оказалось.

Мужчина всё время ругался, доказывая, что это ошибка, что они милиционеры из Минска, и настаивал, чтобы тут же проверили их документы, но лейтенант не сдавался:

— Ступайте, там разберемся!

И обоих «гостей» под конвоем повели из дому.

Бабушка и Анна Ивановна были удивлены до крайности.

— Откуда ты взял, что это шпионы? — кинулись они к Жене.

— Видна птица по полету! Скоро узнаете, что я прав! — убежденно говорил Женя, собираясь уходить в депо.

— Женечка, а ты ведь так ничего и не ел. Съешь яишенки, вот осталась, — предложила Анна Ивановна.

— Что ты, мама! — вспыхнул Женя: — Чтобы я ел ту же яичницу, что и шпионы? Выброси ее вон!

— Верно, Женечка, верно! Я ее сейчас выкину в помойное ведро. А ложки кипятком ошпарю! — говорила бабушка, с брезгливостью собирая со стола.

Через час весь поселок знал: пол видом милиционеров оказались самые настоящие шпионы.

Женя был в депо героем дня. К нему подходили токари, слесаря, машинисты — просили рассказать, как он поймал фашистских шпионов.

Подошел и Заслонов.

— Почему они пришли к вашему дому? — спросил он.

— Дом Кореневых — самый крайний от поля — ответил за друга Леня Вольский.

— А как же ты, Женя, всё-таки догадался что это шпионы?

— Уж очень на них. Константин Сергеевич, всё было новенькое с иголочки. И сами говорят, — шли пешком из Минска. Это ведь двести девять километров, а на сапогах ни пылиночки. И лица не запылены, не усталые. Потом выговор: говорят по-русски чисто, но как-то очень уж старательно. А женщина эта сказала вместо «мед» — «миод». И самое главное, — очень они напуганы фашистами. Так советский человек не думает! Советский человек не боится фашистов! — горячо сказал Женя.

— Молодец! — хлопнул его по плечу Заслонов.

VIII

Советская Армия мужественно задерживала фашистские полчища, но фронт всё-таки приближался.

Дыхание войны обжигало Оршу, и железнодорожники оршанского узла уже попадали в бой.

В Борисове отличился машинист «ФД» — Толя Алексеев.

Он оказался со своим паровозом на станции Борисов в те часы, когда фашисты занимали город.

Все груженые поезда ушли. Оставался только один состав порожняка, который «ФД» должен был увести.

Через железнодорожный путь с визгом проносились снаряды: шла артиллерийская перестрелка между советской и фашистской артиллерией.

Но не это было препятствием для вывода состава.

В товарный состав, ушедший из Борисова, сразу же за железнодорожным мостом, попал фашистский снаряд. Несколько вагонов сгорело, а задние сошли с рельсов и стояли, наклонившись на соседний путь. Они почти загородили дорогу.

Пробиваться через такое препятствие было рискованно.

Но что же делать? Оставить свой родной комсомольский «ФД» врагу? Никогда!

В ушах Алексеева еще звучали слова товарища Сталина о том, чтобы не оставлять врагу ни одного паровоза, ни одного вагона.

Его бригада — помощник Пашкович и кочегар Белодед — тоже не допускали мысли, что можно уйти с паровоза.

— Поедем! Пробьемся! — уверенно говорили они.

И Алексеев решил ехать.

Он мчался со скоростью шестьдесят километров в час.

Страшный удар потряс паровоз. Сзади что-то трещало, крошилось, ломалось, но «ФД» несся вперед.

Мощный советский паровоз выдержал и это испытание.

Поцарапанный, с вмятинами на тендере, он всё-таки благополучно вывел из Борисова состав.

Когда Алексеев вернулся в Оршу, Заслонов, крепко пожав ему руку, сказал:

— Молодец, Толя!

Алексеев улыбнулся и ответил:

— Не я молодец, а советский «ФД»!

В Орше уже шла эвакуация. Мосты через Днепр и Оршу были заминированы. Учреждения уезжали на восток.

Спешно эвакуировалось и депо: Заслонов получил приказ начальника Западной железной дороги.